Евграф был записан в солдаты еще отроком и начал свою военную карьеру в доме известного генерала, там же он самостоятельно выучился грамоте, пристрастился к рисованию и еще забил голову кучей ненужных знаний. Генерал был членом Военной комиссии, которая занималась переустройством и улучшением армии. Чиновники писали циркуляры, штабные писари старательно переписывали их, а художники усовершенствовали военные костюмы, скругляя поля шляп, перенося опознавательные кокарды слева направо, меняя цвета офицерских шарфов, а также внося новые подробности в полковые гербы и штандарты.
За какую-то провинность Евграф был сослан, как говорили тогда, на театр военных действий. Он попал в совершенно новые условия, где носили мятые кафтаны, нечищеные сапоги, забывали пудрить парики и правильно обвязывать косы на затылке. Здесь они не оплетались, как положено по уставу, черной кожей, а заматывались дрянным вервием. А холстинные штиблеты-манжеты, а галстуки - ведь одно название, что белые! Срам, да и только. Но знания-то об идеальной армии остались, их просто так из головы не выметешь. А денщик, хоть и не любил воевать, находил особую красоту в военном строе и выправке.
Обмундирование Матвея Евграф содержал в образцовом порядке, но лишней работы не любил, а потому просьба Крохина как бы повисла в воздухе, не поддержанная толковым ответом.
Крохин ушел глубокой ночью. Матвей тут же завалился спать. Он уже видел сон - все луга какие-то да ручьи с изящно изогнутыми мостками, отдаленно напоминавшими женское бедро - когда от приятного зрелища оторвал его непонятный звук. Со сна Матвей не сразу сообразил, что стучали не в дверь, а в окно, стучали меленько, настойчиво, и стекло методично позвякивало, как плохо притороченная в повозке посуда.
Матвей всмотрелся в сумрак. Неведомый мужик в круглой с малыми полями шапке знаками просил, чтобы он открыл окно. Но это уж что-то совсем выходящее из ряду! Матвей показал мужику кулак, но тот вскинул руки, как бы показывая, что не вооружен и вообще не имеет плохих намерений, и вдобавок состроил гримасу, отдаленно напоминающую улыбку. Темно ведь, не разглядишь, скалится он, подобно волку, или полон радушия.
Что делать, пришлось открыть. Вместе с мартовским холодом через окно как-то очень ловко и неслышно перевалилась фигура пришельца, одетого в какую-то дерюгу, словом, очень невзрачного. А по выговору отнюдь не крестьянин. Гость еще вторую ногу до полу не донес, а уже зашептал, поднося палец к губам:
- Тихо, только тихо. Дело секретное. Князь Козловский, я не ошибаюсь?
- Ты кто? - тупо спросил Матвей, пытаясь зажечь свечу.
- Ой, трудно я до вас добирался, - прокряхтел незнакомец, не отвечая на вопрос.
- Да зачем я тебе понадобился?
- Тихо, не кричите. Вот бумага. В ней написано, ваше сиятельство, что вы должны помогать по мере сил подателю сего.
- Я никому ничего не должен, - отчеканил Матвей ледяным тоном, но звук все-таки приглушил. - Извольте, сударь, - он особенно напирал на это обращение, - назвать себя или я вас выставлю вон.
- Зря вы горячитесь. Я агент на службе государства Российского. С вами я знакомства не имел, но с Родионом Андреевичем мы славно послужили отечеству. Петров моя фамилия.
- А… Так вы тот самый?..
- Тот самый.
Матвей вдруг страшно обиделся: и на судьбу, и на дождь за окном, и на неприступный Данциг, а более всего на этого невзрачного человечка, на котором крестьянская одежда сидит так, словно он ее век носил. Шляпа мокрая, руки от холода красные, как гусиные лапы, а рожа выражает полную невозмутимость и довольство собой.
- К делу тайного сыска я никогда касательства не имел… Я дворянин, поручик, воин, если хотите. А то, что мы с Родькой ездили в Польшу с тайным заданием, еще ни о чем не говорит. Я тогда просто шкуру свою спасал.
- Это понятно, ваше сиятельство. Но ведь жизнь как устроена. Кто хоть раз шкуру свою в ломбард снес, тот непременно еще раз понесет. И становится сей человек как бы вечным должником. Вы не переживайте так. Кто-то ведь должен во время войны информацию поставлять. И смею вас заверить, этим занимаются вполне достойные люди.
Сам того не ведая, Петров перефразировал одного из лучших агентов своего времени - Даниеля Дефо. Автор Робинзона Крузо как-то сказал: "Шпионаж и сбор информации - это душа государственных дел!"
Но Матвею не хотелось вникать во все эти тонкости. Он с грустью смотрел на пламя свечи и думал - чего потребует у него этот невзрачный человечек? Может быть, надо будет сейчас вместе с ним выйти в ночь и бежать куда-нибудь по темной дороге, а то и ползти ужом по грязи, высматривая из-за кочки вражеские редуты. Но Петров повздыхал для приличия, а потом не выдержал:
- У вас поесть чего-нибудь нет? Горяченького… Я последний раз утром ел.
Сговорились они все, что ли? Матвей заглянул в котелки. Фасоль выскребли до дна. Но щи были еще теплыми. Краюха хлеба не то чтоб очень велика, но на перекус хватит.
- Мне, конечно, с Родионом Андреевичем было бы сподручнее, - разглагольствовал Петров, ловко орудуя ложкой. - Надежный человек, но нет его.
Поел, вздохнул и перешел к деловой части разговора:
- Шамбер в Данциге.
- Так он жив? - не удержался от восклицания Матвей.
- А что ему сделается. Эта порода живучая. Хромает только. Палка у него знатная - металлическая с набалдашником, покрытым зеленой кожей. Он чуть из-за этой палки не попался, но обошлось.
- Слушайте, Петров, говорите толком. Я ничего не понимаю. Что обошлось?
- Я их сиятельством приставлен к оному Шамберу, как нитка к иголке. Моя задача следить за его поступками и передвижениями и доносить куда следует. В Варшаве Шамбер лечился от ран и жил в особняке под охраной. А с палкой вот какая штука приключилась. Шамбера привезли в Данциг тайно с крестьянским обозом. В город трудно попасть, а выйти из города еще труднее. Пускают только попов, нищих и женщин. А хромого Шамбера разве что нищим можно было нарядить. Но отказались от этой затеи. Уж очень он заметен.
- Да вы-то откуда знаете, что поляки хотели и почему отказались?
Петров поднял палец:
- Потому что внимателен и слушать умею. Я хороший агент. Так вот. Шамбер в сене сидел. Русская охрана обоз осмотрела и пропустила. Палка эта с набалдашником из сена торчала, но солдат, по счастью, ее не заметил. Сам я прошел в Данциг без помех, поскольку назвался местным жителем. Крестьянское сословие в город пока пропускают. Теперь я буду в Петербург доклады писать, а вы при мне как бы связной. Ясна задача?
"Не слабо, - прошептал Матвей и мысленно повторил по-французски: - Па феблема!"
Далее Петров сообщил, что сюда вот-вот приедет Миних со свитой и канцелярией. Так вот, в канцелярии у фельдмаршала есть секунд-майор по имени Боборыкин. Матвей должен этого Боборыкина найти и передать ему пакет. То, что Петров называл пакетом, оказалось туго свернутыми листами бумаги, обернутыми в льняную ткань.
- Найдете Боборыкина, скажите ему такие слова: "Евграф вам с детками привет передает".
- С какими еще детками?
- Вы запоминайте, потому что это словесный шпионский шифр.
- Ладно, запомню. У меня денщика Евграфом зовут.
- Вот и славненько. Пакет отдадите без всяких объяснений. Боборыкин сам знает, что с ним надо делать, а вам лишние знания ни к чему. А теперь я пойду, пожалуй.
5
Фельдмаршал Миних со свитой явился под Данциг пятого марта. Его сопровождал прусский конвой. Как предсказывал Васька Крохин, тут же был созван военный совет. Но прошел он быстро и без надлежащей важности. Куда более ярко выглядело отправление к стенам осажденного города трубача и офицера с прокламацией. Этот документ, написанный решительно и напористо, призывал жителей Данцига немедленно отступиться от Лещинского и впустить в город русскую армию. На раздумывание было дано двадцать четыре часа.
Мог бы фельдмаршал и один час дать, итог был бы тем же. Данциг уже поставил на Францию и передумывать не собирался. Конечно, это большой риск, но стены города были хорошо укреплены, а обещания маркиза де Монти так зазывны. Обыватели поверили французскому послу и его армии и сами пошли в добровольцы. Из Парижа прибыли в Данциг французские инженеры. Швеция тоже поучаствовала в общем деле, выслала в город сто отлично экипированных офицеров.
По прошествии суток Миних созвал второй совет. На нем он высказал мнение, что с городом надлежит поступать без всякого сожаления, то есть бомбить и атаковать. Беда только, что бомбить нечем, артиллерия еще не подошла и неизвестно, когда будет. Ласси поддержал фельдмаршала в том смысле, что мало того, что артиллерии нет, так и войск недостаточно. Необходимо перевести под стены города армию из Варшавы, а также пополнить ряды за счет саксонцев и самих поляков.
Миних со всем согласился, вздохнул и приказал строить редуты, но при этом не отказался от идеи еще раз попробовать силы. В конце недели была предпринята атака на богатое предместье Шотланд. Предместье было хорошо укреплено, и успех русских объяснялся лишь внезапностью нападения. Сто человек неприятеля было убито, но главное, были захвачены пушки и склад оружия. На следующий день из этих самых пушек уже палили по Данцигу трофейными ядрами. Были также захвачены магазины (по нашему склады) с продовольствием. Словом, вылазка удалась.
Матвей Козловский тоже принимал участие в сражении за Шотланд. Погода была скверная, дождь лил как из ведра. Море штормило, а потому ветер с залива дул просто с сатанинской силой. И все это ночью, в кромешной тьме - глаз выколи! Но настроение оставалось великолепным. Единение с солдатами, крики "ура!". Эдакая резвость во всем теле и порыв! Страха, что убьют, не было, все затмил собой восторг битвы.