- О, добрый человек! Возьмите у меня моего меньшенького. Усыновите его. У меня, несчастной, на руках четверо ребят, да еще скоро рожу. Сил нет! А муж бросил меня. Нашел вдову и ушел к богатой старухе. Дети мои обречены на голод и лишения. Будьте благодетелем, помогите! Никто не хочет брать на работу беременную женщину, да еще с этакой оравой голодных ртов. Не знаю, как мне теперь и жить.
Женщина умолкла, как бы представляя себе свое мрачное будущее, а потом снова заговорила:
- Семья, где я батрачила, вчера утром перекочевала на другое место, и мы остались на пустом стойбище. Вот и несет меня, как перекати-поле, куда ветер дует… Сегодня утром вскипятила в воде несколько накрахмаленных хадаков и напоила детей этой жижей. - В подтверждение своих слов она вытащила из-за пазухи мокрый комок.
Всадник спешился, подсел к женщине и стал внимательно рассматривать спящего ребенка. К ним подошла худенькая девочка в выцветшей рваной рубашке из синей далембы. На спине она тащила мальчугана. Застенчиво опустив глаза, девочка искоса взглянула на незнакомца с толстой черной косой, одетого в выцветший чесучовый дэл.
- Как зовут его? - спросил женщину всадник. - Он мне пришелся по душе. Если мы с тобой договоримся, маленького, пожалуй, можно будет взять в сыновья.
- Его зовут Ширчин, благодетель… Мы с благодарностью примем все, что вашей милости будет угодно за него дать. Вы ведь не обидите бедную женщину, у которой нет даже своего крова.
- Ну, если так, усыновлю твоего малыша. Меня зовут Джамба. У нас с женой детей нет. А в долгу я не останусь. Может быть, этому малышу суждено поддержать огонь нашего очага и стать продолжателем нашего рода… Дам я тебе за сына палатку, правда, она не новая, и в придачу корову с теленком и старого вола. На нем ты будешь перевозить детей и свои пожитки. Ну и жена даст что-нибудь из еды и одежды.
- Пусть будет так, как вы говорите, Джамба-гуай, - тихо промолвила женщина.
Но Джамба вдруг сердито кашлянул. Все-таки надо дать понять этой нищенке, что он не ровня ей. С важным видом он проговорил:
- Но ты смотри, хоть мы и усыновим Ширчина, не вздумай пристать к нам, как чесоточный клещ. Поживешь у нас с недельку, пока мальчишка привыкнет, а там каждый пойдет своей дорогой. А сейчас подожди меня здесь, я достану у кого-нибудь телегу и отвезу вас к себе…
Пахнет степным разнотравьем, без умолку трещат кузнечики. Жарко. Время тянется медленно.
В разгар полуденной жары на телеге подъехал Джамба. Рядом с ним на войлочной подстилке сидел мальчик-чабан. В руках у него был медный кувшин с чаем и тарелка с сыром и молочными пенками.
- Ну-ка, попейте чаю, да и в путь. Если поспешим, к вечеру доберемся до дому. Овец и коз твоих чабан попасет вместе со своими. Я обо всем договорился. Вола обратно приведешь, когда будешь возвращаться. За этой семьей, помнится, есть небольшой должок. Я прощу им долг, а они на лето приютят тебя. Уживетесь, так и зимовать останетесь. Помоги им, поработай у них. Твоя старшая дочка уже может скот пасти.
II
Жертвоприношение огню
Подари нам птицу счастья - птицу Гамаюн!
Махтумкули
В небольшом хотоне царило необычное оживление. Джамба в честь усыновления Ширчина решил устроить жертвоприношение владычице огня Гайлайхан.
Юрта чисто прибрана, очаг очищен от золы, и в нем ровным квадратом насыпан желтый шелковистый песок.
С четырех сторон расставлены очиры - да будет сильным потомство, да будет неугасимым очаг! В центре очага маленькая фигурка козла, сделанная из теста, окрашенная красным настоем, в спину воткнуты три факелочка, обернутые промасленной ватой. Вокруг уложены прозрачная пленка с жиром жертвенной овцы и выкрашенный в синий цвет аргал. Празднично одетые мужчины, женщины и дети чинно расселись в восточной и западной половинах юрты.
Старик Батбаяр, самый старший из всех, однако все еще стройный и широкоплечий (в молодости, говорят, он был могучим борцом), с седыми усами, концы которых были опущены, с седой окладистой бородой, чиркнул огнивом и зажег священный огонь. Затем, переворачивая листы пожелтевшей от времени миниатюрной сутры, он начал громко читать молитву богине огня Гайлайхан:
Возникшая из слова священного РАМ,
Рожденная великих риши чародейством,
Святая, чистая душой,
Сжигающая твердь и разгоняющая мрак,
Огня пресветлая царица, моя Мирандза,
Чтя происхождение твое
И славные твои деянья вспоминая,
Вершим мы это по завету Суту Богдо
И по примеру мудрой ханши Сутай!
В пустынном мире благостью твоей
Рожденные сыны твои,
Все именитые и знатные мужи,
Собрав всех подданных своих
И в златотканые одежды облачившись,
Тебе приносят в жертву жир и масло,
Творят молитву и хвалу тебе возносят!
Со словами молитвы Джамба, одетый в шелковый дэл, от дверей трижды поклонился очагу, затем повернулся лицом к двери и отвесил еще три поклона божеству - хранителю входа.
Сидевшие в юрте со словами "гургий, гургий" передавали из рук в руки маленький хуг - имитацию настоящего. Они просили владычицу огня, чтобы она ниспослала им благополучие, чтобы стада их росли и множились. Обернутую в хадак грудину жертвенной овцы бросили в огонь, и от жира пламя вспыхнуло и загорелось еще ярче.
Торжественные слова молитвы, которая некогда была гимном воинственных феодалов, и самый обряд жертвоприношения не вязались с обстановкой закоптелой юрты простого арата, но присутствующие этого не замечали, и обряд шел своим чередом.
Мы просим, ниспошли нам в дар
Собак огромных за порогом юрты,
Рабов и девушек-рабынь
И скакунов с востока
Из земли чжурчжэней,
Верблюдов из страны
Черных токмаков,
Сребра и злата с юга,
Из Земли Дайбунхана,
Могучих яков из Земли тибетской,
Кольчуг блестящих из Страны железных гор -
Мы просим, ниспошли нам в дар!
Хурай, хурай, хурай!
Торжественно и благоговейно повторяли собравшиеся слова молитвы вслед за стариком. По кругу - по ходу солнца - шло медное блюдо с молочными кушаньями: арулом, хурутом, урумом и сыром, леденцами и урюком. Они передавали блюдо и громко выкрикивали: "Хурай, хурай!" - призывая в дом хозяина благополучие и богатство.
Мать Ширчина сидела в новом чесучовом дэле, подаренном ей Дэрэн - женой Джамбы. Обе ее дочки и сынишка, довольные, раскрасневшиеся от духоты, громко кричали: "Хурай, хурай!" А маленький Ширчин, в честь которого справлялся весь этот праздник и который с этой минуты становился продолжателем рода Джамбы, хранителем священного очага, сидел на коленях у приемной матери, ухватившись ручонками за ее дэл. Дети как ни в чем не бывало уплетали сладости, глядя на огонь.
На следующее утро мать Ширчина с тремя детьми, захватив узелки с едой, запрягла в телегу старого вола с длинными рогами, полученного в уплату за мальчика. Вол ходил раньше в караване и потому привык двигаться размеренно. Сбоку к телеге она привязала того вола, что нужно было вернуть, сзади - корову, к хвосту коровы - теленка. Так они отправились в путь.
- Мама, а Ширчин приедет к нам? - спросила старшая девочка.
- Нет, не приедет. Ширчин со вчерашнего дня стал сыном Джамбы-гуая. Теперь он будет сыт, обут, одет. Да и нам теперь будет немного полегче. Видишь, у нас есть и вол, и корова, и хоть старенькая, но все же своя палатка. Джамба-гуай человек скупой, но его жена оказалась доброй женщиной. Смотри, сколько еды надавала. И далембы на дэлы для вас не пожалела.
- Ширчин, когда вырастет, тоже станет скупым, как Джамба?
- Не знаю, дочка. Это уж как у него жизнь сложится.