– Так точно! В своем! – отрапортовал Львов.
Фадеев трубку от ярости бросил, телефон казенный сломал – иномарки по Москве шныряют, как птицы по небу! Велели все без исключения упразднить, а на эти никто руку поднять не осмелился! Что за народ! Пришлось самому в Кремль ехать, Вожатого беспокоить. Вожатый список находившихся в личном пользовании иностранных автомобилей к глазам поднес, изучает.
– Так что тебе, товарищ Фадеев, неясно? – снимая тонкие золотые очки, спросил Он.
– Как с машинами иностранными, оставшимися в городе, поступать?
– Как? – переспросил Вожатый. – Никак не поступать! Все эти машины с моего разрешения получены. Ты что, забыл? К тому же среди них ни одного иностранца нет. Эти граждане – наша гордость, пусть они спокойно ездят. А вот с дочкой Сергея Тимофеевича поговори, "Хорьх"-то я папе на день рождения дарил, а не для того, чтобы эта зазноба по магазинам раскатывала.
Фадеев понимающе кивнул.
– Ладно, иди!
Тем не менее Вожатый считал, что с иномарками недоработал, надо было все их – на хуй! Никому ничего не оставлять. Миллиардер Хаз сам на "Чайку" попросился, а для своей возлюбленной все-таки "Мерседеса" выклянчил, а если балерине "Мерседес" разрешили, то и патриарху, и другим заслуженным товарищам машины оставить пришлось. Нехорошо получилось.
– Недоделанное дело! – переживал Вожатый.
Главный идеолог страны, Редактор товарищ Фадеев, водителям личных заграничных автомобилей, органавтам-секретчикам, строгий приказ дал:
– Если кто из толпы обывательской спросит: "Как машина? Сколько выжимает?" – убедительно и четко отвечать: "Полное говно! Еле едет, сука, хоть поленом ее еби! Это только на вид она охуительная! Ждем не дождемся, когда на родимый "Москвич" переберемся!" – И целый перечень инструкций, как себя водителю в подобных случаях вести, приложил.
35
В самом сердце Москвы целый квартал жилых домов снесли, и все ради того, чтобы Московский зоопарк увеличить. Хотели сначала в два раза его расширить, а вышло в пятнадцать, зато зоопарк получился – всем зоопаркам зоопарк! Между улицей Горького и Красной Пресней, с одной стороны, Садовой-Кудринской и Бутырским валом – с другой, он раскинулся. С какого конца ни заходи, сразу в дикой природе окажешься. С этого края зашел – в вечнозеленые джунгли угодил, с противоположного шагнул – в выжженной солнцем Сахаре оказался; следующий вход – Арктика; а в последние ворота направился, понятное дело, все как у нас: леса, поля и топи. Целый день с детями за руку по зоопарку бродишь, мороженое с ромовой бабой грызешь, а весь зоопарк ни за что не обойдешь, ноги отвалятся! Вот бегемоты толстозадые в озере мутные пузыри пускают, подальше пятнистые жирафы-великаны неспешно вышагивают, молодые побеги с эвкалиптов кушают, левее антилопы армейским табуном пронеслись, кровожадного льва перепугались, на соседней поляне неуклюжий носорог топчется, глазки ма-а-аленькие, размышляет, чего бы поделать – побегать или похавать сперва? Рогом из стороны в сторону водит, нервничает. А что вы хотите – Африка! Если дальше потопаете, через полтора километра в другом климатическом поясе на пингвинов наткнетесь. Сидят пингвины толпой на айсберге, переглядываются, крыльями-ластами помахивают, замороженную рыбу за обе щеки наворачивают, а головой при этом вертеть туда-сюда не забывают, остерегаются – вдруг морской леопард из глубины вынырнет и за ноги – цап! Здесь хоть и зоопарк, а все, как в жизни, рот раззявил – и сожрали за милую душу! Когда пингвинов на льдине совсем мало останется, из соседнего морозильника новых подвезут. Но людям никаких забот и опасностей в зоопарке нет – ходи, глазей, отдыхай!
Помимо зоопарков во всех крупных городах морские аквариумы завели. По миру рыб всяческих в океане отлавливают и к нам волокут. За последние годы такое многообразие морское развели, что ихтиологи в рыбах попутались, за голову схватились: "Что за рыба у кормушки плескается – ну черт его знает!" Морские аквариумы поначалу куда любопытней зоопарков были, пока зоопарки в приказном порядке не расширили и зверям вольную не дали.
– Надо людям нашим развлечений больше устраивать. Аквариумы, зоопарки, стадионы, залы тренажерные, слайдотеатры, самодеятельность, чтобы эмоциями хорошими сердца переполнялись, а не гнусной пошлятиной! Тогда и в семьях, и на производстве порядок будет! – подсказывал Вожатый.
У нас – все для народа, ничего для людей не жалеем. Только так прогрессивное общество устроено, а ведь все Он, наш Вожатый! Дай Бог Ему многие лета! Мно-о-о-гия ле-е-е-е-та-а-а!!!
36
– А с водкой что делать? – поинтересовался товарищ Фадеев, – ведь по любому поводу рюмку в рот тянут!
– Водку пусть пьют. На фронте бойцам каждый день положенные сто грамм наливали. Ничего плохого от водки не произойдет, даже для желудочно-кишечного тракта водка хороша, можно сказать, полезна, а для головы так просто замечательна! Вот если водку у человека отобрать, тогда беда! В одночасье взбунтуется. Водку не трогать! С водкой и нашего брата переносить легче, а когда тяпнешь, в сердцах и власть поругать можно. И пусть ругают, мы за это не обижаемся! – разъяснил Вожатый.
Районы Строгино, Крылатское и Рублево целиком под снос пошли, ни одну постройку там не пожалели, и все ради того, чтобы ботанических садов в городской черте прибавилось. На месте снесенных районов такие леса тимирязевцы забубухали – заблудиться можно. Если компас в карман брезентовой куртки не бросил, долго будешь среди деревьев аукать. А лес, как известно, – сплошное здоровье. Сейчас мощные легкие Москве необходимы, чтобы всякую дрянь на кислород перерабатывать. Экология-то у нас ни к черту! А раз подпортили экологию, значит, пришла пора лесные массивы восстанавливать! Вот и начали городские кварталы кокошить, места для зелени отвоевывать.
В предыдущую пятилетку с транспортными заторами в столице борьба велась, а мы, как с чем-нибудь бороться начнем, никогда вовремя себе "Стоп!" не скажем, остановиться не можем, словно нас кто сглазил! Так и тогда получилось, все, на хрен, забетонировали, обетонили, заасфальтировали, эстакадами и мостами хитроумными простор городской урезали, а теперь – спасай!
37
Левка давно спал. Сергей Тимофеевич сидел в столовой и мелкими глоточками пил обжигающий чай. Накануне скорая помощь увезла Клавдию Ивановну в больницу – тяжелый сердечный приступ. Кремлевские доктора уверяли, что все обойдется. Но пока легче не становилось, так и лежала супруга Министра под капельницей, в реанимации. Вошла Ирка и присела рядом. За окнами совсем стемнело. Напротив, в Юсуповском, вспыхнули бледные фонари, но в столовой никто света не зажигал, так и сидели в полутьме. Благоухание жасмина заполонило комнату. В распахнутые окна вместе с дурманящими запахами цветов и трав проникала успокаивающая прохлада Москвы-реки, доносилось пронзительное стрекотание насекомых, пение ночных птиц, гортанное кваканье лягушек, плескание крупной рыбы. Лето кругом.
– Я беременна, папа, – тихо призналась Ирка.
– Беременна?! – повторил Сергей Тимофеевич и уставился на дочь.
– Да.
Сергей Тимофеевич одним залпом допил чай и резко отодвинул чашку.
– Беременна! – еще раз проговорил он.
Ирка не отвечала.
– От кого? – спросил Министр.
– Не от Володи, – называя имя бывшего мужа, ответила Ирка. – Я буду рожать, папа. Я его люблю, и он меня тоже.
Сергей Тимофеевич внимательно смотрел на дочь и ничего не отвечал. Он не знал, что в этом случае говорить.
"Может, закричать? Садануть кулаком по столу? Глупости. Беременна! Хочет рожать!" – мысли как шальные носились в голове.
– Я хочу замуж, папа, – повторила Ирка. – Он тоже хочет ребенка, – добавила она.
– Докрутилась! – протянул Министр, разглядывая полупрозрачную кофточку и приталенную короткую юбку дочери.
Ирка молчала.
– Замуж! – невесело протянул он.
– Да. За отца моего ребенка, – и она погладила себя по еще не округлившемуся животику. – Я очень его люблю, папа, давно.
– А он-то рад! – хмуро улыбнулся Сергей Тимофеевич. – Министерскую дочку окрутил!
– Не говори так, папа, ты ничего не знаешь!
Они смотрели друг на друга.
– Он не женат, папа. Никогда не был женат. Он сказал, что искал меня всю свою жизнь.
– Всю свою жизнь! – передразнил Министр. – Сколько ему лет-то?
– Сорок восемь.
– Сорок восемь! – хмурился Сергей Тимофеевич. – В твоем институте ошивается?
– Нет. Я хочу его пригласить завтра, можно? Жалко мама в больницу попала. Вот бы она обрадовалась. Я ей давно все рассказала, – счастливо заулыбалась Ирка.
Сергей Тимофеевич ничего не ответил. Он тяжело поднялся из-за стола, собираясь уходить к себе, Ирка встала за ним.
– Папа, ну что, можно? Мы завтра вместе придем?
– Можно! – устало кивнул Сергей Тимофеевич и медленно пошел наверх в спальню.