– Да, мы не размениваемся на мелочи, не отвлекаемся на сюси-пуси, но в этом и заключается наша сила! Зачем нам отвлекаться? Люди одеты, обуты, сыты, заняты делом, рождаются дети, счастливые лица вокруг! А почему? По кочану! А они за морем только бубнят. – Он сделал паузу и внимательно оглядел присутствующих. – Завидуют, сволочи, что им остается делать! Мы сильны, потому что не умничаем, не спорим с пеной у рта, какую пластинку слушать, не паясничаем перед зеркалом, соображая, какой костюм надеть, не выбираем, какими духами нынче подушиться и как эти дурацкие духи называются! Не гадаем, что приготовить на ужин, мечтательно загибая пальцы, – продолжал Он. – Никчемные вопросики! Жри, что дают!
А посмотрите, что творится у них! Демонстрации, забастовки, стычки, убийства! В столицах баррикады на улицах, и это в Европе, где все должно быть чинно-благородно, цивилизованно, как они выражаются! Так вот хер вам! Езжайте в Париж, в Лондон и полюбуйтесь, что там делается! А голод, а эпидемии в Африке? А войны в Азии, которая никак не может поделить с соседями границы?! Копайтесь лучше в своем дерьме, дорогие прорицатели, а нам не мешайте! – отмахнулся Вожатый и отхлебнул "Кремлевской".
"Обезличивание общества!" – пишут они, а разве двуличным легче? Сказал – одно, подумал – другое, сделал – третье! Где тогда правда? – разводил руками Вожатый.
Заседатели Палаты завороженно глядели на оратора, двое из них подобострастно кивали, третий, примостив на коленях тетрадку, пытался конспектировать, а еще один с ходу запоминал.
– Говорят, что мы историю уничтожили. Почему у нас истории нет? Да мы сами история! Здоровые дети – вот наша история! – раздраженно проговорил Вожатый. – Человек собственной жизнью живет, ею до краев полон, все про себя знает и никогда себе не соврет! У каждого в сердце своя история, что вам еще надо?! А как напишут в толстых учебниках, никакого отношения к реальным событиям не имеет! Вымысел, вздор! Как нравится, так в своем учебнике и распинайся! Вот и получается, – вставая, продолжал Вожатый, – что никакой истории не существует! Так чего ж ее зубрить?! Зачем к ней цепляться? Если ты начнешь вспоминать какой-нибудь случай, расскажешь первый раз подробно, потом, через неделю, покороче, потому что нет настроения, потом еще сто пятьдесят раз будешь пересказывать с разными подробностями кому попало, а те, в свою очередь, станут передавать дальше, в конце концов, все перепутается, переврется и, кроме пустой болтовни и вранья, ничего не останется, а тем более исторической правды! А если начистоту, то история отвлекает, мешает заниматься настоящим делом. Даже молоко вскипятить спокойно с историями не получится, сбежит!
Я радуюсь, когда процветают науки, когда ученые совершают открытия. Меня озноб пробирает, когда читаю "Вестник Академии точных наук". Сколько новых химических соединений нашли применение в металлургии, в фармакологии, в пищевой промышленности. А Народная академия медицинских наук? Сколько болезней отступило перед знаниями врачей! А Тимирязевская сельхозакадемия! Они не только знают, как собрать урожай, но и как управлять погодой! Им точно известно, когда пойдет дождь – утром, вечером или в обед, или не пойдет вообще, и какое количество осадков выпало за месяц! Разве это не замечательно? Педагогическая академия под руководством академика Цендера формирует новый подход к воспитанию не только детей, но и взрослых! Их-то, заскорузлых, тоже надо воспитывать, еще как! Наука служит народу, а история, по существу, миф, мираж, недоразумение! Сегодня Я есть, значит Я – история, а завтра кто знает, что произойдет! – усмехнулся Вожатый. – Вот и пойми эту историю, на кой хрен она сдалась!
24
Они сидели на диване, Он и Доктор. Доктор жил в уютном кирпичном коттедже, сразу за теннисным кортом. Каждый день Доктор приходил к Нему и засиживался до позднего вечера. Так и сегодня, расположившись в гостиной, они собирались слушать музыку и разговаривать.
– Где Наталья Сергеевна? – поинтересовался Доктор.
– Пошла поплавать. В бассейн привезли свежую воду из Красного моря. Ей нравится плавать в Красном. Каждую среду я отправляю в Египет грузовой самолет. За неделю вода портится. Хочу заставить привозить вместе с водой и рыб. В коралловых рифах рыбки удивительной красоты попадаются. Будет с рыбками плавать! – довольно проговорил Вожатый.
Доктор улыбнулся.
– Вчера поручил архитектору Пасохину к обратной стороне дома пристроить бассейн с коралловыми рифами, чтобы полная иллюзия Красного моря возникала, – оживившись, добавил Вожатый, – Наташе должно понравиться.
Доктор кивнул. Эта держалась у Вожатого целые двенадцать лет.
"Слишком долго", – подумал Доктор.
Прежнюю, Марину, пришлось отравить. Стала слишком самостоятельной, всюду совала нос, думала, что за два года приворожила Его к себе, и красавицу понесло, раскомандовалась. Под конец спуталась с одним слащавым подавальщиком из внутренней обслуги. Когда Вожатый просмотрел фотодокументы, так разволновался, что выбил Фадееву два передних зуба, а Маринку приказал зарезать. Убийца замер за шторой в девичьей спальне, и если бы не глоток отравленного морса, персидские ковры и шелковые портьеры пришлось бы долго отмывать от крови и мочи.
"Нечего сказать, разбирается в людях, – ехидно скривился Доктор, – а алчную дуру Маринку не разглядел!"
С полгода Вожатый слонялся как неприкаянный, напрочь забыв об охоте в любимом Завидово, и ни разу не слетал на отдых в Забайкалье, пока в Архангельском, у сына, не наткнулся на эту лапочку. Сын отдал ее Отцу без тени огорчения.
– Да забирай!
Вожатый еще с год присматривался к девушке, определив в кремлевскую канцелярию. Наталья Сергеевна оказалась родом из Ялты, город такой рабочий на Черном море. Там построен крупнейший в мире завод по добыче из морской воды сероводорода, кроме завода и бараков ничего интересного в Ялте нет – выжженная химией пустыня, ни листика, ни травинки. А море такое гадкое и вонючее, что страшно к нему приближаться. Из окрестных гор рудоуправление делает щебенку и продает туркам. Турция забирает и этот вонючий сероводород, из которого производит шелковые ткани. Только никакого отношения к шелку эти ткани не имеют. Тысячи паромов между Турцией и Ялтой шныряют туда-сюда, перевозят грузы и загрязняют окружающую среду. Когда в Ялте грузовой порт расширили, понаехало туда со всех закоулков торгашей и всякого сброда, бегают, суетятся, решают, кому что продать и куда морем перевезти. В то время последние коренные жители из Ялты уехали и Наташа с ними. В Ялте она в хореографический кружок при школе ходила и на новом месте в Дом культуры пришла, хотела на бальные танцы записаться, тут-то ее на конкурс и заграбастали. Тогда по всей стране для Младшего стали девушек отбирать.
В комнату, виляя хвостом, вошла собака – полосатый датский дог – и с глухим звуком улеглась у ног хозяина. Дежурный офицер доложил, что приехал Фадеев.
– Впусти! – разрешил Вожатый.
Фадеев появился в дверях, держа в руках свежий выпуск Газеты. Он на полусогнутых подошел к Вожатому и прильнул к Его холеной, украшенной драгоценными перстнями руке.
– Благословите! – почти шепотом попросил Редактор.
– Прими! – дотрагиваясь до лба десятикаратником, проговорил Вожатый.
Последнее время стало хорошим тоном просить у Него благословения.
– На кой вам церковь? Только я в этой стране могу благословлять и отпускать грехи! Вот когда помру, тогда к попам шагайте, а сейчас, если узнаю, что где-то кого-то без меня благословили, уж не взыщите, на березе вздерну!
Фадеев перекрестил лоб, приложил пальцы к тому самому месту, куда только что дотронулся многокаратным бриллиантом Вожатый, а потом поднес их к губам и восторженно поцеловал, но Вожатый продолжал недовольно смотреть.
– Долго ты паясничать будешь, нечесаным ходить? – глядя на взлохмаченного Редактора, проговорил Он. – У тебя на голове скоро колтуны заведутся!
– Обещание дал, обет что ли, – протягивая Вожатому Газету, ответил Редактор.
– Кому обещание-то?
– Себе. Что выдержу шесть лет без причесывания и стрижки, – скаля вставные зубы, отвечал Фадеев. – Это меня укрепляет. Я от этого сильнее духом становлюсь!
– Укрепляет! – передразнивая, выдавил Вожатый. – Ну-ну, садись!
В знак приветствия Фадеев кивнул Доктору и уселся на краешек стула.
– Ну, докладывай!
– Разрешите про Луноход матерьялец собрать. Чует мое сердце, завалит Министр работу. Не доверяю я ему!
– Это не твоего ума дело! Сергей Тимофеевич вселенную как свои пять пальцев изучил. Его жизнь от начала до конца с космосом связана, – отрезал Вожатый, – а материал сделай, это неплохо – про наши успехи написать. И, эта, – Он строго посмотрел на Фадеева, – причесываться начинай, не юродствуй, а то на обезьяну похож! Хоть и костюм на тебе Вrioni, а все дурак дураком! Причесывайся, понял, а то благословлять больше не стану!
Вожатый встал, не спеша подошел к малахитовому украшенному позолоченной бронзой камину и стал разводить огонь. Взглянув в сторону Фадеева, Он продолжал:
– Завтра на охоту поедем, ты, Доктор, Наталочка, Сергей Тимофеевич и Котова с птицами прихватим. А то работаешь, работаешь, – отстраняясь от ярко вспыхнувшего пламени, проговорил Вожатый, – а отдыхать кто будет, Пушкин?
Он вернулся на диван и, обращаясь к Доктору, попросил:
– Подай-ка сундучок!
Доктор поднялся и, отодвинув штору, взял с подоконника инкрустированный слоновой костью хьюмедор с сигарами. Вожатый откинул крышку:
– Пожалуйста!
В этот момент дежурные офицеры на входе вытянулись по стойке "смирно". В зал вошла Наталья Сергеевна.