Усадили в кресло. Здесь в большом кабинете собрались те, кто обязан навести в городе порядок и восстановить нормальную жизнь. Главным был генерал Хабалов. "Настоящий генерал-командир", - решил, глянув на него, Кутепов: лет около 60, красивая седина, уверенный взгляд, спокойный голос человека, привыкшего к тому, что его слушают и повинуются. В кресле у стола градоначальник Балк, который, кажется, был испуган ещё несколько дней назад, но так и не отошёл от испуга. У окна военный министр Беляев, генерал, попавший "в случай" к императрице. Его Кутепов знал и не любил. Министр, прозванный в армии "Мёртвая голова", сидел неподвижно, с ничего не выражающим каменным лицом. Рядом с Беляевым Кутепов увидел министра внутренних дел Протопопова - худенького, с седой подстриженной бородкой, с головой, словно вдавленной в плечи. Были здесь и преображенец полковник Павленков и ещё несколько офицеров. Они собрались, чтобы решить судьбу столицы, судьбу России. Что же они решили?
Хабалов, основываясь на докладах других участников совещания, сообщил Кутепову о положении в городе: рота преображенцев, солдаты Литовского полка и волынцы соединились с толпой бунтовщиков, разгромили казармы жандармского дивизиона и громят школы прапорщиков инженерных войск.
- Так же на Литейном, - сказал Протопопов.
Кутепов не в первый раз испытывал мгновенные перемены в своём видении тех, кто имел право отдавать ему приказы. С первого взгляда они казались незыблемо уверенными в себе, решительными и бесстрашными, но вдруг оказывались совсем другими - ему бы командовать ими. Однако ещё в училище, когда приходилось подчиняться унтерам из таких же юнкеров, как и он сам, а порой и худшим, Кутепов навсегда решил, что главный закон военной службы г выполнять приказ, а не судить командира. Иначе можно дойти до того, что на фронте оспорить приказ Верховного, то есть самого Государя. Кутепов никогда не позволял себе противоречить командиру, разве что в мыслях, но и мысли Такие он прогонял. Потому и удавалась служба. Теперь полковник увидел растерянность в генеральском взгляде Хабалова, страх градоначальника, тоскливую беспомощность недалёкого министра внутренних дел, бестолковость, нежелание что-то решать у других участников совещания. Оказалось, что в столице среди всех министров и генералов нет ни одного человека, способного прекратить беспорядки. Хабалов обвёл глазами присутствующих, как бы ища подтверждения правильности своего решения, и сказал, стараясь придать голосу решительность и непреклонность:
- Я назначаю вас, полковник Кутепов, начальником карательного отряда.
Не задумываясь о смысле предстоящих действий, о том, что надо будет защищать то, что никто защищать не хотел, о необходимости рисковать жизнью и убивать, полковник обеспокоился лишь соблюдением субординации:
- Я готов выполнить любой приказ, любое задание, но я нахожусь в отпуске, запасной полк мне не подчиняется.
- Все отпускные подчиняются мне. Состав отряда и его задачи обсудим немедленно...
Тем временем поручик Дымников рассказывал знакомому адъютанту о прекрасном вчерашнем вечере, проведённом с Муравьевым и подругами.
- Говорят, Васька - красный? - спросил адъютант.
- Какой он красный? - удивился Леонтий. - У него отец на бирже миллионами ворочает. Просто болтает языком, как все мы иногда болтаем. Помнишь, чего только не говорили об императрице и Распутине? А он ещё вспоминает предка-декабриста.
В этот момент беседа была прервана. Из кабинета вышел полковник Кутепов и объявил:
- Господин поручик, я назначен командиром карательного отряда, вы назначены моим адъютантом.
Основу карательного отряда составила рота Кексгольмского полка, дежурившая у Градоначальства. Роту построили в колонну, и она двинулась к Невскому. Поручик Дымников не хотел ни умирать, ни убивать, но он был мужчиной не только в застолье и с женщинами. В училище действовал не хуже других юнкеров и в манеже, и на полигоне, и на стрельбище, а когда в 14-м пришлось идти под австрийские пули, быстро научился скрывать свой страх и без красивых слов о присяге и долге служил исправно, как и другие офицеры, его товарищи. Служба - мужское дело. Если попал в каратели, то и здесь служи.
От полковника, невысокого, но плотно сбитого, с "императорской" бородкой и усами, исходила мужественная решительная уверенность в правильности и необходимости своих действий. Когда у тебя такой командир, ты успокаиваешься и начинаешь верить в победу.
План Кутепова состоял в том, чтобы по линии Невский - Литейный оцепить толпу и гнать её к Неве, а там рассеять или расстрелять. Отряд ещё не дошёл до Невского, когда произошёл первый эпизод, в котором Кутепов показал себя настоящим командиром. Из-за жёлтого здания-коробки Александрийского театра появились солдаты, неорганизованной толпой валившие по мостовой. Расстёгнутые шинели, грязные сапоги, равнодушно-наглые лица. Идущие сзади волокли несколько пулемётов и несли коробки с лентами. Солдаты посторонились, давая дорогу колонне. Полковника словно и не заметили.
- Стой! - крикнул Кутепов, расстёгивая кобуру, и, доставая револьвер, приказал: - Поручик, найдите командира этой шайки!
Смущённый капитан тут же объявился сам и виновато доложил:
- Ваше превосходительство! Пулемётная рота Кексгольмского полка следует в казармы после дежурства. Люди устали...
- Молчать! Я командир карательного отряда, полковник Кутепов. Согласно приказу Командующего округом вы поступаете в моё подчинение. Мне нужны пулемёты. Постройте свою роту и следуйте за мной колонной.
- Ваше превосходительство! Рота сейчас неспособна к действиям. У нас нет ни масла, ни воды, и пулемёты не на двуколках, - сказал в оправдание капитан.
- Даю вам час, - распорядился Кутепов, - через час ваша рота в полной боевой готовности должна прибыть на Невский проспект в район Елисеевского магазина.
В этот момент, когда карательный отряд ещё даже не приступил к своей деятельности, Дымников почувствовал, что теперь от решительности командира или от правильности его приказов ничего не зависит, и всё будет происходить по воле других сил, пока ещё не совсем понятных, но опасных, и кончится всё плохо. По лицу командира пулемётной роты было видно, что он исчезнет вместе со своими солдатами и больше не появится. Так, наверное, будут выполняться все приказы Кутепова.
Вышли на Невский. Карательный отряд ножом врезался в стихию мятежной толпы. Лучший проспект в стране, воплощение порядка превратился в набитую людьми каменную яму. Однако несколько коротких команд полковника, и рота кексгольмцев очистила часть мостовой и тротуары у Елисеевского магазина. Люди шарахались в стороны и не особенно шумели. Главными опасными звуками пока оставались редкие выстрелы на Дворцовой площади.
По заданию полковника поручик встречал прибывающие подкрепления и указывал места их размещения. Однако во всём чувствовалось роковое сопротивление времени и судьбе. Две роты Преображенского полка во главе с капитаном Путилиным пришли как будто в полном порядке, но выяснилось, что из-за развала городского хозяйства солдаты со вчерашнего дня ничего не ели. Растерянный Путилин мялся под презрительно-жёстким взглядом полковника. Сопровождавший его унтер-офицер бормотал что-то оправдательное и проклинал бунтовщиков:
- Они ведь чего хочут? Замиренья с немцами, царя долой и равноправия жидам...
- Магазин рядом, а вы не знаете, как солдат накормить, - презрительно сказал полковник.
- Вы приказываете?.. - Путилин запнулся.
- Не грабить, капитан, а купить. Деньги я вам дам.
- Так закрыто же, Александр Павлович, - напомнил Дымников.
- А вы постучите. И погромче. Прикладами. Только аккуратно. Стекла не бейте.
Конечно, открыли, продали и хлеба, и колбасы, и карамелек вместо сахара и даже дали мешки, чтобы унести всё это, но поесть солдатам не удалось. Зачастили выстрелы на Дворцовой, и вдруг пуля прожужжала над головами. Другая ударила в стену. По звуку - на излёте, но это не успокоило. Солдаты заволновались, кинулись к углам зданий, к подъездам, к выступам стен.
Кутепов спокойно стоял на мостовой, в самом центре, и разговаривал с каким-то офицером. Тот вертелся, наклонялся, пугаясь выстрелов и свиста пуль, и, закончив разговор, почти бегом устремился к спасительному переулку. Полковник же подозвал Дымникова, и тому пришлось демонстрировать мужество и не кланяться пулям.
- Через посыльного мне передали приказ генерала Хабалова, - сказал полковник, - направить отряд к Зимнему, туда двигается толпа вооружённых солдат. Но я решил иначе. Мы пройдём по Литейному, далее - к Марсову полю. Там и встретим толпу.
Потом поручик часто вспоминал эту тактическую находку полковника, думал, может быть, напрасно Кутепов рванулся на Литейный, повёл бы отряд прямо по Невскому, всё произошло бы не так трагично, и карательный отряд смог бы рассеять толпу? Или всё уже было предрешено?
Их встретил пожар - в конце проспекта горел Окружной суд. Лёгкий ветерок медленно двигал над крышами дикие, разгульные, пляшущие клочки пламени и округлые, тревожно вздымающиеся клубы дыма. Ввысь радостно мчались весёлые искорки. Гулко хлопающие редкие выстрелы смешивались с рассыпчатым треском разбиваемых стёкол. Несколько шевелящихся солдатских толп бушевало у магазинов, солдаты митинговали на мостовой, куда-то бежали. На тротуаре одинокой обречённой группкой стояли офицеры. Красные банты на шинелях некоторых солдат словно предупреждали, что без крови, без боя не обойтись. Люди с винтовками и красными бантами-сигналами превращали беспорядки в революцию.
Кутепов смело пошёл на толпу солдат, выкрикивая команды: "Стой! Прекратить огонь! Разойтись по ротам! Построиться..." Стрелять перестали, и навстречу полковнику вышел какой-то унтер-офицер.