- Набат? - насторожился пан Мирский.
- Так, набат…
Возле ратуши собралась толпа мужиков и черкасов. ІІІум и гомон. Небаба поднял шапку, помахал ею:
- Тишей!.. Слушайте, люди, Лукаш Ельский универсал прислал работному люду и холопам.
- Читай! - предложил Шаненя. - Послушаем.
Небаба показал трубачу на телегу, и тот, взобравшись, стал рядом с атаманом.
- …"По определению божию и начальства его, войска королевства Польского, находящиеся под предводительством князя, его милости господина гетмана великого княжества Литовского, с сильною артиллериею к Пинеску стянулись и с помощью божиею хотят взять город и всех бунтовщиков и изменников наказать огнем и мечом… Будучи войтом вашим и не желая, чтобы дети невинныя и пол женский столь строгой справедливости карою обременены были, горячо упрашиваю его милость предводителя войск… чтобы они мне, для извещения вас, а вам для образумления, дав несколько времени, святой справедливости руку остановили; в чем вы познали бы ваши объязанности к королям, господам вашим, это изменническое ваше настроение оставили, а головы свои наклоняя к покорности…"
- Слышите, мужики! - не выдержал Шаненя. Лицо его побагровело. - Наклоняйте головы свои и переходите в унию… И терпите обиды от господ ваших и королей!..
Седобородый мужик в изодранном зипуне добрался до телеги и схватил трубача за полу. Трубач вырвал полу, а тот хватал за ноги, кричал свое:
- Вольности нашей казакам в великую неволю не предавали. Казаки браты нам вечные! Понял?!
- Я читаю, что велено, - отвечал трубач, растерянно оглядываясь по сторонам. Толпа колыхнулась.
- Читай! - кивнул Небаба.
- "…а головы свои наклоняя к покорности… обратились с покорною просьбою, чтобы при виновных оставшись от наказания несколько свободными, могли вкусить сколь ни есть милосердия, а если этого не сделаете, скорее познаете над собою, женами и детьми вашими, строгую кару справедливости божией. Писано в лагере под Пинеском, 9-го октября 1648 года. Лука Ельский, маршал и полковник повета Пиньского…"
Трубач вытер рукавом вспотевший лоб и замолчал.
Неистово гудела толпа. Колыхались гневные, раскрасневшиеся лица. Поблескивали косы и алебарды. Только казаки стояли в стороне. Молчал и Небаба. Он видел, что именно в эту минуту будет решаться: останутся ли горожане с казаками, или откроют ворота и склонят головы.
- Податями и оброками короли замучили, а панство грозит мечом!.. - наступал седобородый..
- Коту под хвост универсал панский! - с надрывом кричал канатник, плешивый Юзик и спрашивал толпу: - Слыхали, а? Что придумал, погань, а?
- Прочь унию!..
Шаненя кивнул Велесницкому:
- Бей в колокола! Будем собирать люд, Ермола. Пускай все слушают панское слово!
Велесницкий сел на коня, стеганул плетью и помчался к церкви. Загремел колокол. Повалили к ратуше мужики и бабы. На площади стало людей еще гуще. Уже всем было известно содержание письма войта.
Возле базарной площади собрал чернь кряжистый, подстриженный под горшок мужик, зажал в кулак редкую бороду и, стреляя глазами по сторонам, говорил:
- Если только ворвется в город войско, перережут всех, старых и малых, а холопов на колья посадят. Шутки с паном войтом плохие. Что обещал, то сделает…
- А что ты горбоносый, советуешь?
Мужик виновато огляделся, пожал плечами:
- Подумати надобно, как теперь быть. За топор взяться - не хитрое дело, да под стеной гаковницы стоят.
- Правду человек говорит.
- Знаем, что правду. И панского милосердия с лаской вот так вкусили! - Шаненя провел ребром ладони поперек горла. - Выхода у нас иного нет.
- Откуда он будет выход, ежели его не ищем, - пробубнил горбоносый. - Что бы ни говорили, да ни рядили, а воля божья одна свершится…
Не понравился горбоносый Шанене.
- Казаков не предадим и открывать ворота пану не будем! Иди! Силой никто не держит. А люд не мути!
Воспользовавшись начавшейся перебранкой, горбоносый юркнул в толпу. За ним бросился Шаненя.
- Держите его!..
Горбоносого схватили и окружили плотным кольцом.
- Что-то не видел я тебя в Пинске? - Шаненя пристально стал разглядывать мужика.
- Неужто всех знаешь? Люду полон город. - Мужик ежился и старался освободиться от цепких рук.
- Ладно, ведите к Небабе. Там казаки допросят, - решил Шаненя. - Только держите покрепче!
- Чего меня к казакам?! - взвыл мужик. - Пускай свои спрашивают, что надо…
- И черкасы не чужие…
- Я супротив черкасов ничего не говорил… Куда вы меня, братцы, ведете?.. Стойте!..
Подталкивая горбоносого в спину, повели к ратуше. Небаба выслушал его, посмотрел недобро:
- Что-то не нравишься ты мне… Джура!
- Здесь я! - отозвался Любомир.
- Дать ему плетей, чтоб признался!
Казаки схватили горбоносого и потащили. Он закричал.
- Говори!
- Помилуй, атаман, батька родной! Все скажу!.. Сам!..
- Болтал я сдуру, пан атаман!.. Прости пустую голову… Не лях я, православный…
- Не знаю, кто ты. Где хата твоя?
- Православный… - твердил горбоносый, припав к земле.
- Где живешь?! - прикрикнул Небаба. - Будешь мне голову морочить? Отвечай, нечистая сила!
- В Охове…
- Кто послал в Пиньск? Ну!..
- Не хотел я… Заставили… Не хотел идти… - и закрыв лицо руками, упал ниц.
- Лазутчик, - покачал головой Небаба.
- Повесить его, нечисть! - ревела толпа.
- Карати на горло, атаман!
- Делайте, что хотите! - махнул Небаба и отвернулся. Мужики схватили горбоносого и потащили к вязу.
Небаба приказал Любомиру трубить сбор. Заиграл рожок. Сотники вывели казаков к городской стене. Казаки двигались шумно. Около полусотни мушкетов в загоне Небабы прибавилось - часть побросали рейтары Шварцохи, часть досталась из шляхетного города, когда бежал пан войт. Мушкеты и заряды роздали казакам. Пуль и пороху было достаточно.
- Не слышно Гаркуши, - сказал с тревогой Небаба Шанене. - Может, перехватили твоего Мешковича?
- Может. Только Гришка и на дыбе рта не раскроет.
- По времени Гаркуше пора быть здесь…
Они сели на коней и поехали по запруженной повозками и казаками улице.
- Дорогу атаману! - неслось по рядам.
Высоченный казак с обвислыми черными усами схватил стремя Небабы и посмотрел атаману в глаза:
- Поспеемо, батько, к зимушке на Украину ридну вернуться? Болит серденько по милому краю.
- Побиваемо панов и вернемся. Видишь сам, в какой беде белорусцы.
- Вижу, батько. Не оставимо. Полягаем, а не оставимо…
И снова стали пробираться через поток людей. Сотники уже ставили казаков на стену.
- Мушкеты до ворот! - приказал Небаба. - В ворота войско ломиться будет. Горожан сюда на подмогу…
Не прошло и часа, как на стенах был весь загон. К нему присоединились чернь и ремесленники. Небаба окинул поле. Люди не видели тревожного взгляда атамана. А ему было о чем тревожиться…
У Шанени захолонуло дух, когда он поднялся на стену: тучей стоит войско. У леса подняли жерла пушки, возле которых возятся пушкари. Уже дымят фитили. А мужики машут кулаками войску, поднимают косы, кричат:
- С казаками помирать будем!
У леса пропели трубы и смолкли. Вылетели из стволов гаковниц яркие языки пламени, и гром выстрелов потряс околицу. От пушек облаками поднялись к небу клубы порохового дыма. Со свистом пролетели над стеной ядра. Одно из них угодило в стену, отскочило и, влетев в ров, зашипело в воде. Сразу же к воротам пошло войско. Над головой Небабы с шепелявым свистом прогудело ядро.
- Мушкеты! - крикнул он.
Казаки взялись за оружие.
За стрелками шли пикиньеры и рейтары. В двухстах шагах кони остановились и, обходя их, к стене бросилось пешее войско. Стрелки поспешно поставили сошки, положили на них мушкеты. Загремели выстрелы. Через ров, который местами давно пересох, потрясая алебардами, побежали пикиньеры.
В ответ со стены загремели казацкие мушкеты. Покатились в желтую траву первые убитые, застонали раненые. Грозя длинными и острыми алебардами, воины лезли на стену. Казаки рубили черенки алебард саблями, но твердое, сухое дерево не поддавалось ударам. Пикиньеры уже знали отчаянный казацкий нрав и пики старались держать в руках крепко. На глазах у Шанени Юрко ударил саблей по древку. Воин держал его слабо, и пика острием пырнула стену. В какое-то мгновение Юрко цепко схватил древко и вырвал пику.
- Бей ляхов! - кричал Юрко, отчаянно работая пикой. Сделав выпад вперед, метнул ее в воина. Острие пробило плечо и, зажав рану рукой, пикиньер повалился на землю. Едва удержался на стене и Юрко. Ткнулся лицом в острый камень, разодрав щеку.
Перед глазами Шанени мелькнуло острие. Отшатнувшись, почувствовал, как всего пробило холодным потом. Оцепенел на мгновение, и в тот же момент заметил идущего на него воина. Он увидал еще перекошенное яростью лицо, вскрикнул, но крика не получилось, он застрял где-то в груди. Скорее машинально, чем осмысленно, выкинул вперед обе руки, крепко зажав в них бердыш. Копье ударило в сталь, соскочило и, сорвав с головы шапку, подалось назад. Шаненя отпрянул от стены. "Господи, убереги!.." Ему показалось, что уже перешагнул черту страха и больше смерть не угрожает ему. Подняв бердыш, ринулся к стене, где во весь рост выросла фигура пикиньера. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга оцепеневшими, безумными глазами.
- Не дамся! - Шаненя со всего маху пустил бердыш.