Глава семнадцатая
КРОВАВЫЕ ЗОРИ НА КАЯАЕ-РЕКЕ
Коротка майская ночь.
Игорю показалось, что он только погрузился в тяжёлое забытье, а его уже будят.
Утро русичи встретили голодными, поскольку оставили в топях весь съестной припас вместе с захваченными богатствами.
- Ничего, други, натощак и шагается легче, и сражается злее, - приговаривал Омеля, подбадривая воинов.
Игорь повелел дружинникам спешиться, чтобы в сече и смерды, и горожане, и бояре стояли плечом к плечу. Князь хотел, чтобы ни у кого из гридней не возникло желания спасаться бегством. Пусть все знают, что путь к спасению можно проложить лишь мечом.
Ещё не рассеялся в низинах утренний туман, а русское войско уже оставило негостеприимный берег озера и выступило на север, сохраняя боевой порядок.
С ближних и дальних холмов за идущими полками наблюдали половецкие всадники. Но попыток преградить путь русичам не было: степняки не располагали достаточной силой.
Сначала Игорь вёл войско вдоль речки Каялы. Затем, видя, что река теряется в болотах, он повернул на северо-восток, держа направление на синеющую впереди гряду.
В одном месте пришлось обходить овраг, в другом - поросший колючими зарослями холм.
Когда полки вышли на охваченную солнцем равнину, далеко впереди замаячили конные отряды половцев с треугольными красными знамёнами. Ветер доносил воинственный клич.
Игорь выстроил войско длинными шеренгами, укрыв лучников за щитоносцами. Позади стали охранением конные ковуи, которые одновременно стерегли лошадей и пленных половчанок.
Половецкая конница стремительно накатывалась. Тяжёлые стрелы дождём застучали по червлёным щитам.
Когда передовые сотни половецких конников были уже совсем близко от русских ратников, вдали словно из-под земли выросли новые конные дружины степняков, набиравших разгон для атаки. За этим валом, катившимся с топотом и храпом, уже скапливался другой конный вал, сверкая наконечниками копий и изогнутыми клинками сабель.
Князья тревожно переглянулись.
Куда ни глянь - всюду конные степняки. Хоть и пришли сюда русичи не малым числом, но как совладать с такой несметной силой?
Всеволод негромко чертыхался, озираясь вокруг. Игорь был бледен, то и дело поглаживал шрам над бровью.
- Вся земля Половецкая тут, - с горечью молвил он. - Коль на каждого степняка по стреле - стрел не хватит!
Навалилась первая конница на русский строй, но отхлынула, на копья напоровшись. Подлетели на всём скаку новые отряды, сотрясая воздух воем и визгом, сыпля стрелами. И опять откатились, оставив в траве неподвижные тела.
Видя, что в лоб русичей не взять, ханы стали окружать Игорево войско, норовя рассечь его с флангов.
Рвутся половцы к княжескому стягу. Хватаются руками за русские копья, нацеленные на них, топчут конями своих же раненых.
У русичей перед глазами мелькают скуластые лица, плоские половецкие шлемы, островерхие аварские и хазарские с перьями...
Упадёт с коня один степняк, а на его месте уже два других размахивают саблями либо мечут стрелы. Бьются на земле раненые лошади. Грудами лежат убитые. Иной половец руку в сече потеряет, но продолжает сражаться, истекая кровью. Иному русичу стрелой глаз выбьет, а он не покидает строй, лишь крикнет стоящему сзади, чтоб выдернул стрелу из кровоточащей глазницы.
Весь день бились без роздыху. Половцев, как комаров на болоте, не убывало. Хоть и немало посекли их русичи, но толпы степняков надвигались и надвигались со всех сторон.
Игорю рассекли саблей правую руку до кости. Жужа разорвала на ленты чью-то исподнюю рубаху, перевязала рану. Мадьярка ни на шаг не отходила от Игоря, прикрывая его своим щитом.
Князя оберегала, а сама не убереглась. Прилетела калёная стрела и пробила навылет нежную женскую шею. Упала молодица на траву рядом с другими воинами, поверженными в битве.
Свечерело, но сеча продолжалась.
Половцы давили на русичей всей массой. Ханы надеялись, что изнемогут русичи от усталости, жажды и ран, начнут в плен сдаваться. Однако продолжали греметь мечи о шеломы, с треском ломались копья о щиты, со свистом пролетали стрелы...
Таяли половецкие сотни. Всё больше убитых в русских полках. Тяжёлый запах крови витал над полем сражения.
К утру не осталось сил у степняков. Отступили ханы к своим становищам, ужасаясь потерям.
Русским ратникам отступать было некуда. Тут же, где бились, среди тел порубленных, падали, мёртвым сном засыпая. Страшное было зрелище. Живые лежали вперемежку с мёртвыми: и те и другие в крови. И только стоны раненых и умирающих нарушали вдруг наступившую чуткую рассветную тишину.
Вышеслав, шатаясь, брёл среди окровавленных тел, искал, где бы прилечь, и не мог найти ни клочка свободной степной травы. Не имея сил продолжать поиски, он рухнул на мёртвого коня и провалился в сон, как в чёрный глубокий колодец.
Спящего Игоря растолкал Всеволод.
Игорь взглянул на брата ничего не выражающим взглядом и хотел снова заснуть рядом с мёртвой мадьяркой, но Всеволод опять встряхнул его:
- Слышь, брат, поганые зашевелились. Похоже, опять к сече изготовляются. Надо полки поднимать.
Игорь с трудом поднялся на одеревеневшие ноги и охнул от боли, схватившись за раненую руку. Всеволод заботливо поддержал брата.
Перешагивая через тела спящих вповалку дружинников, Игорь отыскал среди них рыжего Ельшу, спавшего в обнимку с медной трубой, изогнутой на манер турьего рога. Однако как ни старался Игорь разбудить трубача, тот никак не просыпался.
Тогда Всеволод, взяв у спящего Ельши трубу, поднёс её к губам - и над полем прокатился звонкий трубный глас.
С другого конца усеянной телами равнины откликнулась другая труба, за нею третья... Подъем!.. Внимание!.. К оружию!.. Гудят сигналы один за другим.
Ратники стали просыпаться, зашевелились живые среди мёртвых.
Тут и там поднялись полотнища знамён, подле которых выстраивались шеренгами русичи, уцелевшие после сечи.
Глядя на отряды своих воинов, Игорь приободрился. Потребовал коня, желая объехать полки, похвалить ратников за стойкость.
Ему подвели чалого жеребца с длинной гривой.
Игорь нахмурился:
- Это не мой конь! Где мой?
Конюх растерянно хлопал глазами. Как сказать князю, что лошади, истомлённые жаждой, ещё вчера вечером вырвались из кольца охранявших их ковуев и умчались к реке. По всей видимости, и княжеский арабский скакун ускакал вместе со всем табуном.
Конюха выручил гридничий Вышата, который донёс Игорю, что сбежал Ольстин со своими дружинниками, захватив лучших лошадей.
Игорь сверкнул глазами:
- Коль ты это видел, почто не задержал изменника?
- Ольстин со своими ковуями погнал поганых, которые норовили отбить своих пленных, - ответил Вышата. - Было это уже ночью. Половцев прогнали. Ковуи вернулись обратно, но Ольстина с ними не было. Начальник ковуев сказал, что Ольстин и его люди потому отстали, что стали ловить наших разбежавшихся лошадей. Дозорные видели вдалеке Ольстиновых конников вскоре после того, только направились они не к войску, а к реке.
- Хитёр Ольстин, - усмехнулся Всеволод. - Знал, в какую сторону податься. Не на север пошёл и не к востоку, а за реку - на юг. За рекой-то поганых нет, ибо не думают ханы, что мы можем обратно двинуть. За рекой сделай петлю по оврагам да увалам, так, чтобы половецкие дозоры миновать, и смело двигай к русским рубежам. Хитрый лис Ольстин!
- Тогда и мы к реке будем пробиваться, - заявил Игорь, почувствовав, что изнемогает от жажды, - но не на юг, а на юго-восток. Там степь посуше и топей нет.
Речка Каяла, извиваясь на бугристой солончаковой равнине, несёт свои воды к реке Самаре. В верховьях Каяла течёт прямиком на северо-запад, затем резко поворачивает к югу, пробив русло в пластах известняка. За известняковым ложем реки, после её поворота на запад, находились броды, через которые Игорь проходил несколько дней тому назад, двигаясь к реке Сюурлий.
Поняв, что путь к Малому Донцу закрыт, Игорь ре1Йил повернуть к Северскому Донцу, до которого было гораздо ближе. Часть пути можно было пройти, прикрывая один из флангов рекой Каялой.
Половцы были изумлены тем напором и решимостью, с какими русские полки ударили на стан хана Тоглыя и его брата Бокмиша. Из-за множества раненых и из-за того, что накануне были израсходованы почти все стрелы, степняки не смогли оказать должного сопротивления. Русичи прошли через их стан, устроив страшную резню.
Затем Игорева рать углубилась в степь, покрытую норами сусликов и жёлтыми цветами весеннего гори цвета.
По совету Вышеслава Игорь отпустил пленных женщин и детей, дабы те не замедляли движения войска. Половчанки, измученные и испуганные, какое-то время стояли на месте, сбившись в кучу, прижимая к себе детей-подростков. Мимо них проходили русские ратники. Когда замыкающий отряд конных ковуев на рысях прошёл стороной вслед за пешими полками, пленницы наконец уверовали в то, что им подарили жизнь и свободу. Плача от радости и от перенесённых страданий, они поспешили к видневшимся невдалеке половецким шатрам.
Донские ханы поздно спохватились и не успели вовремя прийти на помощь своим лукоморским со братьям.
Тоглый, желтолицый, горбоносый, с жидкой рыжей бородкой, встретил Кончака и Гзу, идущих к нему во главе конных дружин, упрёками и бранью.
Кончак, пытаясь успокоить разбушевавшегося Тоглыя, кивал на идущие вдогонку за русичами конные отряды донских половцев.