Видя, под какой надёжной охраной его провожают в сельскую глубинку, Владимир понял, что он теперь скорее пленник, чем гость. Тоскливо стало у него на душе, но выбора не было.
Как-то под вечер Игорь заглянул в спальню к жене, застал её в исподней белой сорочице стоящей на коленях перед образами, освещёнными тусклым огоньком лампадки.
Ефросинья молилась вслух, поэтому не услышала, как вошёл Игорь. Она молила Бога о ниспослании удачи Вышеславу и желала ему счастливого возвращения домой.
Игорь замер на месте.
"Уж не влюблена ли моя жена в моего друга?" мелькнула у него ревнивая мысль.
Игорю вспомнилось, как, прощаясь с Вышеславом перед его отъездом в Галич, Ефросинья с какой-то волнительной трепетностью поцеловала Вышеслава в губы. Вышеслав собирался вскочить в седло, и грид ни, отправлявшиеся вместе с ним, тоже садились на лошадей, поэтому в суматохе никто не заметил этого торопливого поцелуя. Однако Игорь, находившийся на высоком крыльце, всё видел.
Тогда он не придал этому значения, но сейчас его одолевали смутные подозрения.
Смущённый и расстроенный этими подозрении ми, Игорь так же незаметно покинул опочивальню.
На другое утро Ефросинья заявила Игорю, что ей тоже надлежит ехать в Галич.
- Коль попадёт Вышеслав в беду, выручить его смогу только я, - сказала княгиня, не пряча от мужа встревоженных глаз.
Игорь, терзаемый теми же страхами, не стал противиться.
- Возьми с собой кого хочешь из бояр, - сказал он.
Ефросинья тут же назвала несколько имён, словно заранее знала ответ.
- И ещё я возьму нашего младшего сына, - добавила княгиня. - Не возражай, свет мой. Так надо.
Игорь не стал возражать, полностью полагаясь на женское чутье Ефросиньи. Он лишь помог ей выбрать дары для своего тестя, не поскупившись и на книги, которыми очень дорожил.
Ефросинья уехала столь поспешно, что даже не простилась с братом.
Агафья, которую последнее время было не видать, не слыхать, теперь старалась привлечь к себе внимание Игоря. Её призывные взгляды и смелые прикосновения явственно говорили, чего она ждёт от него. Однако Игорь не проявлял желания лечь с Агафьей на ложе, хотя охотно проводил с ней время.
Часто они засиживались допоздна, теша душу воспоминаниями прошлых лет, сидя за столом подле оплывших свечей.
- Не тот ты ныне, каким в молодые годы был, - сетовала Агафья, глядя на Игоря блестящими после выпитого вина глазами. - Раньше, бывало, коснёшься тебя рукой где надо, и можно смело сарафан задирать. Ныне не так. Чего ты смурной такой? О Вышеславе печалишься? Зряшное это дело. Ефросинья не даст его в обиду.
Игорю тоже хотелось верить в это.
Устав от холодности Игоря, Агафья сказала ему однажды:
- Отпусти меня в Ольжичи ко Владимиру. Он-то, чаю, мною не побрезгует, без жены ведь кукует молодец. Помнится, любил он пощупать меня за мягкие места украдкой.
- А ты и рада, - нахмурился Игорь. - Стыда в тебе нет!
- Ой, кто бы говорил! - поморщилась Агафья.
Игоря это вывело из себя.
- Ну-ка, раздевайся! - рявкнул он, толкнув Агафью к постели. - Чего глаза вытаращила? Тебе же этого хочется, потаскуха! Ублажу я тебя, мало не покажется!
Видя, что Игорь яростно срывает с себя одежды, Агафья тоже принялась раздеваться.
- Дверь хоть запри, скаженный! - промолвила она, уже лёжа в постели и останавливая Игоря, устремившегося к ней, жестом руки.
Игорь, ругнувшись под нос, задвинул засов.
Далее он действовал более машинально, чем подчиняясь страсти.
Нагота Агафьи в её тридцать шесть лет была уже не столь соблазнительна. Округлые бедра под платьем, лишённые покрова, выглядели рыхлыми, на животе выделялись жировые складки, обвислые груди утратили былую упругость и привлекательность. Впрочем, руки были по-прежнему красивы. И волосы, распущенные по плечам, оставались столь же густыми и длинными.
Видимо, Агафья прочитала что-то по лицу Игоря, так как попросила его задуть свечи.
Но и в полной темноте Игорю не хватало того пыла, от которого Агафья приходила в экстаз лет десять тому назад. Чувствуя, что желание гаснет в нём с каждым движением, Игорь кое-как довершил столь бурно начатое. Изобразив усталость, он лёг рядом с Агафьей, чувствуя, что она ждёт от него продолжения.
Словно извиняясь, Игорь заговорил о племяннике, сыне Агафьи:
- Отроку шестнадцатый год пошёл ныне, пора ему стол княжеский давать. Как думаешь, Агаша?
- Пора, - негромко отозвалась Агафья.
- Дам-ка я сыну твоему город Рыльск, что на Сейме-реке, - сказал Игорь.
Агафья в знак благодарности прильнула к щеке Игоря.
Кроме поцелуя, Игорь ощутил на своём лице женские слёзы, но ничего не сказал, догадываясь, чем они вызваны.
* * *
Вышеслав вернулся из Галича в середине лета. Ефросиньи с ним не было.
- Захотелось твоей жене погостевать в отчем доме, разве мог я ей запретить это? - делился пережитым с Игорем Вышеслав. - Тесть твой дары принял и согласился с тем, чтобы сын его до поры до времени обретался в Новгороде-Северском. Поначалу, правда, требовал выдать Владимира ему на суд, кабы не Ефросинья, не удалось бы мне отстоять шурина твоего.
- Как думаешь, удастся ей вымолить у отца прощение Владимиру? - спросил Игорь у Вышеслава.
- Бог ведает, - Вышеслав пожал плечами, - ибо сильно озлоблен на сына своего Ярослав Осмомысл. Однако ж дочь свою он любит и ни в чём ей не отказывает. При известной изворотливости Ефросинья может добиться многого.
- Видел ли ты незаконного сына Ярослава? - поинтересовался Игорь. - Каков он?
- Конечно, видел, - усмехнулся Вышеслав. - Тамошние бояре втихомолку называют его Олег Настасьич. Молодец хоть куда! У Владимира перед ним лишь одно превосходство - он в законном браке рождён.
- Кому же Ярослав трон свой прочит?
- Олегу. И не скрывает этого.
- Вот видишь! - воскликнул Игорь. - Kaк я смогу примирить Владимира с отцом, коль меж ними Олег Настасьич стоит.
- Надо внушить Ярославу Осмомыслу, что один сын - одна опора его трону, два сына - две опоры, - сказав Вышеслав и подмигнул Игорю, - Как же внушить ему такое?
- Время подскажет как, - твёрдо произнёс Вышеслав. - Помни: время - самый надёжный советчик и самый беспристрастный судья.
Игорь с восхищением посмотрел на друга: ему бы его уверенность и знание жизни.
Глава восьмая
ССОРА
Поздней осенью в Новгород-Северский вернулась Ефросинья с сыном Святославом, привезя от отца множество богатых даров.
Она сообщила брату, не скрывая своей радости, что он может возвратиться в Галич.
- Отец прощает тебя и даёт тебе в удел город Свиноград, - сказала Ефросинья, едва обнявшись с Владимиром, который выглядел ошеломлённым.
Игорь в восторге от такого успеха подхватил Ефросинью на руки и закружился с нею по гриднице, восклицая:
- Ай да Фрося! Ай да умница! Ай да светлая головушка!
Едва он опустил жену на пол, к ней подскочил Вышеслав и расцеловал в обе щеки:
- Я говорил тебе, что жена у тебя - чистое золото!
Находившийся аут же Бренк только крякал от удовольствия, не зная, как выразить свою радость от случившегося.
- Чего смурной такой? - Бренк хлопнул по плечу Владимира, так что тот вздрогнул от неожиданности. - Радуйся! Закончились твои скитания, скоро сядешь князем в Свинограде! Кланяйся сестре за это.
Владимир натянуто улыбнулся.
Боялся он возвращаться в Галич и не знал, как скрыть это. Уже и жену с сыном перевёз из Киева в Новгород-Северский, прижился тут. Но делать было нечего.
По первопутку в канун Рождественского поста двинулся бывший изгой в Галич.
Игорь дал в сопровождение шурину отряд дружинников. И вручил послание для тестя, в котором превозносил до небес его великодушие и мудрость.
Зиму Игорь провёл счастливо.
На Рождество приезжал к нему Ярослав Всеволодович с заверениями в дружбе. Попутно сетовал на то, что, мол, князь киевский им помыкает, торговых гостей переманивает.
- Уж коль Суздаль вровень с Киевом стоит, то чем Чернигов хуже?! - возмущался Ярослав.
Игорь сказал на это, что Святослав привык к покорности Ярослава, потому и не считается с ним.
- К примеру, Рюрик Ростиславич не сгибается перед Святославом, так тот и обращается с ним как с равным, хотя Рюрик намного моложе. Иль возьмём суздальского князя, он и вовсе в сыновья Святославу годится, а держится с ним на равной ноге.
- Я тоже решил полновластным князем стать, - признался Ярослав, - надоела мне опека. Вот ты, брат, на Киев не оглядываешься, и Святослав тебя уважает. Рюрик тебя побаивается, а Ярослав Осмомысл с тобой дружбу водит.
Игорь позволил себе самодовольную усмешку.
- Я знаю, брат, что ты искал подо мной Чернигова, но я тебя не осуждаю за это, - продолжил Ярослав. - Тебе с твоим ретивым сердцем, конечно, тесно в Новгороде-Северском. Меня зло берёт, что Святослав стол киевский не мне завещать хочет, как по родовому уставу следует, а сыновьям своим.
- Святославу ведомо, что за тяжкое бремя власть великокняжеская, может, потому он и хочет оградить тебя от неё в будущем, - заметил Игорь.
- Да какое, к чёрту, бремя! - презрительно воскликнул Ярослав. - Сиживали на столе киевском князья и старые, и малые, и вовсе безмозглые, однако ж тем бременем не тяготились.
- Святослав низко тебя ценит, брат, - откровенно cказал Игорь. - По его разумению, не годишься ты великие князья. - И про себя добавил: "По моему разумению, тоже".