- Лесовский Степан Степанович.
Антонина Дмитриевна снова оказалась рядом с Мари.
- Разреши, душенька, познакомить тебя с командиром фрегата "Олег", капитаном первого ранга, флигель-адъютантом свиты его императорского величества - Николаем Алексеевичем Бирилёвым.
Мари подняла глаза на стройного средних лет офицера с весёлыми Карими глазами, прямым крупным носом и небольшими усами на слегка удлинённом лице.
Офицер поклонился, и тотчас в его глазах возникла улыбка.
- Помилуйте, милейшая Антонина Дмитриевна, зачем же так пышно и длинно меня титуловать? Целый формулярный список.
- Ах, не желаете длинно, тогда могу и короче, - в тон Бирилёву произнесла графиня. - Представляю тебе, Мари, героя Севастополя!
Николай Алексеевич теперь уже откровенно рассмеялся:
- Герой или не герой, но уж точно знаю, что вы, Антонина Дмитриевна, позаботились о том, чтобы сегодня у нас действительно была настоящая героиня вечера. - И Бирилёв, вдруг погасив улыбку, прямо и открыто, без малейшей светской игривости посмотрел Мари в лицо.
Мари смутилась и отошла, ища глазами уголок, где можно было бы присесть с работой. Эжени Шеншина, потом графиня попробовали занять её разговором, но Мари настолько истово влезла в работу, что отвечала нехотя, иногда даже невпопад. Ей не то чтобы опять стало скучно или неинтересно у графини, но просто не ладилось, как на грех, шитье, а его очень хотелось быстрее завершить, чтобы сделать приятный подарок Дарье.
- Позвольте? - услышала Мари голос и, подняв глаза, увидела только что представленного ей Бирилёва. Он стоял рядом, и в руках у него был номер парижского журнала "Для всех", который он, должно быть, взял со столика у окна, где лежали другие журналы и газеты. - Специально для вас. Здесь ко всему прочему - образчики и советы по рукоделию.
Мари улыбнулась:
- К сожалению, это не в моём вкусе. Не очень серьёзное издание. Банальные рассказики, да и советы по рукоделию тоже пустые. Журнал для барынек.
- О, вы строгий судья! - засмеялся Бирилёв, - С вами опасно.
- Опасно вам, герою Севастополя? - Мари тоже рассмеялась и затем уже серьёзно, с откровенной заинтересованностью попросила: - Расскажите мне о Крымской войне, пожалуйста. Я о ней сама плохо помню. Я была в ту пору совсем девочкой и никогда не встречалась с людьми, которым довелось быть на позициях.
Бирилёв на мгновение задумался, но тут же в его живых глазах промелькнули весёлые огоньки.
- Хотите о войне? Так вот вам куплеты тех лет:
И в воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом!Вдохновлён его отвагой,
И француз за ним туда ж...
- Точно, точно, сейчас припоминаю, как мы с Димой, моим братом, пели в детстве эти куплеты об английском премьере и его союзниках, - подхватила Мари. - А если без шуток, то я с мама́ в деревне тоже щипала корпию для раненых. А ещё мы собирали перо, чтобы набивать им подушки для лазаретов... - И без перехода, глядя прямо в глаза собеседника, который сел против неё за столик: - А вам бывало очень страшно? На войне ведь смерть, страдания, ужас!.. Мой папа даже плакал, когда узнал о сдаче Севастополя... Наверное, не мне вам говорить, но я согласна с папа́: позорной была та война для России. Позорной не для народа, а для тех, кто её затеял...
Десять лет минуло с тех грозных дней, но сколько раз бывшему лейтенанту флота Бирилёву приходилось становиться центром внимания самых различных людей на всевозможных приёмах, раутах и вечерах, отвечать на их расспросы по поводу минувшей войны! Одни выражали искренний интерес, хотели узнать от непосредственного участника боев подробности. Другие же - а таких оказывалось подавляющее большинство - проявляли любопытство, чтобы лишний раз выказать свою собственную осведомлённость или просто привлечь к себе внимание.
"Ах, это вы сейчас разговаривали с Бирилёвым - флигель-адъютантом его величества?" - слышал не раз шепоток придворных дам Николай Алексеевич, и с каждым таким разговором ему хотелось обратить в шутку свои военные воспоминания.
Любопытство Тютчевой в первую же минуту Бирилёв готов был счесть праздным интересом. Но сидевшая перед ним девушка так была не похожа на многих барышень, которых он привык видеть в свете, а её краткая, но очень точная характеристика войны так отличалась от восторга праздно любопытствующих, что Николай Алексеевич ответил ей совершенно серьёзно, как подчас говорил с теми, для кого так же, как и для него самого, минувшая война была одновременно горьким, но и гордым воспоминанием.
- Мне до сих пор трудно забыть те дни, - сказал Бирилёв. - С одной стороны, мужество русских матросов и солдат, а с другой - потеря нашего флота и сдача Севастополя...
Невольно возникал не совсем светский и, во всяком случае, как всё же подумалось Бирилёву, не очень подходящий для милой, увлекающейся рукоделием девушки разговор. Николай Алексеевич смутился своей откровенности и собрался встать.
- Нет, нет! - остановила его Мари. - Если можете, останьтесь, прошу вас. Всё, что сейчас вы мне сказали, очень важно. Я обязательно передам папа ваши слова. Он так же рассуждает, как и вы, и так же, как и вы, переживает за Россию... - И неожиданно для самой себя предложила: - Вы обязательно приходите к нам. Я вас познакомлю с папа́...
Бирилёв с нескрываемым удовольствием остался возле Мари. И хотя не возвратился к севастопольской теме, но с увлечением принялся рассказывать о живописности Ионических островов, возле которых недавно стояла их эскадра. Вспомнил и недавний свой поход к берегам Японии и русского Дальнего Востока.
Мари внимательно слушала Николая Алексеевича. Она отложила шитье, лицо её выражало сосредоточенность. Бирилёв так живо рассказывал обо всём, что пережил сам в морских путешествиях, что Мари казалось, будто она сама стоит с ним рядом на палубе фрегата и её обдают то солёные волны, то горячий ветер южных широт.
Неожиданно для самой себя она отметила: повидавший немало за свою жизнь моряк совсем не рисуется перед ней, неискушённой девушкой.
Все истории в его передаче были скорее рассказами о дружной и славной семье матросов, которые и в опасности не теряют бодрости и чувства юмора, великодушны без малейшего позёрства.
Временами Мари даже забывала, что перед нею сидит командир боевого фрегата, в подчинении которого пятьсот человек. Ей казалось, что собеседник просто добрый, хороший человек, который ведёт речь о таких же, как он, товарищах, с которыми, положим, только что сходил на охоту и вот теперь делится впечатлениями, но без привычного охотничьего бахвальства.
Да вот хотя бы этот случай с тигрицей, которую повстречали в бухте Золотой Рог, где недавно основано новое русское поселение - пост Владивосток. Оказывается, тигры там бегают ну почти как у нас на улицах кошки. Только след лапы такой "кошечки", оставленный на песке, величиной с тарелку! И вот матросы, забавляясь на берегу, погнали однажды тигрицу, а она - бух в море и поплыла. Что тут случилось! Матросы перепугались, что погибнет животное, - и в шлюпку. Да разве такого хищника подхватишь на руки? Принялись тигрицу гнать криком, чтобы не утонула, скорее пристала к берегу. Ребята сами вымокли, а зверя пожалели, не загубили...
Признаться, до сих пор Мари не представляла себе такими военных людей. Ведь этот офицер был в пушечном огне, в пороховом дыму. Его душа должна была ожесточиться, а вот поди же - в каждом слове Николая Алексеевича удивительная мягкость и отзывчивость к людям и всему живому.
"Как славно быть таким человеком! Его сердце не огрубело и конечно же не разучилось любить", - подумала Мари и вдруг покраснела от своей мысли.
Пригласили к столу, Бирилёв подал руку Мари и провёл её за стол, сев с нею рядом.
За ужином завязался общий разговор. Офицеры вспоминали страны, где довелось побывать, говорили об обычаях разных народов. Когда коснулись Японии и Бирилёв рассказал, что японцы едят мало, зато велик и разнообразен набор блюд, по этому поводу тут же посыпались остроты. Дескать, всем народам надо бы пройти школу русского гостеприимства. У русских в семье обед - так роту можно накормить, ужин - сзывай хоть весь полк.
Адмирал Лесовский принялся рассказывать о своей недавней поездке в Америку. Тоже заморская, экзотическая страна, но населена сплошь европейцами, если не считать завезённых негров. Там другое: страна машин. Кстати, адмирал специально плавал в Америку, чтобы познакомиться с броненосными судами.
Моряки, сидевшие за столом, тотчас поддержали близкую им тему - каким должен быть флот недалёкого будущего. Лесовский утверждал: паровые фрегаты, целиком одетые в броню. Он даже стал приводить выкладки из своего доклада, который по этому поводу представил в министерство. Разумеется, дамам сообщение адмирала показалось слишком специальным, и они встали из-за стола.
- Ну-с, нам пора, - спустя некоторое время раскланялся Лесовский, а за ним и другие офицеры.
Когда гости ушли, Эжени подлетела к Мари:
- Правда, он очень мил, этот Бирилёв? Мой Николя познакомился с ним ещё в войну, в Севастополе. Николай Алексеевич - настоящий мужчина: храбр, умён, великодушен. И не последнее в расчёте - флигель-адъютант! - И пристально заглянув в глаза своей младшей подруги: - О чём вы с ним говорили?
- О чём? - Мари пожала плечами. - Так, обо всём - от Севастопольской обороны и до вязания.
- И ты, конечно, не допустила, чтобы мужчина поддерживал твой разговор о разных там рюшах и воланах?.. И сама говорила о войне - какой ужас! Нет, ты неисправима, Мари! Когда ты начнёшь думать о себе, перестанешь не замечать ничего вокруг? Так ведь и жизнь пройдёт, пойми ты наконец...