15
Ещё в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и блещут и гласят...Они гласят во все концы:
"Весна идёт, весна идёт!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд!"Весна идёт, весна идёт!
И тихих, тёплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.
Ах, как радостно и счастливо отозвалось бы сердце Элеоноры на эти призывные стихи мужа, если бы она была в состоянии их прочесть! Только за все полных десять лет их совместной жизни Нелли почти ни одного слова не выучила по-русски и, естественно, не была способна оценить то, чему подчас посвящал минуты своего уединения её муж.
Но если бы даже вдруг произошло чудо и до неё дошли слова этого гимна возрождающейся природе, тою весною 1836 года у неё просто недостало бы сил почувствовать всю прелесть пробуждения жизни.
Весна всегда приходит на смену зимы. И как бы ни иссушала, ни забирала она у человека, казалось, последние силы, с приходом весенних дней природа с лихвою брала своё.
Нынешняя весна пришла к Элеоноре не просто после всегда ей ненавистной зимы, а, можно сказать, спустя два тяжелейших года, что выпали ей в женской её доле. Вся вторая половина 1933 года и до апреля года 1934-го - тяжело протекавшая беременность. Затем - рождение дочери Дарьи и её кормление. А следом - уже третья во втором замужестве беременность, разрешившаяся появлением в октябре прошедшего года ещё одной дочери - Екатерины.
Наверное, нет ничего счастливее матери, приносящей на свет новое существо. И даже муки, связанные с этим радостным событием, никогда и никем не воспринимаются как жестокое испытание или тем более несчастье. Но вот тут - почти сплошные два года болезненного состояния, подорвавшего и так не очень крепкие силы приближающейся к сорока годам женщины, уже в пятый, а следом и в шестой раз становящейся матерью.
Только весна - всегда весна. Потому нахлынувший светлый хоровод майских дней украсил румянцем и её истерзанное страданиями существо.
Элеонора к этому времени уже отняла Китти от груди. Девочка радовала её своим здоровым и бодрым видом, и она, её мать, вдруг почувствовала как бы прилив новых сил.
Но так устроен человек: как бы благотворно ни влияли на него внешние воздействия, он по-настоящему не ощутит в себе силы, пока душа его будет продолжать пребывать в состоянии непокоя и волнения.
Меж тем все последние два года для Элеоноры были порою жестоких переживаний.
Поначалу до неё случайно дошло, что Теодор затеял интрижку с одной молодою особой, недавно объявившейся в Мюнхене. Сама Элеонора в связи с тем, что раз за разом оказалась в "интересном положении", перестала появляться в обществе. Но разве убудет Теодора, если он пофлиртует с кем-либо из льнущих к нему женщин? Быть центром внимания - его постоянное состояние. И если даже небольшая интрижка - всё на пользу его обычной хандре и скверному состоянию духа.
Однако по намёкам часто посещавших её дам, по ужимкам, с которыми они сообщали о поведении её мужа, как бы при этом ничего предосудительного не говоря, Элеонора всё более приходила к мысли: а вдруг всё у Теодора там, на стороне, серьёзно?
И его собственное состояние - вдруг чаще обычного возникающее отчаяние, отлучки по вечерам и даже вовсе исчезновения на несколько дней кряду не могли не встревожить страстно любившую жену.
"Нет, всё это мои домыслы и предположения, - как все легко возбудимые люди, приходила она от отчаяния к самоуспокоению. - Разве я не знаю, как сильно и искренне Теодор любит меня? И разве со мною и нашими крошками-дочерьми он не счастлив по-настоящему? Да, у Теодора непостоянная, переменчивая натура, он всегда в смятении и беспокойном поиске чего-то нового, яркого и привлекательного, что хотя бы на короткое время способно вывести его из сплина и доставить ему радость. Но разве это состояние похоже на то, что люди называют изменой? Измена - это когда между мужем и женою возникает пугающий и всё усиливающийся холод, когда между ними возникает пропасть, и они уходят, панически покидают друг друга. Он - потому, что жена ему уже не мила, она - оскорблённая и не находящая в себе ни малейшего желания и сил простить. Разве меж ними - такое? Теодор по-прежнему нежен и мил со мной, когда он спокоен и его не посещает привычная грусть. И он никуда не ушёл от меня и наших чудесных детей. Он наш. Он мой навсегда, и я его никому не отдам!"
Но как приходило успокоение, так тут же следом набегала очередная чёрная туча: "Нет, он изменил мне. Он - с другою, без которой уже не может прожить ни дня. Зачем же он, что пи неделя, уезжает в Эглофсгейм?"
- Какая нужда вас, Теодор, влечёт в этот город? - спросила она однажды мужа, когда он объявил, что вновь взял отпуск.
- Ты же, милая Нелли, знаешь, что я еду в поместье Карла Пфеффеля. Он мой давний друг, с которым у нас общие интересы. Кстати, ты не читала его последних статей? Какой талант публициста! Вне всякого сомнения, о нём вскоре заговорит вся Европа.
- А может, ваши с ним интересы - судьба его сестры? Она молода и свободна. Притом - богата и красива. Не сравнить со мною, уже изрядно пожившей и отдавшей вам, Теодор, всё без остатка - мою любовь и мою силу.
Слёзы помешали ей дальше говорить, и Тютчев, бросившись к дивану, на котором она сидела, упал на колени и принялся целовать её руки.
- Господи, как я измучил, как я извёл тебя, милая, родная моя Нелли, своею мятущеюся душою, болезненным беспокойством своей ничтожной натуры! Да как ты могла... как можешь ты так подумать, а не то чтобы вслух высказать такие слова? И это - ты? Ты - моя любовь, ты - предмет моего извечного поклонения и обожания...
Он сел с нею рядом и обнял её. Теперь слёзы выступили у него на глазах и спазмы перехватили горло.
- Боже! В моих словах, обращённых к тебе, никогда не было неправды, - произнёс он с подлинною искренностью, - Если когда-либо Всевышний создал живое чудо, то это - тебя! Ты, такая на вид слабая, обладаешь силою духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключённой в твоём сердце. Один лишь Господь, создавший тебя, ведает, сколько мужества скрыто в твоей душе. А я - тоже творение Божие, но только, наверное, его самое наихудшее... Я знаю, что никогда ни один человек не любил другого так, как ты любишь меня. И верю: за все десять лет нашей с тобою совместной жизни не было ни одного дня, когда ради моего благополучия ты не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня. Разве не так?
Элеонора ничего не ответила и только сильнее прижалась к его груди.
"Как же я могу его не любить, такого проницательного и тонкого человека, который словно читает всё в моей душе? И как я могу хотя бы на мгновенье усомниться в его чувствах? Да, они переменчивы, они подчас неуловимы, как облака, но они никогда не бывают лживы и обманчивы. В этом главное его отличие от всех известных мне людей. Господи, дай только мне сил пережить мою временную слабость, напои меня живительной силою весны, вдохни в меня неколебимую уверенность в себе, которой в самом деле я щедро наделена тобою, мой Создатель!"
А май всё больше и больше вступал в свои права. С каждым днём веяло теплом, солнце светило ярко. И душа открывалась навстречу буйному торжеству жизни.
В тот день Тютчев никуда не собирался уезжать и даже с утра не выходил в город. Тем более что Нелли встала с ощущением лёгкого головокружения.
- Не волнуйся, Теодор, это очередной прилив к голове. Но, к счастью, кажется, не очень сильный, - успокоила она мужа. - Ты помнишь, об этом говорил доктор. После родов, и тем более после окончания кормления ребёнка грудью это нередко случается у женщин. Сейчас я приму ванну, и кровь отойдёт от головы.
И верно, тёплая ванна совершенно её преобразила.
- Теодор, я тебя не держу. Ты можешь отправиться в город и, встретившись с кем-либо из наших общих друзей, вместе с ними пообедать.
- Ты в самом деле чувствуешь себя хорошо? - появилась и комнате сестра Клотильда. - Тогда я тоже отправлюсь в город. Знаешь, милая Нелли, я присмотрела у одной из модисток прелестную шляпку. Она так мне к лицу, и я обязательно её куплю. Тебе, сестра, не купить точно такую же? Впрочем, что я болтаю. Неужели мы будем выглядеть точно близнецы? Ты сама подберёшь себе что-либо к лету, когда мы на днях пойдём с тобою гулять.
И только Теодор, а следом и племянница скрылись за дверью, засобиралась тётя.
- Я рада, что тебе, дитя моё, сегодня лучше. Ты и впрямь выглядишь расчудесно. В таком случае я, с твоего позволения, навещу старую мою подругу. Ты её знаешь, фрау Хильдегард из Бонна. Она приехала с мужем всего на несколько дней...
Часы в столовой пробили четыре пополудни. В доме была тишина. Дети, в том числе и семилетняя Анни, спали.
Элеонора вначале взяла какую-то книгу, но, лишь раскрыв её, тут же отложила. Она вообще не очень любила читать, особенно из тех умных, но скучных книг, что пачками накупал её муж. К тому же она снова почувствовала, как голова становится всё тяжелее и тяжелее.
"Все оставили меня. Даже тётя и сестра. Но первым - он, Теодор. Неужели он опять пошёл, чтобы увидеть её, эту наглую вдовушку? В тот самый день, когда я увидела её у нас в доме, словно какое-то чувство подсказало мне: она - будущая моя соперница!"
И правда, Эрнестина Дернберг однажды после рождения Дарьи вместе с двумя или тремя их общими знакомыми пришла, чтобы поздравить новорождённую и её мать. Визит вежливости - не более. И в городе, где в общем-то все друг друга знают, визит этот никого не удивил. Кроме, наверное, самой Элеоноры, до которой только что начали доходить смутные слухи.