С этим довольно тревожным благословением он отпустил меня, и я пошел попрощаться с друзьями и семьей. Чуть позже меня сморил сон. Я спал, и мне снились румяные детки женьшеня, которые резвились и прыгали вокруг, пока я пытался перевязать красной ленточкой волшебные растения, росшие в саду, где три миллиона шелковых листьев трепыхались на ветру, разносящем смрад трех миллионов мертвых тел.
Глава 5, в которой повествуется, как Десятый Бык узнаёт много нового о столичной жизни, об отрезанном ухе разбойника из Сучжоу, о золоте, козле и Скряге Шэне, о красотке Пин, игре "летящие бабочки" и прочих способах близкого знакомства
"Весенний ветер подобен вину, - писал Чан Чоу, - летний - чаю; осенний ветер пахнет как дым, а зимний - горчица или имбирь". Ветерок, подметающий улицы
Пекина, был чаем с запахом дыма, а также ароматами сливы, мака, пиона, платана, лотоса, нарцисса, орхидей и диких роз, сладких листьев банана и бамбука. Но также здесь пахло потом, свиным салом и прокисшим вином, как и всеми теми людьми, коих было, наверное, больше, чем во всех других городах, вместе взятых.
Когда я впервые попал сюда, то был слишком занят поисками улицы Глаз, и мне было не до праздника луны. Сейчас же все было иначе. Что тут творилось! Я как завороженный смотрел на жонглеров, подбрасывающих булавы, и акробатов, кувыркающихся в воздухе.
Девушки, маленькие и изящные как фарфоровые статуэтки, на цыпочках танцевали на огромных искусственных цветках лотоса. Паланкины и повозки важных господ медленно проплывали по улицам. В открытых театрах разыгрывались спектакли, а игроки в кости кричали от восторга или кляли злополучную судьбу. Я ужасно завидовал этим элегантным и уверенным в себе богачам, которыми восхищались женщины. Они, как коты, грелись в лучах своей власти или не удовлетворенные и этим отправлялись на улицу Четырехсот Запретных Удовольствий, Вокруг, в расписанных яркими красками шатрах, юные красотки стучали в барабаны и пели песни бубнов и цветов. А почти на каждом углу старухи торговали питьем и фруктами в сахаре, крича и зазывая людей: "Эй! Подходите ближе, мои детки! Я расскажу вам легенду о великом Эрлане и о том, как его сожрал ужасный вепрь из загробного царства".
Мастер Ли ловко орудовал локтями. Мы без труда пробивались сквозь встречную толпу, и нам вдогонку неслись крики и брань. Старик чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он объяснил, что для горожанина странные звуки города столь же понятны, как звуки природы для меня. Например, длинный протяжный звук камертона говорил о наличии поблизости лавки цирюльника; стук фарфоровых ложек о миску предвещал клецки в горячем сиропе; а звон медной посуды означал то, что где-то рядом продавалось питье из диких яблок и слив.
Ли Као уверенно шел вперед, а я по своей наивности полагал, что он собирается попросить денег у кого-нибудь из знатных друзей или одолжить их у ростовщика. Мне стыдно признаться, но я ни на мгновение не вспомнил ни бамбуковую хижину, где он жил, не представил его возможных друзей. И потому изрядно удивился, когда мы вдруг резко свернули с главной улицы и оказались среди помоев и нечистот. Крысы таращились на нас жадными злыми глазами, горы мусора перегнивали, пузырясь и источая жуткий смрад, а у стены в куче отбросов лежал "труп", который при ближайшем рассмотрении оказался мертвецки пьяным бродягой. В конце улочки стояла покосившаяся деревянная хижина, над которой висел голубой флаг виноторговца.
Позже я узнал, что винная лавка Одноглазого Вэна считалась самым злачным местом во всем Китае, но тогда увидел лишь мрачную комнату, где кишели мухи и сидел какой-то разбойник с нефритовой серьгой в разодранном ухе.
- И вы, слабаки, называете эту мочу вином? Да у нас в Сучжоу мы делаем такое вино, что вы лишь понюхаете - и уже свалитесь с ног! - орал он.
Одноглазый Вэн повернулся к жене, которая стояла за прилавком и месила какую-то дрянь.
- Надо добавить еще красного перца, моя голубка.
- Двести двадцать два проклятия! - завопила Толстуха Фу- Перец кончился!
- В таком случае, о свет моей жизни, добавим желудочного сока больной овцы, - спокойно ответил Вэн.
Разбойник выхватил кинжал и стал яростно рассекать воздух.
- И вы, слабаки, называете это мухами? Да у нас в Сучжоу такие мухи, что мы им подрезаем крылья, привязываем к плугу, и они у нас землю пашут! - вопил он.
- Вероятно, немного дохлых мух придадут букету особый аромат, - задумчиво произнес Одноглазый Вэн.
- Ты гений, о самый прыткий из всех жеребцов, но это слишком рискованно, - сказала Толстуха Фу. - Они могут перебить наш знаменитый привкус мореных тараканов.
Тут разбойник увидел Ли Као.
- И вы, слабаки, называете этих карликов мужиками? - снова заорал он. - Да у нас в Сучжоу мужики облака головой достают!
- Да? А в нашей скромной деревне мужики верхней губой лижут звезды, а нижней роют землю, - мягким голосом произнес мастер Ли.
Громила задумался.
- А где же у них тогда туловище?
- А нет у них туловища, - ответил старик, - они как ты - один сплошной рот.
В этот миг сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и Ли Као спокойно бросил серьгу себе в карман вместе с отрезанным ухом бандита.
- Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, - учтиво поклонившись, произнес он. - А это мой уважаемый спутник, Десятый Бык, который сейчас размозжит тебе голову тупым предметом.
Я не очень хорошо понял, что значит "тупой предмет", но, к счастью, спрашивать не пришлось: громила сел за стол и зарыдал. Ли Као же обменялся непристойной шуткой с Одноглазым Вэном, ущипнул Толстуху Фу за зад и кивком пригласил меня присоединиться к ним распить кувшин вина, к счастью, уже не их собственного приготовления.
- Десятый Бык, мне кажется, в твоем образовании есть очень большой пробел, а потому я предлагаю это срочно исправить, - сказал он и положил на стол серьгу. - Чудесная вещь.
- Хлам, - усмехнулся Одноглазый Вэн.
- Дешевая подделка, - пропищала Толстуха Фу.
- Такое мог сделать только слепец, - усмехнулся Одноглазый Вэн.
- Самая худшая серьга, что я видела, - пропищала Толстуха Фу,
- Сколько? - спросил Одноглазый Вэн.
- Отдам за бесценок, - ответил мастер Ли. - Бесценок же - это мешок фальшивых золотых монет, два дорогих платья, роскошный паланкин и прилично одетые слуги - на время, тележка с отбросами и козел.
Одноглазый Вэн прищурился и что-то прикинул в уме.
- Козла не дам.
- Но мне нужен козел.
- Это не такая уж хорошая серьга.
- А мне не нужен такой уж хороший козел.
- Нет, козла не дам.
- Но ты получаешь не только серьгу, но и ухо в придачу, - сказал мастер Ли.
Они наклонились над столом, внимательно рассматривая окровавленное ухо.
- Не очень хорошее ухо, - усмехнулся Одноглазый Вэн.
- Ужасное ухо, - пропищала Толстуха Фу.
- Отвратительное, - усмехнулся Одноглазый Вэн,
- Самое худшее ухо, что я видела, - пропищала Толстуха Фу.
- К тому же какой в нем прок? - спросил Одноглазый Вэн.
- А ты посмотри на того мерзавца, которому оно принадлежало, и представь, сколько грязи оно слышало, - мастер Ли нагнулся над столом и прошептал: - Допустим, у тебя есть враг.
- Враг, - сказал Одноглазый Вэн.
- Он богат, и у него много земли.
- Земли, - сказала Толстуха Фу.
- Через нее протекает река.
- Река, - сказал Одноглазый Вэн.
- И вот полночь. Ты перелезаешь через забор, собаки тебя не почуяли, и ты тенью крадешься к истоку реки. Здесь ты озираешься, достаешь из кармана это отвратительное ухо и окунаешь его в воду. И из него вытекают такие грязные, жуткие, мерзостные слова, что рыбы на тысячи миль всплывают брюхом вверх. Коровы дохнут, едва попив из реки. Прекрасные сочные поля засыхают, а дети, искупавшись раз, заболевают проказой. И все это - за одного лишь козла!
Толстуха Фу закрыла лицо руками.
- Десять тысяч благословений той женщине, что родила на свет Ли Као, - запричитала она. Вэн же промокнул глаз грязным платком и хмыкнул:
- Ладно, твоя взяла.
В деревне моя жизнь шла размеренно, сезоны плавно сменяли друг друга. Теперь же меня подхватил ураган мира Ли Као, и, должен признаться, я пребывал в шоке. Но так или иначе следующее, что я помню - мы вместе с Ли Као и Толстухой Фу едем в роскошном паланкине по улицам Пекина, а Одноглазый Вэн идет впереди, разгоняя бедняков длинной тростью с золотым набалдашником. Одноглазый Вэн был одет как слуга из очень богатого дома, Толстуха Фу - как служанка, в то время как на нас с Ли Као красовались ослепительные халаты из тончайшего зеленого шелка, подпоясанные серебряными поясами, окаймленными нефритом. Жемчужные нити свисали с наших шляп и раскачивались на ветру, а мы важно сидели и обмахивались веерами.
Процессию замыкал слуга. Он волочил за собой груженную всяческими помоями тележку и паршивого козла, и это был тот самый разбойник, который еще недавно так браво размахивал ножом. Сейчас его голова была перебинтована., и он то и дело жалобно всхлипывал и стонал: "Мое ухо".
- Это дом Скряги Шэня, - Толстуха Фу указала на большой некрашеный дом, у входа в который курились дешевые благовония подле статуй бессмертного покровителя торговли, божественного искателя зарытых сокровищ, властелина богатства и всех прочих алчных божеств Небесной Канцелярии. - Скряга Шэнь - ростовщик и подлец. На него горбатятся в восьми районах города, у него есть шесть домов в шести разных городах, повозка, экипаж с шелковым балдахином, лошадь, три коровы, десять свиней, двадцать кур, восемь сторожевых собак, семь полуголодных слуг и юная наложница по имени Красотка Пин.