- Мне надоела здешняя сытость, - принялся объяснять юноша. - Хочу пару дней потрястись в седле, поголодать, поспать на сенниках… Я смотрел карту - Илидол в четырех днях пути на северо-восток, если ехать через лес Чернолист. Ну что, ты со мной?
- А кто еще поедет?
- Никто. Ты и я! Ты - к Злате, а я хочу навестить старика Германа. Посмотреть, как его устроили в городе, всем ли он доволен…
- А Нина?
- Что 'Нина'? - при воспоминании о девушке Мелин слегка изменился в лице.
- Разве Нину ты не повидаешь?
- Разве она захочет меня еще раз увидеть?
Теперь Ларик изменил выражение лица: нахмурился и недовольно поцокал языком:
- Вопросом - на вопрос - тоже мне ответ. Некрасиво… Нина такая милая девушка, а ты так быстро забыл все ее добрые дела. Разве мало она помогла тебе и мне? Разве не стоит хотя бы гостинец какой-нибудь ей привезти? Что за бес меж вами пробежал?
Мелин пожал плечами, отошел к узкому окну, чтоб рассеянно наблюдать, как сыплются с небес на красные крыши соседних конюшен крупные снежные хлопья.
- Знаешь, брат, с некоторых пор я не мил Нине…
- И когда это? - в очередной раз удивился Ларик. - Пока мы жили на Звонкой улице, она тебя глазами провожала, как пряник заветный. И в гарнизон не зря частила, с корзинками…
- Правда?! - вспыхнул Мелин, прижав ладонь к расписной ставне. - А я ничего не замечал… Точнее, думал: глупости все, детская симпатия, не больше…
- А теперь?
- Сам словно зажегся. Тогда, когда она меня в доме мэра встретила, на шею кинулась, с лордом Гошем воевать за меня была готова… А минуту спустя она таким холодом меня обдала, как узнала, что я лорд, да еще королевской крови… Теперь же - не поверишь - я почти все время о ней думаю… особенно тогда, когда слышу, как где-нибудь девчонки хохочут… мне хочется, чтоб это она рядом была и мне улыбалась…
- Влип ты, братишка, - улыбнулся Ларик, подходя к приятелю и кладя руку ему на плечо. - По уши влип в сладкое. Мой тебе совет: если ты твердо надумал в Илидол рвануть, так первым делом Нину проведай. И все ей расскажи. Тебе это смело можно делать, ты ж кронпринц, вашмилость и вашсиятельство в одном лице.
Мелин вздохнул:
- Я ведь не для забавы или по прихоти - я о серьезном думаю. Я бы ей замужество предложил.
- О! - Ларик опять изумился. - Неужели ты и к такому созрел?!
- Что ж тут удивительного? У меня очень большое хозяйство появилось - целая земля Данн. И мне нужна хозяйка, - усмехнулся Мелин.
- А твой отец? Король? Что он скажет?
- Зачем ты сейчас про него говоришь? - похолодевшим голосом спросил кронпринц.
- Сам подумай: ты - наследник лагаронского престола, а Нина - горничная в доходном доме…
- Хочешь сказать: мой отец запретит мне жениться на Нине?! - юноша вспыхнул и сжал кулаки. - Да плевать мне на его запреты!
Ларик поспешил угомонить друга:
- Тише-тише, еще ж ничего неизвестно. И не думаю, что его величество будет ставить тебе палки в колеса. Но вдруг Нина сама тебе откажет? - тут он хитро улыбнулся. - Ты не думай, что если лордом заделался, так тебе всюду ворота открыты. Девчонки - они, знаешь, какие бывают…
- Что ж, ты прав, - кивнул Мелин. - Тогда - едем. Иди, прикажи готовить лошадей. Но никому не говори, куда мы едем. Говори: на прогулку. И смотри, чтоб никто за нами не увязался. Не хочу я, чтоб Илидол встречал меня, как важную птицу. Хочу тайно туда приехать.
- Все понял, вашмилость. В город едем, как простые бродяги, - весело отрапортовал Ларик и побежал выполнять приказы…
Глава девятая
Серая туча, похожая на огромного зайца, лениво растянулась над западными полями, обещая скорую порчу погоде, а страж Воробьиных ворот Илидола деловито покашлял и спросил двух всадников, кутавшихся в заиндевелые плащи:
- За каким делом вы прибыли в наш вольный город?
- Проездом мы, - отвечал один из путников, спуская под подбородок шарф, укрывавший лицо от декабрьского ветра. - Отдохнем, отогреемся в городе вашем, звонкую монету в его трактирах оставим и поедем себе дальше.
- Что ж, пошлину уплачивайте и проезжайте, - и стражник пару раз притопнул ногами и похлопал себя по бокам - мороз не разрешал стоять неподвижно.
Второй приезжий, так и не открыв лица, наклонился к солдату и положил ему в ладонь, упрятанную в овчинную варежку, золотую монету:
- Хватит ли?
- Вполне достаточно, - увидав, как весело поблескивает в лучах зимнего солнца благородный металл, стражник благодушно улыбнулся в пшеничные усы. - Добро пожаловать в вольный город Илидол, ваша милость! - и махнул рукой товарищам. - Пропустите господ рыцарей!
Через пару минут лошади приезжих загрохотали подковами по брусчатке Воробьиной улицы, что вела от одноименных ворот в Медные кварталы и дальше - к Липовому мосту.
- Что тебе сказать, братишка, - заговорил Мелин, обернувшись к Ларику, который не мог ехать рядом с другом из-за узости улицы и держался на своем рыжем коне за спиною молодого лорда. - Жизнь в Илидоле наладилась. Все тихо и спокойно.
- Сам король объявил, что город вольный, - пожал плечами Ларик. - Иначе и быть не могло.
- Что ж, разъедемся, - кивнул Мелин, снимая варежки и запихивая их за пояс (в самом городе оказалось теплее, чем за его стенами, в поле). - Ты - к Злате, я - к Нине, а потом и к мастеру Герману заверну…
- Гостинец для барышни не забудь, - подмигнул ему Ларик. - Всему-то тебя учить надо… Встретимся вечером в 'Хмельке'. Не забыл еще, где это? - и, махнув рукой, свернул в боковой проулок, чтоб держать путь к мясной лавке отца своей невесты.
Кронпринц, улыбнувшись, двинул коня дальше - к Липовому мосту. Про подарок он не забыл, и не думал забывать. За мостом начинались кварталы побогаче, и именно там было место, куда стремился юноша - Золотой тупик. В нем обреталась самая известная в Илидоле ювелирная лавка - магазин мастера Филиаса. Только там городские богачи и знать прикупали себе украшения и посуду из драгоценных металлов. У мастера Филиаса было много подмастерьев. Одни работали мелкие изделия (броши, серьги, кольца, шпильки с драгоценными камнями в мудреные прически знатных дам), другие - вещи покрупней (наборные пояса, пряжки, подвески, оплечья), третьи чеканили серебряные и золотые тарелки, кубки, мастерили шкатулки и сундучки. Так что ювелирную лавку Филиаса с полным правом называли еще и ювелирным домом: он (один из немногих в Илидоле) был каменным и имел два этажа. В первом, поделенном на несколько небольших проходных залов, велась торговля - заправлял тут всем сам Филиас и его сын. В задних комнатах располагались мастерские, и оттуда доносилось постоянное мелодичное постукивание молоточков - работали чеканщики. А второй этаж дома Филиаса был жилым.
Мелин знал все это, но не потому что, живя в Илидоле, хаживал в лавку ювелира. Называясь Пеком-Рифмачом, не было у него причин наведываться в столь блестящий дом. Просто сидели как-то раз он и Ларик в одном трактире, весело тратили заработанные у папаши Влоба деньги на пиво и колбасы и слушали байки старого, лысого, одноглазого вора. Он-то и рассказал, что пыталась однажды его банда обчистить лавку Филиаса:
- Все-то мы про его дом узнали, все продумали: где какие входы, выходы, коридоры, лестницы. Ключики к обеим дверям подобрали - на это мой братец родной мастер был, мир его праху воровскому… План-то хороший был, продуманный, да охрана у ювелира лучше оказалась - отборные костоломы, из бывших кулачников или даже из воинов, ей-ей. Двоих своих приятелей да братца я тогда потерял. Их филиасова охрана такими тумаками наградила, что прямо оттуда отправились мои молодцы в лучший мир… а сам я попался: меня скрутили и страже городской сдали, как куль с отрубями. Ох, били меня они, ох били… но, по всему видно, мои кости да требух крепкими оказались: все побои я вытерпел, только вот глаза лишился (вышибли мне его) да пальцы на левой руке совсем не слушаются, перебили в них какие-то костяшки важные… Отсидел я потом еще три года в крепостной тюряге-то; в самую сырость, в самый холод сунули. Это уже сам Филиас (я слыхал) постарался: похлопотал за меня перед властями. Сидел бы может и дольше, да болеть я стал сильно. Капитан Альвар как-то ходил по камерам, смотрел, кто, где сидит, за что, про что, и увидел, что я вид человеческий потерял - на жабу раздутую стал похож. Так что выпустили меня, - и показал вор свои трясущиеся руки, что даже кружку пива ко рту не могли поднести, не расплескав. - С ногами - то же самое. Словно сами по себе живут - дрожат, подгибаются, когда хотят, меня не спросясь. И кашель - вот этот дружок меня добьет раньше остальных, - тут и зашелся глухим, бухающим кашлем, согнул от этого тощее и длинное тело пополам, как колодезный журавль…
Мелин и улыбался, и вздыхал, вспоминая многое из того, что показал-рассказал ему Илидол. Улочки города, по которым он сейчас неспешно ехал, возвращали ему память, лоскуток за лоскутком.
'Помнишь ли? - беседовал он сам с собой, скользя взглядом по заснеженным заборам, домам и палисадникам. - Вот здесь тебе, еще мальчишке, булочник уши надрал за то, что ты стоял у прилавков и втихую дырявил пальцем его караваи. А за что дырявил? За то, что он тебе кекса пожалел. Кекс две монетки стоил, а ты торговал за одну. Булочник отказал, а ты мстить стал - товар его портил. Как уши? Вспомнили? - усмехнулся, перебежал глазами на убеленный, заснувший под зимним убором из сугробов, сквер. - Здесь ты с парнями из Кривого двора подрался. За что? За то, что один из них тебе на башмак плюнул. Плюнул и заржал, как конь. А ты ему - в нос. Он за кусты опрокинулся. Его дружки на подмогу налетели. Сколько их было? А, трое на одного…