- А вы меня вруном не обзывайте. На вруна я и обидеться могу, - весьма недружелюбно буркнул Ларик.
- Брось крутить! Вас видели, когда вы вместе куда-то уходили. А сейчас Пека к себе король требует. Поэтому говори правду: где он?
- Ого-го! - присвистнул молодой человек, покачиваясь на каблуках. - Король и Пек? Славная компания получится, - и рассмеялся. - Только вот незадача: где король, я знаю, но не знаю я, где Пек.
Капитана такой ответ совершенно не устроил:
- Ты ври, да не завирайся! Я исполняю волю короля. Стало быть, если врешь мне, то врешь государю! А это - преступление! - пригрозил он парню. - Вас видели вместе. Пек едва оправился от раны. Он один далеко уйти не мог. Ты знаешь, где он, и ты должен все рассказать. И еще: выполнение воли короля - это одно из условий мира между лордом Гошем и Илидолом. Так что, если врешь - подставляешь родной город, за который и ты, и Пек, и многие другие кровь пролили!
- Вот как? - опять присвистнул Ларик. - Выходит, город хочет откупиться от лорда, выдав ему своего лучшего защитника? Ну, здорово…
- Нет же, болван! - Альвар терял всякое терпение. - Пек нужен королю! И ничего плохого ему не сделают! Король даже говорил, что хочет такого славного воина себе в дружину определить!
- Ишь ты, так сразу и в королевскую дружину? - еще громче засвистал Ларик. - А про меня разговору не было? Я парням лорда тоже немало навалял.
Капитан весьма выразительно посмотрел на наглеца, недобро нахмурился и махнул рукой солдатам, что стояли на часах у казарм:
- Эй, ребята! Ко мне!
Те были рады подойти - надоело им торчать на одном месте, переминаясь с ноги на ногу.
- Сдай оружие - ты арестован, - приказал Альвар Ларику и кивнул подошедшим. - Отведите его в подвал, заприте в камере. После разберемся.
- Как же так?! - возмутился парень. - За что меня в камеру?!
- За то, что препятствуешь исполнению королевской воли, - грозно объявил капитан. - Я тебя предупреждал: это - серьезное преступление.
- Что ж это за преступление?! Я просто не знаю, где Пек! Точно так же, как вы не знаете! Как парни эти не знают!
- Насчет тебя у меня большие сомнения. Я сразу вижу, кто врет, а кто правду говорит, - сказал Альвар. - Пока - сиди под замком. А друга твоего мы найдем, и сделаем это быстро. Уж поверь.
Ларик надулся, но оружие свое - короткий меч и дубинку - отдал. Потом заложил руки за спину и понуро побрел туда, куда ему указал один из солдат-конвоиров - в казарменный подвал.
Камера, в которую его определили, была маленькой, с низким потолком, сырым полом и с таким узким окошком, что ему не требовалась решетка.
- Извини, друг, - виновато сказали парню воины, с которыми он еще вчера гремел в кости и резался в карты. - Дружба - дружбой, а служба - службой. Если что надо - говори. Голодом и жаждой морить не будем. Вот прими, на первое время, - и один из них протянул ему теплый плащ. - Потом горшок с углями тебе принесем, чтоб не зяб, и горячего супу. А ты сам не лежи бревном, не сиди сиднем. Ночи-то теперь холодные - легко застыть можно.
- Ладно, ладно, спасибо, спасибо, - буркнул Ларик и, завернувшись в плащ, уселся на низкий деревянный топчан. - Смотрите только - охраняйте как следует, чтоб меня мыши здешние не загрызли.
Солдаты хохотнули на его шутку и вышли из камеры. Погремев тяжелыми ключами, заперли за собой низкую массивную дверь.
- Нехорошо и глупо я попался, - проворчал молодой человек, прислонился спиной к сырой стене, вытянул длинные ноги и с неудовольствием заметил, что они сразу ткнулись в противоположную стену - так тесно было в камере.
Через несколько минут осенний холод начал коварно заползать под его плащ и неприятно щекотать. Солдаты правду говорили: лежать и сидеть в камере - было опасно. Пришлось встать и попрыгать на месте, а потом еще и поотжиматься от топчана, не обращая внимания на жалкое поскрипывание досок.
- Ларик, Ла-арь, - позвал его тихий вкрадчивый голосок.
Ларик поднял голову и в узкую щель окошка увидал два больших глаза цвета светлого пива - к нему заглянула Нина.
- Ну, привет, мышь. Рад тебя видеть, - парень весело прыгнул к окошку (в его голове тут же зароились идеи о том, как лучше использовать приятную неожиданность в лице девушки).
- Мамочки, и за что тебя сюда посадили? - встревоженно зашептала Нина. - Я видела - оружие отобрали, под конвоем увели, как какого-нибудь преступника. Что ты натворил?
- Ничего страшного. Да и неважно это. Важно то, что я тебя сделать попрошу, - молодой человек прильнул ближе к окошку.
- А где Пек? - Нина уже не слушала его - интересовалась тем, кто ее больше всего занимал.
- То, о чем попрошу, касаемо и Пека, - пообещал Ларик. - Знаешь Тихую улицу?
- Знаю, знаю. Я там бывала пару раз: у тетки одной кружево для занавесок хозяйских покупала. Та тетка красивые кружева плетет, на снежинки похожие…
Ларик улыбнулся, думая, что нашел выход из своего нехорошего положения, и принялся давать как можно более точные и краткие указания девушке. Та не ленилась кивать.
- Все поняла? И главное: смотри, чтоб за тобой слежки не было, - предупредил Нину Ларик.
- А зачем Пек прячется? Я слышала: король хочет сделать его своим рыцарем. Разве от такого прячутся? - вдруг сказала Нина.
- Давай не будем об этом, - нахмурился Ларик (он уже сомневался - правильно ли сделал, что поделился секретами с этой глазастой 'мышью'). - Раз прячется, значит, так надо. Ты хоть запомнила, о чем я тебя просил?
- Конечно. Все запомнила. Сделаю, как говорил, - в очередной раз кивнула Нина. - А это тебе, подкрепись, - и стала пропихивать в окошко большие, пахнущие лимоном, лепешки. - Потом пойду туда, куда ты просил.
Ларик послушно принял угощение и в шутку погрозил девушке пальцем. Она хихикнула в ответ и скрылась в вечерних сумерках, быстро и бесшумно…
- Что со мной, старик? - шептал Пек, лежа на скамье у окна в доме на Тихой улице и глядя на полную луну, которая только что выплыла из-за темной, похожей на кролика, тучи. - Я-то думал: я все забыл. А на поверку вышло - ничего я не забыл. Все во мне бурлит, как вода в котле, который с огня снять забыли…
Герман ничего не отвечал - он ждал, пока юноша выговорится. И тот вздохнул, забормотал дальше, крепко стиснув веки (надоело смотреть на молочный круг в черном небе):
- Думал: если увижу его, ничто во мне уже не шевельнется, потому что перестал я думать о нем, как об отце. Что ж со мной теперь? Словно только вчера герольд прискакал и объявил мне о том, что я не нужен отцу… Старая обида никуда не делась…
- Как ни верти, как ни крути, а отец есть отец, - все-таки отозвался старик, кряхтя на своем сеннике на печке. - Помню я свое детство. И мне от батюшки доставалось - мало не казалось. Особенно тогда, когда он мне науку воинскую преподавал. Один раз так палкой огрел, что чуть дух вон не вышиб… Сколько это мне было? Лет десять вроде…
- А свою жену, твою матушку, он бил? Убивал? - вдруг едко спросил юноша, поднимая голову с подушки. - Лишал ли тебя наследства, даже не видя тебя?
Старик ни одного слова не нашел в ответ.
- То-то и оно, - сквозь зубы продолжил Пек, глядя теперь на почерневшее бревно стены. - Я ведь, убегая из усадьбы, решил забыть о себе, как о лорде, как о принце. На кой черт мне это лордство, наследство баснословное? Я ведь сам отрекся от всего, что мне отец со щедрот своих оставил. Навсегда захотел с прошлым развязаться. В простаки - проще некуда - подался. И словно сам себя обманул - ничего никуда не делось. Вот он я, вот злоба моя и обида, вот ненависть, а вот и желание мстить и убивать! - он поднял кверху кулак.
- Короля?! Отца?! - ахнул Герман, и тут же в жар его бросило.
- Я как со стены его увидел, так и пожалел, что лука и стрелы у меня в руках нет, - глухо признался Пек. - С закрытыми глазами в сердце попал бы…
- Это вас лихорадит, мальчик мой, лихорадит, - забормотал Герман, спускаясь с печки вниз. - Сейчас воды подам.
Юноша вздохнул, прерывисто, тяжко:
- Пусть так, пусть лихорадит. Пусть вусмерть лихорадит…
И отвернулся, не желая пить воды, которую в глиняной кружке принес ему наставник.
Мастер Герман покачал головой, поставил кружку на подоконник, сел рядом с парнем, на трехногий табурет, к стене прислонился. Собрался дежурить у постели юноши.
Пек хотел уснуть, а сон все не шел. Приходило только какое-то тревожное забытье, полное неясных дрожащих образов в грязно-синих разводах. И в груди ныло, словно рана углублялась, а не затягивалась, и поднималась куда-то под сердце.
Наконец, мутное сновидение плотным покрывалом опустилось на Пека. Кровь и боль - они оказались одинакового цвета. И этого с избытком черпали для него из глубокого темного колодца какие-то люди-призраки…
Стук в дверь показался набатным ударом.
Потом - громкий шепот знакомым девичьим голосом:
- Пек, здесь ли ты? Пек?
Юноша подхватился и босиком, на цыпочках, побежал к выходу, привычно обходя все известные скрипучие половицы. А Герман, похоже, уснул крепко - лишь прерывистое сопение с похрапыванием с табурета доносилось.
- Нина? Ты? - спросил хлипкую дощатую дверь.
- Точно. Ты здесь? Как хорошо. Открой, пожалуйста. Мне Ларик рассказал, как тебя найти. У меня есть лекарство для тебя и еда. Открой - страшно мне, - затараторила Нина.
Пек без промедления откинул засов, ухватил девушку за тонкую руку, дернул в дом и закрыл двери.