* * *
Потянулись год за годом…
Вечером в трапезной, доедая кусок жареной щуки, княгиня сказала, будто мимоходом, обращаясь больше к тысяцкому Ирвидубу:
- Когда вернется - что же, бить ее, боярскую дочь?
Все притихли. Старший сын, Давид, глянул на отца, младшие княжичи навострили уши: было интересно, что станет с Нелюбой, внучкой уважаемого Ирвидуба, которую тот недавно привел к княгине, а она убежала с княжеского двора так же, как три последних года убегает с отцовского.
Ирвидуб залоснился потом, покрасневшие обвисшие щеки его задрожали, сошлись редкие седые брови.
- Самого епископа просил выгнать из нее беса, однако яко крепость та нечистая сила - самой княгини не убоялась! Стыдно мне - повелительница такую честь нам оказала, к себе нечестивую приблизила, а она… охти мне!
Малые грызли пряники и блаженно наблюдали за Ирвидубом. Брачислав заметил их острые любопытные глазки и глянул на боярина-огнищанина. Тот поднялся и с поклоном обратился к княжичам:
- Время в опочивальню…
- Тебе тоже время, - резко сказал Брачислав жене, и та, опустив глаза, поднялась из-за стола и вышла, будто выплыла, вслед за детьми.
- Моей бы так управлять, - про себя вздохнул Ирвидуб, проводив взглядом ее тонкий, высокий стан. Все, кто был в трапезной, склонились в поклоне.
- Спрашивал я у волхвов, не на их ли капища бегает, - с отчаянием сказал Ирвидуб. - Нет, нету ее там. Где беса тешит, позорит меня и род наш?
Брачислав слушал, запивая щуку острым, кислым квасом. Еще утром, узнав о побеге Нелюбы, мелькнула у него мысль-догадка.
По всему Полоцку шли пересуды того, как внучка Ирвидуба насмеялась над сватами. Сватался к Нелюбе не лишь бы кто: молодой Василек вел свой род от тех, кто пришел в Полоцк из-за моря еще с Рогволодом, отцом Рогнеды, и все знали, что со временем станет он едва ли не самым богатым в городе. Правда, одно не давалось Васильку - наука, и черноризец Михаил из монастыря при кафедральной церкви на верхнем замке исходил стонами, возвращаясь из огромных хором волочанина Криворога, отца Василька. Однажды, когда Михаил охая спускался по узкой тропинке, на него, как мячик, из кустов дикого шиповника упала семилетняя дочь боярина Редьки. Бойкая девчушка в дорогой вышитой рубашечке, разорванной на боках, была без сознания: она сорвалась с камней старого замчища, куда взобралась без ничьей помощи. Михаил принес девчушку в монастырь, обмыл ее и напоил снадобьем и с того времени обрел новую ученицу. Нелюба приносила ему радость в той же степени, в какой доставлял огорчения Василек, и, чтобы пристрастить парня, к науке, не раз он показывал тому ровненькие шнурочки святарных текстов, которые без единой ошибки выводила на восковых дощечках Нелюба.
Василек впервые увидел внучку полоцкого воеводы в церкви. Молитвенно сложив руки, черноволосая, краснощекая девушка шептала вслед за епископом псалом Давида, но и в руках ее, и в быстрых глазах было нечто вольное, диковатое, и облик ее бросался в глаза, пробуждая совсем не молитвенные мысли. "Сатанинское нечто в ней", - глядя на пунцовые, как вишни, губы, подумал парень - и вышел из церкви, не видя вокруг света.
Однако родители, с большим уважением встретившие сватов от Криворога, приняли великий позор: Нелюба расхохоталась, услышав о замужестве. Она смеялась долго, мстительно, а выскочив назад, в свою светлицу, расплакалась так, что не могли ее успокоить ни няньки, ни кормилица, ни сама испуганная мать.
С того времени она начала исчезать из дому. Приходила через несколько дней, вся в грязной, запачканной рубашке, с содранными ногтями, выходила к столу и жадно ела, не обращая внимания на упреки семьи. Отец попробовал побить ее и замкнуть в клеть - изогнулась, вылезла через окно, и не было ее аж две седмицы, так что мать с нянькой тайно от хозяина спустили в Полоту свежий каравай хлеба и на нем две зажженные свечи, - если втянул дочь водяной, пусть будет ей, речнице, легко! Однако она пришла - и тут взялся за отступницу дед. Ирвидуб повел ее к княгине, и молодая девушка, на зависть всем боярским семьям, стала жить в княжеском дворе. Но прошел месяц - и беглянка снова не удержалась.
- Убить ее, что ли? - жаловался Ирвидуб. - Аль она виновна, аль злая доля ее такая? Помнишь, господин, в какой день родилась?
Брачислав помнил - в тот самый день, когда судили волхвов, и событие это таинственно связывалось с жизнью внучки Ирвидуба. Он подбодрил старика:
- Даруй только Перун удачу, и помолись завтра в церкви, чтобы не было за эти дни дождя!
Ирвидуб удивленно посмотрел на князя; в его глазах засветилась надежда и вместе с тем - боязнь. Он медленно вышел из-за стола, поклонился и исчез в двери. Князь, забрав лучину, отправился к себе. Отрок двинулся было за ним, однако князь повел бровью, и тот испуганно отступил.
Пройдя сени, Брачислав услышал голос. Он остановился: говорила кормилица Нежата. Она, видимо, только что уложила спать его дочерей и рассказывала им о чем-то. Всеслав неслышно подошел к двери. Голос Нежаты, тихий, глубокий, дремотно растекался по опочивальне:
- Днепр-то брат нашей Двине. И еще одна сестра есть у него - Волгой прозывается. Сироты они втроем были, ходили-ходили по земле и все искали, где бы можно было разлиться великими реками. Что вы думаете? Нашли!.. Нашли и ночевать легли в болотах. Сестрицы были хитрее брата: как Днепро заснул, они тихонечко встали, заняли лучшие места и потекли себе. Встает утром брат, глянул вокруг - как бросится вдогонку! Злился-злился, курочил берега, а потом успокоился, дошел себе до моря. Правда, зато много у него омутов да истоков.
- А сестрицы? - подала сонный голос одна из княжен.
- А сестрицы разбежались в разные стороны, спасаясь от погони, и больше уже не встречаются, - ответила Нежата и хотела вскочить, увидев в дверях Брачислава.
Он кивнул головой и, передав ей лучину, встал над широкой спальной лавою, где, уткнувшись в перины, засыпали его дочери. Они открыли глаза и, узнав отца, потянулись к нему. Брачислав обеими руками обхватил девчушек, вдохнул их теплый, душистый запах и улыбнулся своей неожиданной нежности.
- А мы давайте сделаем, чтобы брат и сестра встретились, - шутливо предложил он дочерям.
- Давайте! Давайте! - захлопала в ладоши младшая.
- А как, папочка?
Но Брачислав уже вернулся к своему всегдашнему состоянию обеспокоенности.
- Потом подумаем!
Тихо опустил дочерей, поцеловав их на прощание, и, забрав лучину, пошел, дальше.
Мысли его вернулись к Нелюбе, и он вспомнил, как удивила его в прошлом году одна находка. В верховьях Полоты, за полдня ходьбы от Полоцка, увидел однажды князь странные ямы, а подойдя, узнал в тех ямах краски, которыми рисуют иконы, - желтую охру, красноватую умбру. Это не удивило бы, если бы в маленьком детском следочке, отчетливо отпечатавшемся в глине, не увидел кусок золотого шнура. Тогда он долго думал, кто эта женщина, что была тут, вдали от людей, и почему она занималась таким неженским делом, однако, когда пришла к ним Нелюба, он как-то заметил у нее на руке желтоватое пятно, похожее на увиденную глину на берегу Полоты. И вот сегодня, слушая жену, он мгновенно связал в одно все эти разрозненные события.
- Завтра конь чтоб был, - буркнул он холопу, подскочившему, чтобы раздеть князя, и, бросившись на твердую свою лаву, мгновенно заснул.
Назавтра он приказал сыну:
- Возьмешь оруженосца - и вдвоем девушку чтоб привезли!
- Почему я, отец? - возразил семнадцатилетний Всеслав. - Не мое дело с сумасшедшими возиться!
- Учись властвовать! Учись, глядя в глаза людям, отгадывать их самые тайные мысли! Сам реши, что с ней делать, а я - посмотрю!
Молодой княжич позвал с собой Алексу и гридней. Алекса был недоволен.
- Пошто не княжескими делами занимаешься? - Он со злостью дергал коня, ибо в тот день надеялся вволю пострелять из лука.
Всеслав дал ему побурчать, потому что Алекса - единственный, кого он считал равным себе, а иногда ставил его и повыше себя, по-доброму завидуя воинскому его мастерству. Высокий, крепкий, сын кузнеца будто бы врастал в седло и казался Всеславу похожим на могучего кентавра, которого он видел в книгах, правда, кентавра молодого и красивого. Длинные русые волосы пушились у Алексы на плечах, темные брови были густыми и придавали ему вид хмурый и дерзкий.
- Не одна по тебе будет сохнуть, молодец, да что-то ты свои стрелы любишь больше, - не однажды дразнили его женщины, однако Алекса лишь пренебрежительно хмыкал и переводил разговор на иное. И сейчас он делился с князем:
- Как поймать девку, за косу ее - и на площадь, и пугу рядом. Кто хочет, пусть перетянет…
- Боярскую дочь? - улыбнулся Всеслав.
- Пусть себе и боярскую…
- На площадь - и пугу рядом?
- А что ж - заслужила!
- Нет, - стал серьезным Всеслав. - Боярский позор прятать от простой чади нужно за семью печатями, так, чтобы никто и думать не отважился, будто людей сотворил бог равными. И бить их, боярских дочерей, не на площади, а в темном порубе, и так, чтобы на лице следов не было, дабы люди видели их недоступными и в золоте - на том княжеская власть держится…