Юрий Борев - СТАЛИНИАДА стр 35.

Шрифт
Фон

Мягкость наказания объясняется ранней датой события и тем, о чем поведал Кацман: "Ворошилов обругал меня: мы тебе доверяли, мы тебя приблизили, а ты оказался болтун и дерьмо. Ты пренебрёг доверием! Скажи спасибо, я тебя спас от гнева Сталина. Но смотри, если будешь болтать…"

Личная жизнь вождя

Во второй половине 30-х годов сестра Кагановича какое-то время была на положении полужены Сталина. Её карточка в правительственной поликлинике лежала в ящичке семьи вождя.

Существует и другое предание о личной жизни Сталина. Ему приводили молодых девушек. Родителям сообщали, что их дочь погибла при выполнении важного задания. Подобные секс-истории о Берия ныне известны документально, что придает некоторую вероятность этому преданию.

СТАЛИН И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА

Мудрое решение

У Сталина спросили:

- Что делать с писателем N7 Его обвиняют в троцкизме. Однако имеются доказательства его невиновности. Как решить проблему?

Сталин ответил:

- Есть человек - есть проблема. Нет человека - нет проблемы.

Охранная грамота

Художник Сарьян рассказывал, что, принимая в Москве армянскую делегацию, Сталин спрашивал о поэте Чаренце и говорил, что его не нужно трогать. А через несколько месяцев Чаренц был арестован и убит.

Организация поддержки

Сталин пригласил поэта Николая Асеева в Кремль. Когда тот пришел, завел разговор о поэзии и даже прочитал отрывок какого- то стихотворения на французском языке. Премии ещё не были объявлены, тем не менее Сталин сказал:

- Поздравляю вас, товарищ Асеев, с премией, которую они называют Сталинской, за поэму "Маяковский начинается".

Великодушно приняв благодарность, Сталин продолжил:

- Мы живем в бедной крестьянской стране. У нас прошла коллективизация. Один молодой поэт, стихи которого вам, наверное, не понравятся, написал поэму "Страна Муравия". Я очень прошу вас поддержать эту поэму и написать на нее рецензию.

Асеев согласился. Как только он пришел домой, ему позвонил Мехлис:

- Я слышал, что вы хотите написать рецензию на поэму Твардовского. "Правда" готова предоставить вам свои страницы. Мы ждем рецензию.

Без них было бы спокойнее

Мариэтта Шагинян в 1937 году говорила о "гнилых интеллигентах": "Посадили несколько человек, а они подняли крик".

Двадцатая ступенька

1937 год. Двадцатая годовщина революции. Арестовали Осю - брата Льва Кассиля - автора "Кондуита и Швамбрании", работавшего в "Известиях". Сразу же вызывает его приятель - ответственный секретарь редакции и спрашивает:

- Лева, есть у тебя удостоверение?

- Есть.

- Покажи.

Приятель берет удостоверение и бросает в стол.

- К сожалению, ты уволен.

Со дня на день писатель ждал ареста. На всякий случай приготовил вещи. Сидел дома и считал ступени. От входа до его квартиры девятнадцать. Как только за дверью слышен шаг на двадцатую ступеньку - значит мимо. От нервного напряжения стали выпадать волосы. Телефон молчал: знакомые и приятели боялись звонить.

Однажды вдруг раздался звонок:

- Лева, поздравляю, тебя наградили орденом "Знак Почета".

Кассиль возмутился:

- Нашел время шутить.

С досадой бросил трубку.

Вскоре раздался новый звонок. Опять поздравление. Потом позвонили из Союза писателей и пригласили на митинг по поводу награждения группы писателей орденами.

Фадеев рассказал, что Сталин просмотрел список писателей, представленных к награждению, и спросил:

- А где тот молодой писатель, который в 1932 году на встрече у Горького лезгинку танцевал?

Фадеев воскликнул:

- А, Лев Кассиль! Он пишет.

- Почему его нет среди награжденных?

- У него брат арестован, товарищ Сталин.

- Товарищ Фадеев, Союз писателей создавали, чтобы вы защищали писателей от нас, а нам приходится защищать интересы писателей от вас.

Старичок, испугавший Сталина

Был прием по случаю окончания декады таджикского искусства. Присутствовали Сталин, члены таджикского правительства, деятели искусства и литературы. Сталин встал и предложил тост:

- За великий таджикский народ, за его замечательное искусство, искусство Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и…

Тут сидевший в конце стола маленький тщедушный старичок закричал:

- Бираф! Старый литературоведение капут!

На минуту все в ужасе замерли. Но Сталин сделал вид, что ничего не произошло, и начал тост снова:

- За замечательное таджикское искусство Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и Джами…

Старичок снова закричал с другого конца стола:

- Бираф! Старый литературоведение капут!

Снова все в ужасе замерли. Старичок же вскочил и решительно направился к Сталину. Тот в страхе попятился, а потом полез под стол.

Тут же два молодых человека в штатском скрутили старичка. Сталин вылез из-под стола, сделав вид, что искал там трубку, и вновь спокойно расположился в своем кресле. Он обратился к секретарю ЦК Таджикистана Гусейнову, сидевшему около него, за разъяснением, что означают эти неорганизованные выкрики и кто такой этот агрессивный старичок. Гусейнов разъяснил:

- Старик этот известный писатель и литературовед Садриддин Айни. Он кричал: "Браво! Старому литературоведению пришел конец!"

Айни много лет утверждал, что Фирдоуси таджикский поэт и спорил об этом со сторонниками старых литературоведческих школ. Теперь он приветствует высказывание Сталина о принадлежности Фирдоуси к таджикской литературе.

Сталин вышел из-за стола и при напряженном молчании присутствующих приблизился к всё ещё скрученному аксакалу. По знаку бровей вождя старичка отпустили, Сталин у него спросил: "Вы кто?"

Аксакал подобострастно склонился перед Сталиным, как перед падишахом, и сказал, что он недостойный Садриддин Айни. Сталин, уже получивший необходимую справку, спросил: "Айни - это псевдоним, а как ваша настоящая фамилия?" Айни сказал:

"Садриддин Саид-Мурадзода". Тогда Сталин протянул ему руку и сказал: "Будем знакомы, Джугашвили".

Гомер воспевает Сталина

В Махачкалу в 36 году приехала бригада поэтов (Петровский и другие) переводить песни лезгинского поэта Сулеймана Стальского, которого восторженный и великодушный Горький назвал Гомером XX века. Вышел неграмотный старик, заиграл на струнном инструменте и запел песню о Сталине. Переводчики попросили рассказать, о чем идет речь. Им изложили содержание стихотворного текста:

О Сталин, ты - падишах падишахов.
Ты - султан султанов.
Ты - царь царей.
Ты - выше белого царя….

Сначала переводчики остолбенели, а потом обвыклись и перевели:

О Сталин, ты солнце народов,
Ты вершина гор… и т. д.

"Жирные пальцы"

В стихах Осипа Мандельштама о Сталине их герою показалось особенно оскорбительным упоминание о "широкой груди осетина" (он причислял себя к грузинам) и о пальцах, которые, "как черви, жирны". "Жирные пальцы" не только стоили жизни Мандельштаму, но и дорого обошлись Демьяну Бедному. Сей пролетарский писатель в начале 20-х годов жил в почете в Кремле и был большим библиофилом. Живший рядом Сталин брал у него книги и всегда возвращал с отпечатками пальцев на страницах.

Библиофильская душа Бедного этого не выдержала, и он поделился с кем-то своим возмущением. Сталин узнал об этих высказываниях и, войдя в силу, выселил Бедного из Кремля. Поэта проработали за поэму "Богатыри" и долгое время не печатали.

За Бедным была установлена слежка. Однажды он сидел в ресторане с женщиной, за которой ухаживал. К нему подсел соглядатай, и поэт дерзко передал ему салфетку, на которой написал:

Никуда не убегу: У
меня одышка.
Эту бабу…..
…. - и крышка!

Салфетка пополнила досье Бедного.

Простое решение конфликта

Мандельштам был убежден, что он - поэт, живущий, как божия птица, вольно и впроголодь, - имеет право брать у всех все, что ему нужно. Однажды он взял взаймы деньги у прозаика Бродского. Через некоторое время заимодатель грубо, в оскорбительной для Мандельштама и его жены форме стал требовать деньги. Произошла ссора. Чтобы ликвидировать инцидент, был назначен товарищеский суд под председательством Алексея Толстого, о котором в 30-х годах говорили, что в его жилах течет половина графской и половина свинской крови. Когда я пишу эти слова, во мне всё протестует против столь резкой и несправедливой оценки. Однако в предании прозвучала такая характеристика и я не считаю себя вправе быть ее цензором. Суд решил, что Мандельштам неправ, присудил его к возвращению долга и вынес общественное порицание. Тогда разгоряченный поэт встал, подошел к Толстому и со словами: "А это вам за ваш Шемякин суд", - дал ему пощечину. Толстой пожаловался в инстанции. Вскоре Мандельштама посадили.

Однако несправедливо было бы винить в этом Толстого. У Мандельштама было "прегрешение" более опасное - стихи против Сталина. Молва же (нарушая логический закон: после не значит "по причине") связывала арест Мандельштама с эпизодом его протеста против "Шемякина суда".

Погиб поэт

В 32-м году Мандельштам написал стихотворение о Сталине. О нем знали человек десять ближайших друзей.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке