Выпив горячего чая с печеньем, Галина окончательно успокоилась, по крайней мере, в обморок падать больше не собиралась. Я взялся приготовить ужин, а девушке предложил принять душ. Ничего нового для неё здесь не было, только пришлось объяснять, что такое шампунь.
Вышедшая из ванны в халате (его я специально для женщин держал), девушка выглядела великолепно: бледное узкое лицо с широким лбом, тёмные волосы. Красавица! А главное – в светлых серых глазах уже читались и мысли, и чувства, и понимание происходящего. И тут меня отпустило: я наконец понял, что с ней всё будет хорошо, но также понял, что до этого "хорошо" ещё было много, много дел.
За ужином я, подумав, налил девушке десертного вина – для окончательного успокоения. Сам выпил водки и попросил её рассказать о себе.
Галина задумчиво посмотрела на настенный календарь-плакат с подмосковными берёзками и, вздохнув, начала:
– Я родилась 18 августа 1921 года. Папа работал переводчиком с немецкого в издательстве иностранной литературы, мама – учительницей русского языка в школе. Света, моя младшая сестра, родилась в апреле 1926. В 38-м году я поступила в педагогический институт иностранных языков, на факультет немецкого, – папа настоял, с детства нас с сестрой гонял по немецкому, говорил, что со знанием языка без куска хлеба не останешься. Когда началась война, я как раз сдала сессию, отдыхала на каникулах. Светка же уехала в Ярославскую область, к бабушке.
Папа, как война началась, сразу пошёл в военкомат, требовал отправить его в действующую армию переводчиком и уже в июле своего добился – ушёл на фронт.
Галина посмотрела на меня и тихо спросила:
– Вы сказали, война закончилась. Когда? Мы победили?
– Да, – ответил я, – победили, дошли до Берлина и даже дальше – до Эльбы. 9 мая 1945 года Германия капитулировала, а ещё раньше, 30 апреля, Гитлер застрелился.
– Так долго воевали, – прошептала девушка, – так долго…
– Да, тяжеловато пришлось, но я дам тебе потом о войне почитать, сам расскажу что знаю, а ты пока скажи: как тебя занесло в этот чёртов овраг?
Девушка потёрла лоб и продолжила:
– Москву бомбили часто, почти каждый день, но немцы летали с запада, и на нас до сегодняшнего дня ни одна бомба не упала. А сегодня, – девушка сдавила голову руками и ещё раз прошептала: – Сегодня я пошла посмотреть на тренировку новобранцев, интересно ведь: винтовки, штыковые удары; они постоянно возле речки тренировались. И Витька с ними был.
– Парень твой?
– Ага.
– И вот шла я через лес – и вдруг взрыв страшный, земля полетела, листья с деревьев посыпались. Ну, я поняла, что бомбят, – и бегом в овраг. У меня аж зелено в глазах от страха стало, как в тумане бежала. Споткнулась и упала. Встаю на ноги – а кругом тишина. И голова болит, мысли странные в голову лезут, как бы сами с собой разговаривают. Потом вас увидела. А дальше вы знаете.
– Ясно, – сказал я. – Ну ладно, хватит на сегодня, устала, наверное. Посиди пока, выпей ещё вина, а я пока кровать разберу.
– Ага, – тихо сказала девушка и послушно налила себе ещё рюмку.
Я постелил девушке на кровати, себе разложил раскладушку; вернулся на кухню. Галина стояла возле окна и смотрела в ночную тьму с вырезанными в ней жёлтыми кругами света от фонарей.
– Иди, Галина, ложись спать. Утро вечера мудренее.
– Ага.
– А я пока подумаю, что для тебя можно сделать.
– Хорошо. Спасибо. – И, поправив руками ещё мокрые волосы, девушка ушла спать.
Видимо, заснула она как убитая – без ворочаний и всхлипываний. Нормуль! А я ещё долго сидел на кухне, пил водку и курил, размышляя обо всей этой ситуации.
Странно, что немецкие самолёты занесло – да ещё днём – на юг от Москвы: летели они, действительно, обычно с запада, по Москва-реке. Ну, это не так уж невероятно: возможно, наши истребители заставили-таки свернуть их с курса, и немцы, освобождаясь от бомб, сбросили их куда попало. Такое бывало. Блин! Возможно, первые и последние несколько бомб, упавшие в район парка Коломенское, заодно и перенесли девушку в будущее. Н-да…
Теперь дальше. Понятно, что КГБ заинтересуется моей странной гостьей не завтра, так послезавтра. Как отмазать её от допросов, психиатров и прочих прелестей, которые я сам прошёл на Лубянке? Полностью, конечно, не получится, но можно попросить Бориса Витальевича как-то смягчить процедуры. Но не завтра, завтра пускай Галина отдохнёт, а в субботу, после уроков, сам созвонюсь с майором. Больше ничего путного в голову не приходило, и наконец, отложив дальнейшие размышления на утро, я тоже отправился спать.
Остановившись возле её кровати, я при тусклом свете торшера долго смотрел на красивое лицо спящей девушки. Странно: она во сне улыбалась. Чему?
Галина проснулась раньше меня, и когда меня наконец поднял звон будильника, сидела уже одетая на заправленной кровати, рассматривая географический атлас Советского Союза. Ну что ж, замечательно, пусть узнаёт, в какой стране теперь живёт.
Книг, вообще, у меня было немного да и купить хорошую книгу в те времена – да вы сами знаете – было непросто. Но что-то было: редкие книги, купленные у спекулянтов на Кузнецком, "огоньковские" брошюры поэтов да подшивки журнала "Юность" – единственное, что я выписывал. Да несколько газет, которые я покупал только ради телепрограммы.
Мы быстро позавтракали (готовя холостяцкую яичницу, я заодно показал девушке, что у меня где и как чем пользоваться). Потом позвонил в школу, наплёл с три короба о приехавшей из провинции родственнице, которая дорогой разболелась и с которой надо посидеть. В общем, взял день за свой счёт. Директриса благодушно разрешила, видимо, ещё помня о летнем ремонте, который я провёл в школе. Показал Галине, как пользоваться проигрывателем (пластинки у меня были в основном классика – хоть что-то неизменное в изменяющемся мире), объяснил, чем он отличается от патефона. Хотел было научить пользоваться катушечным магнитофоном и телевизором, но, подумав, что для начала и этого вполне достаточно, решил отложить обучение на вечер. Покопавшись, нашёл журналы "Юность" за 1967 год с повестью Бориса Васильева "А зори здесь тихие". "Вот, – сунул Галине, – почитай, тебе будет интересно". Положил на тумбочку возле кровати ещё и зелёный томик Есенина, который втридорога купил у спекулянта на Кузнецком, строго-настрого приказал не отвечать на звонки в дверь и по телефону, снял размер с Галиных ботинок и убежал, пообещав особо не задерживаться.
Галина всё время инструктажа молчала, ничего, кроме редких "да", "ага" и "поняла" я от неё не услышал, но чувствовал, что она буквально кожей впитывает атмосферу своего нового мира. Я понял, что с ней происходит нечто обратное тому, что происходило со мной: я-то страдал от пустоты, не заполненной ещё не существующей мыслесферой, а на неё наоборот – обрушился поток нового, включающий в себя всё то, что было старого. Наверное, ей было легче, чем мне, во всяком случае – интереснее.
Владимир Сергеевич замолчал и после долгой паузы продолжил.
– В общем, ничего о её родственниках я толком не узнал. В киоске справочного бюро (помните эти серые будки?) Прасковью Ивановну Соловьёву не нашли, Светлану Николаевну Соловьёву тоже. Впрочем, она-то наверняка сменила фамилию, выйдя замуж, а вот отсутствие в базе данных Прасковьи Ивановны говорило, скорее всего, только о том, что она умерла, ведь ей, должно быть, было уже за семьдесят. Был вариант, что справочная ошибается, но всё равно, делать было нечего: завтра-послезавтра надо было связываться с Борисом Витальевичем, пусть Галину помучают вопросами, но, по крайней мере, сестру её найдут.
Потом я пошёл в магазин, купил для девушки демисезонное пальто, благо денег после летних ремонтов было ещё много, и новые ботинки. С остальным решил подождать – пусть сама себе юбки-платья выберет и, тем более, бельё. Да, и в книжный зашёл – взял учебник по истории СССР для вузов. Книжка, конечно, дебильная, но хоть какая-то информация. В общем, к двум часам дня я уже был дома.
Известие о том, что её мама, скорее всего, умерла, Галина восприняла на удивление спокойно (думаю, она уже это знала), промолвила только: "Конечно, ей ведь уже семьдесят два. Должно было быть". Посмотрела обновки. К счастью, пальто подошло – глазомер меня не обманул, менять не придётся. Глядя в окно на прохожих, девушка уже поняла, в чём сейчас ходят. Вообще, понимала она больше, чем я ожидал. Поблагодарила. Вскоре выяснилось, что она уже приготовила обед. Пошла разогревать.
За обедом Галя вдруг спросила:
– Товарищ Сталин давно умер?
– 5 марта 1953 года, – ответил я и мысленно добавил: "А ровно через четыре года я во второй раз родился".
– Почему о нём так мало пишут в твоих журналах? Почему Сталинград сейчас Волгоград, Сталино – Донецк, а Молотов – Пермь? Они сделали что-то плохое? И почему такая глупость: любой город на Волге можно назвать Волгоградом, почему именно Сталинград? И почему Германий две? Какая из них наша и кто в другой?..
В общем, посыпались вопросы. Я мысленно поблагодарил себя за то, что догадался-таки купить учебник по истории. Опять же, вести тяжёлые разговоры по истории с девушкой из другого времени мне совсем не улыбалось.
– Знаешь что, – сказал я, – я тут учебник по истории СССР купил. Ты там прочитаешь, что происходило, пока тебя здесь не было (как будто я был – хех!). Сейчас статьи в журналах отмечу, какие нужно в первую очередь прочитать. А ты потом, если что, не стесняйся, задавай вопросы, ага?
Галина кивнула.
– Вот и лады, а у нас сейчас есть дела поважнее.
Снова кивок.
– В общем, ты совершила путешествие во времени и попала в будущее, на тридцать лет вперёд. "Машину времени" Герберта Уэллса читала?