Елизар Бык.
Заливая это письмо сургучом, и прикладывая к нему свой перстень, на котором в сложном узоре монограммы, посвященные в тайны братства могли бы разглядеть знак десятой заповеди, Елизар Бык с улыбкой наблюдал в окно как офицер его охраны, командующий копейщиками, передает такое же запечатанное сургучом письмо литовскому купцу, выезжающему со двора.
В одной из лучших комнат дорогого дома на Литовском купеческом подворье Новгорода, где один день пребывания стоит дороже, чем добрый конь с полной сбруей, Елизар Бык прощался со своими друзьями и единоверцами.
Он протянул письмо скромно одетому в простое монашеское платье полноватому молодому человеку с умными и веселыми глазами.
- Известного книжника и брата десятой заповеди Симона Черного отыщешь в Валахии, вероятнее всего в Бухаресте при дворе господаря Стефана, однако, возможно, ты нагонишь его даже раньше, если он задержится в Бахчисарае, где по моим сведениям, наш ученый брат собирался остановиться на некоторое время. Постарайся стать ему полезным своим умом и знаниями, Неждан, и тогда тебя ждет прекрасное будущее - Симон готовит почву для бракосочетания своей воспитанницы волошской принцессы Елены, и если она станет королевой в одном из ближайших княжеств, то тебе может выпасть роль ее личного канцлера.
- Дай Бог здоровья Симону, принцессе Елене, тебе, Елизар и конечно, тебе мой дорогой друг и учитель, Аркадий!
Неждан спрятал письмо, низко поклонился Аркадию и поцеловал его протянутую руку, потом обнялся с ним, с Быком, широко улыбнулся и, прощально взмахнув рукой, вышел.
- Я надеюсь, он доберется, - полувопросительно сказал Бык.
- Не сомневайся, - ответил Аркадий, - если говорят, что язык до Киева доведет, то девять языков доведут хоть на край света! Кроме того, он может предъявить опасную грамоту, подписанную самим московским митрополитом Геронтием. С этой грамотой ему в Московском княжестве даже разбойники не страшны - они тоже православные.
- Подпись поддельная? - поднял брови Бык.
- Подпись подлинная, - улыбнулся Аркадий, - правда, грамота была в начале совсем другая, но наши мастера сделали все, как надо.
- Превосходно! Ну, что ж, и нам пора прощаться, - сказал Бык. - Итак, ты отправляешься в Углич?
- Да, но не сегодня.
- С минуты на минуту начнется штурм. Ты не опасаешься?
- Напротив, я жду его с нетерпением. Я ведь должен получить обещанную награду за то, что назвал изменников и выдал в руки Москвы архиепископа!
- Ты меня удивляешь! Неужели тебе не известна благодарность московитов? Они сочтут, что гораздо проще повесить тебя за твои услуги, чем заплатить за них!
- Заплатят, и притом в тот же день, когда войдут в город. Дело в том, что я намекнул кое-кому о моих доверительных отношениях с Феофилом и когда, схватив его, они не обнаружат сокровищ архиепископа, что, по-видимому, уже произошло, они немедленно отправят ко мне человека, с мешком денег, который попытается выведать, знаю ли я что-нибудь о местонахождении сокровищ архиепископа. Я получу московские деньги, которые мне весьма пригодятся в пути до Углича, - зачем вводить в расход Братство, - затем обнадежу московского человека, а потом мы с ним оба, скорее всего, погибнем от рук не в меру воинственных и пьяных московских воинов, ворвавшихся в новгородский купеческий дом в поисках заговорщиков. Таким образом, я исчезну с глаз Патрикеева, как трагически погибший герой борьбы с Новгородом.
- Что ж, это убедительно! Тогда мне лишь остается подготовить благополучный переход в руки Великого Московского князя полюбившихся ему еще с прошлого приезда Дионисия и Алексея и отправляться на Ильмень за соленой рыбой…
Аркадий уже прошел полпути от Литовского торгового двора до своего дома, когда послышалась глухая канонада, скрипучий треск ломаемого дерева и далекие крики множества голосов.
Осада Новгорода началась.
Аркадий ускорил шаг, держась поближе к домам со стороны городской стены, потому что, не все пушечные ядра крушили эту стену - некоторые летели в город, убивая при этом случайных жителей, в том числе и сторонников Москвы.
К счастью дом, где жил Аркадий, находился под прикрытием расположенного невдалеке Ганзейского купеческого двора, и ядра в ту сторону не летели.
В Новгороде существовало несколько хорошо защищенных дворов, - как бы маленькие крепости внутри города - где останавливались иностранные купцы, приехавшие торговать сюда, и где порой даже располагались их постоянные торговые представительства. По древнему неписанному закону войны, подворья иностранных купцов, не грабились и не подвергались нападению, поэтому Елизар Бык мог чувствовать себя в относительной безопасности на Литовском подворье, Аркадий же заранее попросил прислать ему, как московскому доброхоту, опасную грамоту на случай вторжения войск великого князя и потому тоже особо не тревожился. Будучи монахом, но, занимая высокую должность одного из личных секретарей новгородского архиепископа, он пользовался привилегией жить не в монастыре, а в городе, и, как многие члены тайного братства, внешне всячески демонстрировал свою скромность и убогость. Так, например, он не имел собственного жилища, а снимал верхнюю комнату с отдельным входом у богатого купца Онуфрия Манина. Купец недавно овдовел, очень горевал, и всю свою любовь перенес на единственное дитя, дочь Любашу, незамужнюю еще, веселую, розовощекую девушку, которой Аркадий невольно любовался каждое утро, видя из своего окна, как изящно она несет ведра с водой на дугообразном коромысле.
Но сейчас перепуганная и бледная Любаша, стояла на улице у своего дома вместе с отцом, и оба они непрерывно крестились, глядя на сполохи зарева, которое уже разгоралось в той стороне, где находились главные ворота города.
- Что ж это творится, батюшка! - увидев Аркадия, взволнованно вопрошал Манин, - Неужто снова, как в том году, погибель и разорение домам новгородским?
- Все в руках Господа - перекрестился Аркадий - По грехам нашим - воздаяние! Будем уповать на волю Его, и да смилуется Он над нами. А пока, Онуфрий Карпыч, я думаю, надо запереть ворота покрепче и укрыться в доме, приготовив жалованные грамоты на имущество, и все ваши купеческие бумаги для проверки - московиты будут обходить улицы в поисках изменников, что тянули Новгород к Литве, и если никто на нас не донесет, может все и обойдется миром.
- Останься с нами, батюшка, - взмолился купец. - Как ворвутся сюда - не за себя боюсь - за дитя невинное! Может хоть ряса твоя остановит псов окаянных!
- Конечно, конечно! - Заверил Аркадий, - Ничего не бойтесь, - я буду все время с вами!
Ларя Орехов появился лишь на следующее утро и сообщил Медведеву, что Иван Юрьевич ждет его.
Велев Алеше и Ивашке быть наготове, Василий отправился к воеводе.
Пушечный грохот не смолкал всю ночь, но сейчас немного утих, поскольку на рассвете ворота были проломлены и первые московские отряды уже ворвались в город.
- Ну, здравствуй, здравствуй, дворянин ты наш окраинный, - снисходительно ответил боярин на поклон Василия, - не забыл тебя государь, не забыл. "Как под Новгород пойдем, - говорит, - зови этого Медведева, чую, пригодится он тут!" И ведь как в воду глядел, батюшка князь великий! Дельце одно образовалось важное да секретное. Есть в Новгороде монах один - доброхот наш: верно Москве послужил, самых главных заговорщиков выдал, - на рассвете наши в город вошли, да всех и повязали точно там, где он указал. За это награда ему была обещана, - Патрикеев взял из рук Лари мешочек с монетами и протянул Медведеву. - Зовут его Аркадий Дорошин, живет он на подворье купца Манина, возле Ганзейского двора. - Сейчас поедешь туда и передашь ему награду. Тут первая сотня новых московских денег, изготовленная нашим придворным мастером.
Медведев принял мешочек и сунул за пазуху:
- Помнится, приходилось исполнять дела поважнее, да посекретнее.
- Я так и ждал, что это скажешь! - улыбнулся Патрикеев. - Молод еще ты, Василий, однако, молод… Ну, неужто всерьез подумал, что ради доставки этой сотни мы бы тебя с Угры вызывали. - Воевода склонился и как бы по секрету прошептал Василию на ухо, - Меня не сотни, меня миллионы интересуют. Миллионы. И я хочу, чтобы ты мне их сюда доставил.
- Откуда прикажешь доставить, князь?
- Оттуда, где они спрятаны. Когда найдешь. И если, конечно, они вообще есть, миллионы эти! А может, их и нет вовсе? Вот это все ты как раз и должен разузнать, Медведев! Теперь слушай внимательно. Великий князь сильно осерчал на архиепископа Феофила за измену да велел в оковах в Москву отвезти, а казну его на себя взять. По нашим сведениям у митрополита богатство тут немалое было. И вдруг выяснилось, что он нищий. Нет у него ни копейки! А куда ж подевалось-то богатство митрополичье? Сёла его все, земли его, дома да хоромы? Оказывается - продал! Месяц назад все что имел - все продал! А деньги, говорит, нищим роздал! Ну, кто ж в это поверит, а? Я - не поверю! Всех людей его вторые сутки пытают - никто ничего не знает. Самого митрополита великий князь пытать не велит - Бога гневить не хочет. Остается одна надежда: вот этот-то Аркадий! Он, как говорят некоторые, близок был к Феофилу - дьяком его личным одно время служил. Так вот, я хочу, Медведев, чтоб ты с ним поговорил… Я знаю, ты умеешь… Если ты князя Бельского убедил письмо написать, то и тут у тебя получится…
- У меня было полгода времени, - напомнил Медведев.