- Так точно, товарищ майор! - ответил Иван. - Враги у нас повсюду! Меня не нужно в этом убеждать! Вот почему я вас перебил, извините! Я готов выявлять врагов всегда и всюду. Поэтому полностью принимаю ваше предложение. Я буду добровольно и даже с радостью информировать вас обо всем!
Скуратовский встал, вышел из-за стола и, задумавшись, остановился возле одежного шкафа. - Очень приятно, - сказал он, - что нам удалось найти общий язык! Вдвойне отрадно, что вы добровольно берете на себя столь высокую ответственность…Как хорошо, что есть еще в нашей стране такие порядочные и патриотичные люди!
Далее майор перешел к делу. Достав из стопки бумаг, лежавших перед ним, чистый лист, он протянул его Зайцеву. - Вот, пишите под мою диктовку… - Зайцев вытащил свою чернильную ручку. - В Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР от гражданина Зайцева Ивана Владимировича…Так, а теперь посредине листа. Вот так! Я, Зайцев Иван Владимирович, обязуюсь сотрудничать с КГБ в деле выявления врагов Советского государства и всех тех, кто подрывает основы Советского общества. Новое предложение. Так. Подписываться буду в дальнейшем псевдонимом…Какой бы ты хотел псевдоним?
Зайцев поднял голову: - Псевдоним?
- Да, так у нас принято! - кивнул головой Скуратовский.
- Ну, пусть будет "Владимиров"!
- Так и пишите: - "Владимиров". А теперь поставьте число и подлинную подпись.
Зайцев расписался.
- Ну, вот на сегодня и все! - с удовлетворением отметил Владимир Андреевич и полез рукой в боковой карман, доставая маленький календарь. - Условимся же о следующей встрече. Вот если в следующий вторник в это же время?
Зайцев глянул на часы: - В пятнадцать ноль-ноль, товарищ майор?
- Да.
- Я обязательно приду!
- Ну, что ж, до свидания! Рад был с вами познакомиться! - И майор протянул Зайцеву маленькую горячую ладонь.
Г Л А В А 23
Н О В А Я В С Т Р Е Ч А
Наступил ноябрь. По утрам было холодно. На зарядку бегали уже в нижних рубашках. Однако днем светило солнце, нагревавшее воздух и землю, и, казалось, грядущая зима отступала. А вообще тот ноябрь был необычный. Ни привычной холодной сырости, ни снега. Лишь голые деревья да утренний иней свидетельствовали о поздней осени.
Зайцев часто после напряженной работы выходил из штаба на улицу и бродил по свежему воздуху, разгоняя усталость. Не раз он думал о том, как удивительно устроена природа. За всю прошедшую жизнь ему ни разу не доводилось видеть такой прекрасной, теплой и сухой осени. И вот стоило только попасть в армию, как, пожалуйста, установилась погода, о какой можно было только мечтать!
- В армии проходят лучшие годы и в возрастном, и в погодном отношении! - мысленно сокрушался он. - Вот вернусь домой, и все пойдет по-другому. Прошедшего не вернешь!
Но не только в этом смысле невозможно было вернуть прошлое. Зайцев еще до конца не понял и не прочувствовал, какой бестолковый и даже безумный шаг сделал он, согласившись сотрудничать с "охранкой"! Житейская неопытность и злоба на товарищей, которые из-за своей подлости были, безусловно, достойны самой суровой кары, привели его в стан еще более циничных и жестоких людей. Иногда Ивана одолевали мысли, противные его действиям. - Чем же я отличаюсь тогда от своих товарищей, - думал он, - если отвечаю на подлость подлостью, на хихиканье и клевету за своей спиной - доносами? Но все сметала ярость. Воспоминания о пережитых издевательствах заглушали угрызения совести. Зайцев не осознавал и того, что, согласившись на сотрудничество с "особым отделом", он влез в пожизненное болото и был обречен до конца своих дней тайно, оглядываясь по сторонам, скрывая от родных и близких, встречаться с работниками КГБ и доносить, доносить, доносить…Впрочем, доносительство от него не всегда требовалось. В конце концов, информация об антисоветских высказываниях, всякого рода "злостных измышлениях", "порочивших" советский общественный строй, была небезгранична и тогда, в отсутствии ее, приходилось выслушивать долгие и нудные поучения периодически менявшихся сотрудников КГБ.
Встречи же с Владимиром Андреевичем в основном сводились к тому, что Иван писал какое-либо донесение, а затем после короткого инструктажа возвращался к себе в штаб. Вечерами он был свободен и занимался своими делами: читал книги, учил английские слова, выполнял упражнения по самоучителю.
Надо сказать, что знакомство со Скуратовским отрицательно повлияло на занятия и увлечения Ивана. Некоторое время он ощущал какую-то скованность, заторможенность. Пропало желание садиться за английский. В душе накопилось какое-то напряжение. Иногда Зайцев ощущал нехватку воздуха, вплоть до удушья. Однажды он испытал настолько сильный душевный дискомфорт, что решил обратиться за помощью в медицинский пункт. Как раз в этот день на приеме оказался подполковник Северов.
Пациентов было очень немного, потому как курсанты и "молодежь" были отучены от частых посещений здравпункта санинструктором-сержантом Пинаевым. В основном, к врачу ходили "старики" или "черпаки". Зайцева уже можно было считать "черпаком", поскольку приказ Министра обороны об увольнении в запас на этот сезон уже давно был издан, и поэтому его появление не вызвало ни у кого негативных эмоций.
Усевшись в коридоре на свободный стул с откидным сидением, Зайцев стал ждать. Очередь шла довольно быстро.
Когда Иван вошел в кабинет, подполковник Северов инструктировал Пинаева как обрабатывать порез на ноге одного из солдат технической роты, сидевшего в процедурной комнате, примыкавшей к приемному кабинету. Старослужащий воин вытянул ногу, на которой зияла небольшая, но гноившаяся рана, и закрыл от страха глаза. Пинаев, выслушав наставника, достал вату, окунул ее в какой-то раствор и приступил к обработке.
- Ой, ой, лихо!!! - раздался дикий вопль. Северов заглянул в процедурную. - Как не стыдно! А еще - защитник родины! - возмутился он. - А что, если бы тебе пришлось получить боевую рану?!
Причитания прекратились. Северов повернулся к Ивану. - А, старый знакомый! - улыбнулся он. - Что с тобой на сей раз случилось?
- Что-то нездоровится, товарищ подполковник, - сказал Иван. - Трудно даже выразить самочувствие…
- А ты попробуй!
- Знаете, я вот чувствую, что не хватает воздуха. Побаливает сердце, голова. Такое вот ощущение удушья!
- Ну, ничего страшного в этом нет. Видишь, погода сейчас осенняя. Близка зима. Человек всегда испытывает определенный дискомфорт на стыке времен года.
- Но уж очень неприятно. Даже находит апатия…
- Дай-ка я тебя послушаю. Может быть ты влюбился? - усмехнулся Северов. - Давай, раздевайся по пояс.
Послушав Зайцева, измерив кровяное давление, военврач задумался.
- Ты ничем серьезным в детстве не болел? - спросил он спустя минуту.
- Нет. Если только ревматизмом? Но врачи говорили, что я полностью излечился.
- Небольшой порочек в сердце есть, дорогой, - сказал, насупившись, Северов. - Но я не думаю, что это могло вызвать ухудшение самочувствия, - он заглянул в процедурную. - Эй, Пинаев! Долго ты еще будешь там возиться? - Бравый санинструктор быстро завершил перевязку и отпустил больного. - Дай-ка ему выпить брома, товарищ Пинаев, - распорядился Северов, указывая ладонью правой руки на Зайцева, - наверное, молодой человек влюбился!
Пинаев засмеялся. - Что, Иван, никак в Бабурину втрескался? - съязвил он. - Я наслышан, что ты частенько бываешь в библиотеке, Маркса-Ленина перечитываешь! Выходит, не книги тебя туда привлекают!
- Что ты! - махнул рукой Зайцев. - У меня и в мыслях ничего не было про Бабурину! Да и не нравится она мне!
- Видишь ли, - сказал Северов, - тебе уже идет двадцатый год. Ты уже, фактически, взрослый мужчина. И неважно, любишь ты кого или нет, физиология есть физиология. Организм своего требует. Как раз вот нехватка воздуха или какой-либо иной дискомфорт и есть признаки неудовлетворенности полового чувства!
- Но как же тогда беседа капитана Михайлова, заведующего вашим здравпунктом? Он же как-то в роте рассказал о том, что половая жизнь нам совсем не нужна? - удивился Зайцев.
- Ладно. Михайлов есть Михайлов, а я - это я! - рассердился Северов. - И поэтому, когда я что-нибудь говорю, то знаю вес и цену своим словам! Впрочем, оставим дискуссию. Пинаев! Пусть он походит с недельку и попьет бром!
- Ясно, товарищ подполковник! - кивнул головой Пинаев.
- Свободны, молодой человек! - бросил Северов и указал Зайцеву рукой на дверь.
- Спасибо, до свидания! - сказал Иван, удаляясь.
По дороге в штаб он задумался. О подполковнике Северове ходили разные слухи. Говорили, что он когда-то работал главным врачом в военно-медицинской академии и даже имел ученую степень. Но толи кому-то не угодил, толи что-то не так сделал, и его убрали на пенсию. Теперь он, будучи отставником, фактически работает как вольнонаемный специалист. Слова, сказанные Северовым в противоречие Михайлову, подтвердили то, что старый военврач обладает самостоятельными и здравыми суждениями.
- Понятно теперь, почему его уволили в отставку, - решил Иван. - Разве может в нашем обществе не подвергаться травле самостоятельно мыслящий человек?
Но тут же мелькнула другая мысль: - А как же я? Я ведь теперь сотрудничаю с организацией, охраняющей и укрепляющей этот порядок?
Защемило сердце.
…Вечером в штаб к Зайцеву заглянул Шорник. - Как дела, Ваня? - спросил он.
Зайцев решил рассказать ему обо всем. - Я побывал у Скуратовского, Вацлав, - грустно промолвил он.
- Да ну?
- Да, вон там. В стройбатовском штабе, - Иван махнул рукой.
- Ну, что ж, поздравляю! - улыбнулся Шорник. - Значит, теперь ты будешь работать самостоятельно. Молодец!