- А! Но мы выгоним больших свиней в один загон. А поросят - в другой. Свиноматок с выводками и хряка-производителя мы пока оставим в сарае…
- Ладно, - поморщился Потоцкий. - Покажите мне тогда свиноматок!
Балкайтис стал водить начпрода по сараю.
- Вот одна, - указал он рукой на здоровенную свинью, облепленную со всех сторон малюсенькими поросятами, - у нее восемь детенышей. А вон - другая…
Зайцев записывал в блокнот. Всего оказалось семь свиноматок и шестьдесят три поросенка.
- А вот и хряк-производитель! - крикнул Балкайтис. В отдельной клетушке стоял огромный боров и с безразличным видом смотрел на людей.
- Подсыпьте-ка ему бурды! - распорядился Гуменюк, и кто-то из солдат побежал с ведром в конец сарая.
Затем процессия вышла на улицу.
- Выгоняйте, что ли! - приказал Потоцкий.
- Сейчас! - ответил Балкайтис. Он засунул пальцы в рот и дважды громко свистнул. Раздался шум, напоминавший мощный дождевой поток: свиньи, как бешеные, бежали в свои загоны. Увидев людей, они стали осторожно их обходить, словно боясь к ним прикоснуться.
- Вот так дрессировка! - сказал Иван. - Такой работе позавидует даже настоящий цирк!
- Да, - ответил с гордостью Потоцкий, - ребята знают свое дело!
В это время одна из свиней зазевалась. Во время бега она поскользнулась и, не сумев проскочить в проход, ударилась о стенку загона.
- Ах, плядь! - выругался Кикилас и взмахнул толстой палкой. Свинья дико закричала, подскочила и, как угорелая, ворвалась внутрь загона.
- Все, свиньи в сборе! - доложил Потоцкому Гуменюк. Зайцев начал считать. Всего оказалось триста сорок голов. Но Иван совершенно не ориентировался в возрастных категориях свиней. Как отделить, скажем, полугодовалую свинью от годовалой?
Выручил Гуменюк. - Давайте, я вам сам скажу, какие тут молодые, какие старые и каков у них примерный вес! - предложил он.
- Отлично! - одобрил Потоцкий.
- Черт их знает! - с сомнением пробормотал Зайцев, чувствуя, что у него все больше и больше пропадает уверенность в возможности навести порядок в учете свиней.
Наконец, работа была закончена, свиньи подсчитаны, а данные Иван записал в свой блокнот.
- Вот что, ребята, - сказал воинам-свинарям в напутственном слове Потоцкий. - Мы сейчас готовимся к серьезной работе и поэтому в свиноучете необходим полный порядок. Смотрите, как только появятся на свет новые поросята, или, не дай Бог, какая-то свинья подохнет, немедленно сообщайте мне об этом! Ясно?
- Так точно! - хором ответили воины.
- Только смотрите, не вздумайте утаивать действительное количество! - предупредил их начпрод. - Мы теперь каждый месяц будем проводить у вас проверку. За обман мало не будет!
- Ясно, товарищ лейтенант! - пробурчал помрачневший Гуменюк.
Вернувшись в штаб, Зайцев с Потоцким занялись подсчетами. Всего в книге учета числилось двести двенадцать свиней, исключая поросят. Если оприходовать по акту недавно родившихся, то получится двести семьдесят пять свиней. А фактически их триста сорок!
Расписав на отдельном листе численность свиней по категориям, Зайцев протянул эти данные Потоцкому, а тот, в свою очередь, понес их к зампотылу.
Однако и на этот раз не обошлось без Ивана. Минут через пять начпрод вернулся и позвал его: - Товарищ Худков сказал, чтобы ты зашел к нему!
Полковник сидел за своим столом и внимательно изучал написанный Зайцевым текст. - Выходит, у нас целых шестьдесят пять голов лишних свиней? - спросил он.
- Так точно! - ответил Зайцев.
Худков улыбнулся: - Очень хорошо! Главное - что нет недостачи!
- Да, но избыток тоже нежелателен! - возразил Иван. - Ведь при ревизии нам вполне могут указать на то, что наша отчетность не в порядке!
- Это дело поправимое! - усмехнулся Худков. - Если мы будем сдавать на мясокомбинат по десять свиней ежемесячно, то через полгода как раз-то и установятся нужные цифры!
- По одиннадцать! - вежливо добавил Потоцкий.
- Без тебя знаю, лейтенант! - рассердился полковник. - Не беспокойся, я научен арифметике! Считать умею!
Начпрод склонил от страха голову.
- Закажите назавтра машину на мясокомбинат! - распорядился деловым тоном Худков. - Начнем потихоньку забивать свиней!
- Есть! - ответил Потоцкий.
- Все ясно? Нет вопросов?
Зайцев замялся. Ему хотелось еще кое о чем спросить военачальника, но Потоцкий неожиданно толкнул его локтем в бок и громко сказал: - Так точно! Все ясно!
- Тогда - свободны! - отчеканил Худков.
Вернувшись в кабинет продснабжения, Потоцкий буквально набросился на Ивана. - Что ты там еще собирался спрашивать?! - возмущался он. - Если не хочешь неприятностей, поменьше говори с начальством! А со всеми вопросами обращайся ко мне! Понятно?
- Понятно, товарищ лейтенант!
Начпрод смягчился: - Ладно, что ты там хотел спросить у полковника?
Зайцев покраснел: - Ну, видите ли, я не пойму, а как мы будем тогда приходовать забитых свиней, если они у нас в книге не числятся?
- А мы и не будем их приходовать! Наша миссия окончена. Через шесть месяцев на свинарнике останется как раз столько свиней, сколько и записано в книге учета!
- Да, но тогда как же будут принимать свиней на мясокомбинате?
- Ту, иоп твою мать! - рассердился Потоцкий. - Неужели ты этого не поймешь? Зачем обязательно сдавать свиней от воинской части? Ведь каждый человек может вырастить и сдать на мясокомбинат свинью?!
- Значит, полковник Худков будет "выращивать" и "сдавать" по одиннадцать свиней в месяц? - спросил с ехидством Зайцев.
Потоцкий не обратил никакого внимания на иронию. - Да разве только один полковник Худков? - удивился он. - А командир? А начальник штаба? А…, - и тут начпрод замолчал. - Впрочем, тебе незачем влезать в такие дебри, - добавил он после паузы. - У нас, слава Богу, немало проблем, разрешению которых мы и должны посвящать свое время!
На том и закончился разговор.
Г Л А В А 16
Д Е Ж У Р С Т В О П О Ш Т А Б У
В конце августа Зайцев должен был заступить на дежурство по штабу. Эту обязанность нес каждый штабной писарь один-два раза в месяц. Помимо штабников к дежурству привлекали и писарей всех подразделений части. Дневального назначали из курсантов учебного батальона, как правило, из кандидатов на посты писарей.
Вот и на этот раз Зайцев познакомился со своим дневальным на плацу, где дежурный по части инструктировал новый суточный наряд. Курсант по фамилии Микульский, высокий, круглолицый, не скрывал, что ему предложено готовиться на роль штабного писаря.
- Чем же ты заслужил такую честь? - поинтересовался Зайцев.
- Добросовестной службой! - ответил молодой воин. Иван посмотрел на курсанта. - Хитрый парень! - подумал он. - Кто знает, может он действительно заслужил уважение командиров отменной выправкой и исполнительностью?
Курсант выглядел аккуратным и подтянутым. Сапоги у него, конечно, были не настолько отшлифованы, как у штабников, но для учебного батальона они смотрелись неплохо.
При подавляющем однообразии, среди людей в российском обществе встречались и скромные, добросовестные, исполнительные граждане. Они вели себя безупречно, исполняли все распоряжения своих начальников с аккуратностью, доходившей до педантизма. Как правило, "на гражданке", руководители их не особенно жаловали и даже, более того, не замечали. А товарищи их просто ненавидели. - Шестерки, ишь выслуживаются перед начальством! - считали окружающие и так прямо говорили о них, естественно, в отсутствии самих осуждаемых.
В армии же дело обстояло совсем по-другому. Вероятно, это было связано с тем, что двухлетняя служба, несмотря на свои отрицательные моменты, проходила во много раз быстрей, чем трудовая жизнь где-нибудь на заводе. За эти два года человек переживал, порой, больше событий, чем за всю последующую жизнь. Поэтому здесь и впечатления и поступки действующих лиц были не только поспешны, но иногда даже откровенны и грубы, в отличие, скажем, от лживой и медлительной, лицемерно-мещанской "гражданки". Здесь к аккуратному и исполнительному человеку военачальники относились положительно и даже поощряли педантизм, посредством назначения добросовестных людей на младшие командирские должности или на спокойную работу куда-нибудь писарем или каптерщиком… Что же касается окружающих товарищей, то их ненависть к преуспевающему воину усиливалась пропорционально его заслугам и полученным поощрениям и, наконец, перерастала в откровенную вражду, чреватую побоями.
Поэтому Зайцев смотрел на своего дневального даже с некоторым сочувствием, хотя, судя по комплекции Микульского, ему вряд ли угрожала физическая расправа.
После развода Иван вместе со своим дневальным направились в штаб.
- Проверь-ка чистоту помещения, - распорядился Зайцев сразу же по прибытии, а сам зашел в комнату дежурного и стал принимать документацию у своего предшественника, писаря-финансиста Остапенко. Бумаги и записи в журналах оказались в порядке. Иван расписался в журнале приема дежурства и собирался приступить к выполнению своих обязанностей, отпустив предшественника, но аккуратный Остапенко возразил: - Не надо торопиться, пусть дневальный примет территорию штаба, а потом уже разойдемся!
- Ладно, - согласился Зайцев. - Пусть принимает. Подождем.
Однако Микульский все никак не возвращался.
- Что они там копаются?! - рассердился, наконец, Остапенко. - Неужели эти "салабоны" не понимают, что у меня мало времени? Разве у меня больше нет других дел?