Курсанты переглянулись.
Вмочилин продолжал: - А в боеготовности самое важное - высокая бдительность и умение хранить тайну!
Далее Вмочилин, как всегда, после упоминания о боеготовности и бдительности, включил в свой арсенал известную информацию о подготовке США агрессии против СССР. Обрушившись на американский империализм, замполит долго выговаривал весь свой запас бранных, но литературных, слов, а когда исчерпал его, приступил к делу. - Товарищи! Вот я сегодня увидел у одного из курсантов фотографию личного состава четвертого взвода, - он оторвался от своих записей и глянул на аудиторию. - Скажите, вы имеете такие фотографии?
- Так точно! - последовал ответ.
- Я так и думал! - огорчился Вмочилин. - Как же вы допустили подобное преступление? Как вам могла придти в голову такая безумная идея?!
- А что тут такого? - спросил курсант Соловьев. - Сфотографировались со всеми ребятами - вот и все!
- Ах ты, дурень! - возмутился политработник. - Или ты не понимаешь, что в воинской части ничего нельзя фотографировать?! И особенно личный состав! Мы иногда закрываем глаза на фотографирование отдельных товарищей. Но чтобы целое воинское подразделение?!
- Товарищ капитан, - возразил курсант Конев, - да что тут секретного? Откуда кто знает, что это именно наш взвод? Да и кому мы нужны?
- Что ты такое говоришь! - вскричал Вмочилин. - Но разве американская разведка не охотится за нашими секретами? Вы представляете, что будет, если это фото попадет в руки ЦРУ?!
Курсанты никак не могли этого представить. Даже Зайцев, привыкший ко всем чудачествам Вмочилина, не понимал, что хочет этим сказать замполит и для чего он раздувает очередной скандал.
Вмочилин же не унимался. - Я теперь уже почти уверен, что в роте действуют вражеские агенты! - говорил он, захлебываясь от гнева. - И самое страшное, что в паутину враждебной нам деятельности попали советские командиры - наши сержанты!
Иван взглянул на Мешкова. Тот сидел, "ни жив, ни мертв"! Бледным как смерть выглядел и сержант Попков.
- Мы проведем тщательное расследование, - продолжал замполит, - и выявим злоумышленников! Мы создадим специальную комиссию и расследуем это дело!
Весь этот день прошел под знаком поиска вражеского шпиона. Все свободное время курсанты чем-то шептались, собравшись кучками. Тем же были заняты и сержанты. Вечером того же дня после ужина, когда взвод вернулся в казарму, к Зайцеву подошел дневальный и позвал его в канцелярию к замполиту. Вмочилин редко приходил в роту по вечерам. Только что-нибудь чрезвычайное или дежурство по части могли заставить его придти сюда в позднее время.
- Товарищ Зайцев, - обратился он к курсанту, - расскажите мне все об этой истории.
- О какой истории, товарищ капитан?
- О том, как ты предложил сфотографировать учебный взвод!
- С чего вы это взяли?
- Мешков рассказал мне обо всем, так что не темни!
- Действительно, это было мое предложение, - сознался Зайцев. - Я пришел с улицы и, увидев, как много людей фотографируется, предложил всем выйти на солнышко…
- Зачем?
- На ярком солнце ведь лучше фотографироваться! Да и лампа-вспышка не нужна.
- Только и всего? Зачем же было тогда предлагать фотографировать весь взвод? -
впился глазами в Ивана замполит.
- Чтобы осталась на память фотография обо всех товарищах. Вот почему я это предложил, - спокойно ответил Зайцев.
- Но ты представляешь, что будет, если фотография попадет в ЦРУ?
У Ивана лопнуло терпение. Ему окончательно надоели такого рода истории, и он, не чувствуя за собой никакой вины, решил откровенно высказаться.
- Знаете что, товарищ капитан, - проговорил он. - Неужели вы считаете меня и всех нас дурачками?
- Я вас такими не считаю! - отрезал Вмочилин.
- Так почему же вы говорите такую, извините за грубость, ерунду? Какая Америка? Какое ЦРУ? На кой черт им нужен наш взвод?!
- Или ты не понимаешь?
- Ну, допустим, попадет туда эта фотография, что, впрочем, маловероятно, что из этого? Какие тут секреты? Да вы просто хотите раздуть очередной скандал для того, чтобы заставить меня закладывать своих товарищей! - выпалил Зайцев.
- Ах ты, негодяй! - закричал замполит. - Да ты совсем забыл, какое место занимаешь! Какая наглость! Так оскорблять военачальника!
- Я не оскорбляю вас, а говорю правду!
- Сволочь! Мудак! Мало того, что ты обманул меня и перестал ходить в установленное место, так ты еще и грубить! Марш отсюда!
Вслед за Зайцевым в канцелярию роты был вызван сержант Мешков, а затем и командир отделения Попков.
На вечерней поверке замполит стоял и молчал. Он, казалось, совершенно не вмешивался в перекличку и не делал никаких объявлений.
- Неужели обойдется? - подумал Иван.
- Но его надежды были разбиты зычным окриком замкомвзвода: - Курсант Зайцев, выйти из строя! За недобросовестное отношение к воинскому долгу и личную недисциплинированность объявляю вам два наряда вне очереди на работу!
Таким образом хитрый Вмочилин выместил свою обиду и злобу на Зайцева через сержантов.
Предстояло два тяжелых, почти бессонных дня.
Надо сказать, что Иван, получив наряды, фактически ни за что, не особенно расстроился. После разговора с замполитом он был настолько возбужден, что совсем не хотел ложиться спать и даже был в какой-то мере доволен, что дал достойный отпор коммунистическому функционеру.
Как бы в унисон его мыслям, военачальники приказали немедленно приступить к отбыванию наряда. - Марш в распоряжение дневальных! - буркнул Попков, подойдя к Зайцеву сразу же после поверки. Иван пошел за ведром. Набрав воды и взяв тряпку, он начал промывать канцелярию, затем приступил к умывальнику и коридору казармы. Дневальными в этот вечер были его земляки, поэтому было ясно, что придется повозиться "на полах" до самого утра. И действительно, только в четыре часа утра ему разрешили лечь в постель, а в шесть последовал подъем, и уборка казармы была возобновлена. Лишь к вечеру, когда замученный своими товарищами нарядчик едва переставлял ноги, сменились дежурный с дневальными, и ему удалось немного посидеть на табуретке. На этот раз дежурили литовцы. Они особых требований не предъявляли. Впрочем, Зайцев об этом хорошо знал и возблагодарил Бога за то, что все так получилось.
Второй наряд отбывать было легче. Время пролетело незаметно.
На вечерней поверке все шло спокойно. Проведя перекличку, замкомвзвода отпустил четвертый взвод, но сержант Попков вдруг объявил: - Второе отделение, остаться!
Когда курсанты второго отделения остались в коридоре одни, Попков без долгих околичностей объявил: - Курсант Зайцев! Выйти из строя!
Иван посмотрел на него с недоумением и вышел вперед.
- Зайцев плохо отбывал объявленные ему наряды, - со злобой произнес Попков, - поэтому, взвод, равняйсь - смирно! За недобросовестное отношение к воинской службе объявляю курсанту Зайцеву один наряд на работу!
И еще сутки Зайцев провозился в казарме, промывая полы.
Несмотря на то, что на этот раз дневальными по роте были латыши, этот третий день без нормального сна и отдыха был особенно трудным. - Вытерплю. Справлюсь. Не сломают! - внушал себе Иван и упорно мыл пол, не обращая внимания на насмешки и издевательства своих товарищей. Но когда на четвертые сутки сержант Мешков объявил ему еще два наряда с той же формулировкой, что и предыдущие, он едва устоял на ногах и сдержался. Помимо мытья полов в казарме, где было относительно тепло - до шестнадцати градусов - курсантов отправляли на уборку в учебный корпус. Там было особенно сыро и холодно. Не избежал этой участи и Зайцев. Правда, ему повезло: сержанты послали его туда лишь на четвертые сутки. Вода в ведре была ледяной. Сквозь щели в стенах дул холодный, пронизывающий ветер. Пол, как назло, был все время грязный и мокрый, так как курсанты входили в помещение и выходили из него взад-вперед в течение всего перерыва. Поэтому сразу же, как только начиналось очередное занятие, Зайцев брал тряпку и ведро и опять становился на четвереньки, вытирая следы своих товарищей. Так промучился Иван до самого вечера, пока в учебном корпусе никого, кроме дневальных, не осталось. Тогда его вызвали в казарму, где предстояло возобновить уборку.
И четвертый, и пятый наряды Зайцев отбыл, шатаясь из стороны в сторону. Спать хотелось ужасно. Казалось, стоило ему только прислониться к стене или сесть на табурет, и сон тут же смежит глаза. Но не тут-то было! Мгновенно появлялись дневальные или сержанты и снова обеспечивали его работой.
К вечеру после пятого наряда Иван почувствовал в себе какой-то перелом. Присев на табурет перед кроватью накануне поверки, он обнаружил, что спать не хочется. Не удивило его и новое объявление "одного наряда вне очереди" от сержанта Попкова. Это уже был шестой по счету…
…Седьмой наряд Зайцев отбывал в учебном корпусе, то трясясь от холода, то потея от энергичного надраивания полов.
На следующий день, продолжая отрабатывать на сей раз уже восьмой наряд подряд, он вдруг почувствовал, что не мерзнет. Правда, болели голова и руки, но холодно не было. - Видно, привыкаю, - решил курсант. - Люди ко всему привыкают…
Однако привыкание оказалось обманчивым. На следующий день при отбывании девятого наряда, Зайцев почувствовал сильный озноб и вновь стал замерзать. - Может я заболел? - мелькнула мысль. Подойдя к сержанту Попкову, Зайцев попросился в медпункт, сославшись на плохое самочувствие. - А, гад, притворяешься! - захохотал командир. - Попаши-ка лучше на полах, тогда сразу здоровым станешь!