Арсланкул теперь знает все здания как свои пять пальцев. Он так хорошо ознакомился с ними, как будто помогал Навои составлять план их расположения. Когда его спрашивают: "Каким делом вы заняты?"-он любит говорить: "Мы создаем рай в погрязшем в грехах Герате". Уже месяц Арсланкул работает с живописцами, которые украшают внутренние помещения ханаки, - строит для мастеров крепкие леса. Арсланкул полюбил это здание, предназначенное служить приютом для путешественников, тихим жилищем для ученых и поэтов. Он подолгу любовался законченными помещениями, просил прочитать ему надписи, искусно выведенные на стенах среди ярких цветов, и старался запомнить их. Работами живописцев руководил знаменитый Мирак Наккаш.: Арсланкул больше всех почитал этого мастера, умевшего создавать при помощи красок такие дивные картины. Но характер у Мирака Наккаша был своеобразный. Иногда он совсем не являлся на работу, иногда в самый разгар занятий вдруг исчезал и отправлялся куда-то бродить. В такие минуты Арсланкул непритворно страдал. Он поднимал свои могучие руки и говорил: "Будь у этих лап искусство Мирака, я бы сам все сделал, я бы не позволил ему ступить сюда ногой".
В четверг живописцы рано закончили работу. В одной комнате украшения остались недоделанными, и Арсланкул был недоволен. Он с мрачным видом медленно скинул рабочее платье, вычистил его и пошел домой.
Простодушный парень пришел в Герат в поисках своей возлюбленной. Около года он прожил в чужом городе, боясь громко вздохнуть, потом, потеряв надежду на встречу с любимой, вернулся в кишлак. Но поселок, в котором он родился и вырос, где знал и любил каждый уголок, теперь показался ему тесным и душным, как тюрьма. Он проработал немного у старого хозяина, но любовь снова потянула его в город. В Герате его приветливо встретили бездетная тетка и ее муж Этот семидесятилетний старик, когда-то знаменитый гончар, уже давно перестал работать. Тетка, моложе его на десять лет, была портнихой.
Арсланкул вошел в чистый двор с айваном, примыкавшим к крепкому, ладно построенному дому. Старик втянув голову в худые плечи, молчаливо перебирал четки; седая, гладко причесанная старуха с румяным лицом, засучив рукава, готовила тесто для вечерних лепешек. Юноша присел на край айвана. С соседнего двора слышалось неприятное, режущее уши жужжание прялок. Арсланкул нервно сказал:
- Куда бежать от этих прях?
- Светик, что им не работать, что ли? Разве ты только теперь их услышал? - возразила старуха.
- Пусть каждый прядет у себя дома.
- Когда прядешь с другими вместе, не соскучишься. Следишь друг за другом и работаешь, как див. Посмотри на меня, упрямый козел! - крикнула старуха, толкая Арсланкула концом скалки.
Парень повернулся и посмотрел в маленькие беспокойные глаза старухи.
- Придумай какой-нибудь предлог и пойди к ним или погляди через дувал, - с улыбкой продолжала старуха, ловко разрывая руками тесто. - Сегодня там две новые девушки. Месяц разбился и упал на землю. Какие глаза, какие брови! Под стать сыну любого бека.
- Не нужны мне эти красавицы, - отвернулся от нее парень.
- Выбери которую-нибудь, завтра же сватать пойду.
- Тысячу раз говорил тебе - буду жить бобылем.
- Не обманывай себя пустыми мечтами. Довольно гы горевал по той степной девушке. Ну-ка, подымайся! - решительно приказала старуха.
Арсланкул, продолжая сидеть, грустно проговорил:
- Человек любит один раз в жизни.
- Хоть глазком взгляни. Если ты настоящий парень, если у тебя есть хоть немного жару в сердце, - сейчас же упадешь в ноги, будешь молить: просватай!
Арсланкул сердито поднялся и подошел к дувалу. Печально склонив свое могучее тело, ой оперся о низенькую, осыпавшуюся сверху стену, разделявшую дворы.
На большой террасе он увидел соседку, крепкую, ворчливую женщину, двух ее миловидных дочерей и несколько пухленьких соседских девушек. Арсланкул принялся искать среди них красавиц, о которых говорила его тетка. Девушки в платьях из маты и коротких пестрядевых безрукавках без устали вертели колеса прялок. Не отрываясь от работы, они оживленно болтали и смеялись. Перед каждой лежали кучи ваты и увитые нитками веретена. Одну из незнакомых девушек можно было хорошо разглядеть. Ее белое, несколько полное лицо, смеющиеся коралловые губы, иссиня черные, вьющиеся на висках волосы, высокая грудь, мерно вздымавшаяся в такт движениям руки, действительно были привлекательны. Вторая красавица, которая сидела за столом, Арсланкулу не была видна.
Старик спустился во двор и совершил омовение. Выходя на улицу, чтобы отправиться на послеполуденную молитву, он взглянул на Арсланкула из-под густых бровей, погладил длинную бороду и покачал головой. На его серьезном, покрытом глубокими морщинами лице заиграла улыбка. Заметив его, Арсланкул лукаво прищурил глаза и крикнул:
- Эй, дядюшка, пожалуйте сюда, в цветник!
Старик, постукивая палкой, подошел к Арсланкулу.
- В моей жизни уже наступила осень, голубчик. А ты что же, выбрал себе розу? - спросил он, открывая в улыбке редкие зубы".
Арсланкул глубоко вздохнул и безнадежно махнул рукой.
- Огорчаешь ты тетку. Ей, бедной, хочется погулять на свадьбе.
- Горе у меня в сердце, дядюшка.
- Напрасно ты горюешь, - продолжал старик, по нижа я голос. - Я в молодые годы был соколом в таких делах. Другие поют соловьями над розой, а я сорву розу да и бежать. А время-то какое было! На престоле сидел Шахрух-мирза - благочестивый султан, блюститель закона. А теперешний, Хусейн Байкара, широко раскрыл ворота для всяких любовных утех.
Арсланкул ничего не ответил.
- Сердце молодца - повелитель. Я тебя не неволю, мой свет, - сказал старик, направляясь к воротам.
Жужжание прялок умолкло. Девушки, словно дети, выпущенные из школы, шумно поднялись с места. Они торопливо сложили в мешочки нитки и веретена и спустились во двор. Одни секретничали о чем-то, другие играли на чанге. Арсланкул, чтобы не смутить их, отошел от дувала. В воздухе зазвучала песня о разлуке, так соответствовавшая настроению Арсланкула:
Где тополь мой? О, горе мне! Я с нежным станом разлучен. -
С моим смеющимся цветном, с моим тюльпаном разлучен.
Нет песен! С гурией моей я злым обманом разлучен.
Поет ли соловей, когда он с гюлистаном разлучен?
И молкнет попугаи, с родным шекеристаном разлучен.
О горе! Сквозь мои глаза частицы сердца потекли.
Росой кровавых слез моих окроплена вся грудь земли.
И над землею - мой посев: тюльпаны красные взошли.
Ты плачешь! Можно ль не рыдать, когда любимый твой вдали?
Как прах с душой, так я с тобой судьбы обманом разлучен
Нет кубка единенья мне! Навек лишен я встречи с ней
Я влагой жизни огорчен - вином своих печальных дней
Не яд ли горя в то вино примешан милою моей?
Разлука горше смерти мне! О рок, срази меня скорей,
Но да не буду я с ее желанным станом разлучен!
Разлука, сердца моего шипами больше не терзай:
Я сто мучений претерпел, я полон скорбью через край!
О сердце! Больше претерпи, но милую не забывай!
Что мне десятки тысяч дней?! Пусть я погибну невзначай,
Но только да не буду я с моим тюльпаном разлучен!
Старуха разостлала дастархан. Она принесла мучную похлебку в цветных глиняных чашках и, еще не успев сесть, спросила:
- Ну что, правду я сказала? Девушки красивы, как месяц, да?
- Если скажете "как дочери пери", и то не ошибетесь, - ответил юноша.
- Да буду я жертвой за тебя! Выпустить из рук таких девушек - все равно, что упустить птицу счастья, когда она сядет тебе на голову. Это было бы неблагодарностью. К которой из них более склонно твое сердце? К той, белой и гладкой, как яйцо, или к другой, золотистой, как пшеница, стройной, как молодой побег? Сказать по правде, я и сама теряюсь: мое сердце тянется то к одной, то к другой. Выбирай сам.
Арсланкул положил ложку и молча поглядел в лицо тетке.
- Ну, чего уставился? Говори, успокой мое сердце.
- Тетушка, во всяком деле следует потерпеть я подождать, - мягко ответил Арсланкул чтобы но огорчать старуху. - Подумаем. За два-три дня никто их не унесет.
Ах, сынок, все - терпение да ожидание в мире досталось тебе на долю. - Обиженная старуха больше не раскрывала рта.
На следующий день Арсланкул в первый раз надел новые сапоги и шелковый халат, которым месяца два тому назад его наградил в числе прочих гостей Навои на пиру в честь мастеров и простых строителей. Принарядившись, юноша вышел на улицу. Он хотел разыскать своих приятелей, но потом раздумал: "Обязательно потащат в кабак".
Любуясь законченными и недостроенными домами, двухэтажными легкими зданиями и садами, которые тянулись вдоль длинного широкого хийябана, Арсланкул медленно шел по дороге, устланной золотым ковром облетевших листьев. Немного погуляв, юноша направился в медресе Шахруха: он давно уже не видел Султанмурада.
Темная, как всегда, комната в пасмурный день казалась еще мрачнее. Арсланкул увидел, что Султанмурад, окруженный книгами, лежит на подушках, словно больной.
- Ай-ай, что случилось, господин? - взволнованно спросил Арсланкул, присаживаясь возле Султанмурада.
Глаза Султанмурада ввалились, цвет лица был болезненный, бледный. Он поднял голову и сел, опираясь локтем на подушку.
Два-три дня назад я заболел, но сегодня жар спал и мне легче, - сказал он.