Большой золотой круг луны как будто катился из-за деревьев ему навстречу. Лучи света переливались среди прямых стволов кипарисов. Венчики цветов чуть колебались, и тени их на земле казались живыми. Недавнее кровавое зрелище оживило в душе поэта далекое воспоминание. В глубине его сердца вспыхнула печаль. Он вспомнил мгновения, сверкнувшие, как молния, и канувшие в вечность, мгновения, которые он провел в столь же прекрасную ночь в маленьком, но полном фантастической красоты садике с одной девушкой - совершенным воплощением красоты, ума и воспитанности. В его ушах звучал нежный, как свирель, голос красавицы, он чувствовал поцелуи ее свежих, как розовый бутон, губ. Где эта девушка? Где она - неиссякаемый источник поэтического вдохновения? Увы, ее нигде не найдешь. Промчись вихрем по степи, прогреми, как весенняя туча, наполни слезами русло потоков - и все же не нападешь на ее след. Этот цветок сорвали безжалостные руки… Прощай, любовь, обратившаяся в великую тайну, в легенду!
Защелкал соловей. Казалось, он поет на дереве, ветви которого тянутся над самым окошком. Навои, забывшись, долго сидел у окна, печально глядя в сад. Потом с тяжелым вздохом поправил покосившуюся свечу и принялся перебирать бумаги, которые лежали на столике. Бросил взгляд на последнюю страницу: Фархад пробивает гору. Вынул из золотой чернильницы калам, немного разбавил тушь водой. Калам быстро забегал по бумаге. Словно Фархад, дробящий топором скалы, поэт одним ударом разбивал глыбы мысли, вкладывая их в стихи. Фантазия уносила его в мир сказок. Он писал, забыв о себе, полный боли. Вот Фархад кончил копать "источник жизни". Завтра он пустит в русло воду. Придет Ширин со своими прекрасными подругами. Тысячи людей под звуки карнаев и сурнаев устроят дивный праздник на берегу бурливого канала. Эта картина, картина победы жизни, доставила поэту облегчение. По его лицу пробежала мудрая улыбка. Когда он погасил свечу, уже светало. В воздухе шелестел утренний ветерок.
II
Когда пирующие были захвачены вихрем вина и плясок, Маджд-ад-дин, улучив момент, сделал знак Эмиру Моголу, Туганбеку и еще нескольким своим единомышленникам. Выйдя незаметно из зала, он" собрались в одном из отдаленных помещений в глубине сада Джехан-Ара. Все были навеселе, только Маджд-ад-дин оставался трезвым. Он усадил всех на ковер, запер двери.
Приспешники Маджд-ад-дина с трудом приходили в себя, старались понять, зачем они пришли сюда.
- Как государь обошелся с Алишером? У меня чуть сердце не выскочило, - пробурчал Эмир Могол, покачиваясь.
- Теперь я понял, что государю ничего не втолку ешь. Столько наших жалоб пошло на ветер, - недовольно сказал один из барласских беков, потирая рукою лоб.
- Если мы поставили перед собой большую задачу и обещали друг другу ее осуществить, то дело необходимо довести до конца, - проговорил Маджд-ад-дин. - Наша преданность султану очевидна для всех, поэтому не остается места для каких бы то ни было колебаний. До сих пор мы доводили до ушей султана только отдельные жалобы. Я думаю, что государь, хоть и не принимает никаких мер, не забыл наших слов. Теперь наступило время прибегнуть к более решительным действиям.
- Правильно, - сказал Туганбек, покручивая редкие усы. - Крепость врага очень сильна; нужно найти способ ее разрушить.
- Верно! - воскликнул Шихаб-ад-дин и потрепал Туганбека по плечу.
Эмир Могол сделал знак рукой. Распустив толстые губы, он помолчал с минутку, потом, как будто забыв о своем намерении говорить или страдая от неумения найти слова, повернулся к Маджд-ад-дину:
- Скажите вы…
- Нить нашего договора не разрубить мечом. Процветание государства зависит от нашего меча, - пробурчал один из беков.
- Вы - Сабудай-бахадур нашего времени. Власть должна, находиться в ваших руках, - добавил Ходжа Абдулла-Хатыб.
Маджд-ад-дин попытался сократить разговоры.
- Если вы все согласны действовать единодушно, то прошу вас выслушать мои соображения.
- Говорите, - сказал один из слуг дворца, старый интриган.
- Что если написать султану безыменное письмо? Мы бы изложили в нем все наши соображения относительно Алишера и его людей.
- Не имеем никаких возражений! Это хорошая мысль! - тотчас же закричал Эмир Могол.
Кто-то высказал опасение, что письмо будет трудно передать султану. Маджд-ад-дин уверенно сказал:
- Во дворце у нас есть слуги, которые сумеют подбросить письмо и обратить на него благословенные взоры султана, а сами останутся необнаруженными. Если вы поручите это дело вашему покорному слуге, то, по воле аллаха, я его выполню.
Никто не стал возражать. Вскоре все вышли и с разных сторон, один за другим, вернулись во дворец. Маджд-ад-дин остался один. Он запер дверь, сел перед свечой и, потея от напряжения, принялся писать письмо
III
В полночь Хусейн Байкара вошел в гарем. Он провел ночь с красивыми девушками из знатных гератских семей. К утренней молитве султан поднялся С постели с тяжелой головой и ломотой в пояснице. В отдельной маленькой бане расторопный слуга вымыл султана, растер ему тело и старательно одел его. Хусейн Байкара почувствовал себя лучше. Он вернулся во дворец и позавтракал в обществе высокой, стройной красавицы с изогнутыми дугой бровями и миндалевидными глазами, только вчера предложенной султану в подарок. Прислужницы только что искупали ее, причесали и закутали в веселые китайские шелка. В новой обстановке, среди чужих людей, молодая женщина чувствовала страх и уныние. Ночь она провела, ничего не сознавая, и теперь, помня наставления и уговоры дворцовых женщин, старалась, пусть через силу, быть кокетливой и любезной. Хусейну Байкаре нравились томные глаза, прямой точеный нос, изящество движений молодой женщины. Он ласково сказал ей, чтобы она пришла вечером, и вышел из комнаты. В прихожей его, кланяясь, встретила Гульчехра-биби. У старой распутницы вывали все зубы и поседели волосы, но она все еще вешала себе на шею коралловые бусы. Ночью, когда султан отправлялся к какой-нибудь красавице, Гульчехра-биби, подготовив девушку, не смыкая глаз, ожидала возможного приказания повелителя и не отходила от дверей, словно верная собака, охраняющая своего хозяина.
Хусейн Байкара остановился и, улыбнувшись старухе, сунул руку в карман. Он вынул горсть золотых монет. К монетам пристала какая-то бумажка. Султан положил деньги в жадно протянутую руку старухи.
- Твоя служба достойна похвалы, мать.
- Единственное желание вашей ничтожной рабыни - находить новые цветы, радующие сердце султана, - ответила Гульчехра-биби, пряча в рукав звенящие монеты.
Выйдя в сад, Хусейн Байкара развернул мягкую, гладкую, как шелк, бумагу. Пробежав глазами первые несколько строчек, он вдруг остановился и, нахмурившись, осмотрелся по сторонам. Шагах в двадцати от себя он увидел огромные фигуры своих неизменных стражей Буданы и Дуланы. Прочитав еще несколько строк, государь сложил бумагу и быстро пошел по аллее. Не заходя в расписанный золотом зал, где стоял его трон, султан вышел в смежную небольшую комнату, стены которой были покрыты фарфором. Он сел на подушку и дочитал письмо до конца, потом дрожащими руками скомкал бумагу и сунул ее в карман.
"Такой человек, как Алишер Навои, столь злонамеренно настроен против меня, - гневно думал султан. - Разве может человек стерпеть подобную неблагодарность! Я - тиран, я - заблудший венценосец, окруженный толпой пьяных дураков, я - злодей, грабящий народ… Хорошие слова! Вместо меня он посадит на престол Бади-аз-Замана. Посмотрим!.. Я пока еще не хочу отдавать венец и власть никому из сыновей. Неужели Алишер этого не понимает? Я и раньше слышал от многих приближенных жалобы на Алишера, но в сравнении с этим письмом они капля в море. Это письмо, несомненно, написали его враги, и оно далеко не свободно от преувеличений, однако, каким образом безыменное письмо попало ко мне в карман? Удивляюсь! - недоуменно покачал головой султан. - Его написали большие люди, а маленькие с искусством Камака Кайёни пробрались в мои покои. Это, конечно, неплохо: это доказывает, что люди мне преданы…"
Хусейн Байкара прилег на большую мягкую подушку. Долго и тревожно думал он, изнемогая под тяжестью размышлений. Потом задремал, но сон его был тревожным. Отдельные слова письма сверлили ему мозг. Внезапно султан открыл глаза и постучал в цветное стекло окна. Тотчас же с поклоном вошел ишик-ага Баба-Али.
- Знаете ли вы человека, которого зовут Мир-Кабиль?
- Конечно, знаю, - ответил Баба-Али.
- Видели его сегодня?
- Утром видел, у ворот.
- Найдите его поскорее и пришлите ко мне.
- Слушаюсь.
Вскоре дверь тихонько отворилась, и на цыпочках вошел Мир-Кабиль. Это был длинный, тощий парень Мутными глазами, казалось, боявшийся собственной тени. Поклонившись до земли, он выпрямился и сложил руки на груди. Хусейн Байкара, не глядя на него, сказал: - Ты оставишь того человека, за которым следил До сих пор.
- Оставлю, - поклонился Мир-Кабиль.
- Начиная с этой минуты, ты будешь всюду следовать за Алишером, - продолжал Хусейн Байкара. - Ни одно собрание, ни один прием в доме Алишера не пройдут без тебя. Все, что Алишер скажет среди своих друзей, гостей или близких, ты запомнишь и будешь передавать мне. Знай, что твоя душа и голова в моих руках.
- Презренный раб точно исполнит ваше приказание и вое доведет до вашего сведения, не забыв ни одного слова, - дрожащим голосом сказал Мир-Кабиль.
- Хорошо, ступай, - махнул рукой султан.