Пир окончился и неожиданно. "Хадича-бегим изволили утомиться", Хадичи-бегим разболелась голова", - эти слова мгновенно облетели комнату. Гости поднялись с мест. Хадича-бегим сказала несколько милостивых слов знатным женщинам и, пожелав им "счастливо оставаться", величественной походкой направилась к дверям. Во дворе, выстроившись в два ряда, служанки освещали путь царице, высоко поднимая пучен зажженных свечей. Невольницы и гостьи с шумом разошлись по своим спальням.
В опочивальне девушки раздели Хадичу-бегим, и на облачилась в ночное платье. Царица прилегла на постель, а Дильдор принялась растирать ей ноги.
- Довольно, уходите - сказала Хадича-бегим окружающим. - А ты, Давлат-Бахт, останься. Девушки, пятясь, вышли.
По знаку царицы, Давлат-Бахт заперла окно и двери и села с ней рядом.
- Слыхала что-нибудь? - спросила Хадича-бегим. Давлат-Бахт шепотом сказала:
- Сердце его величества пленила новая наложница, султан бывает у нее каждый день.
От кого слышала? - строго спросила Хадича-бегим, поднимая голову.
- От Ханзаде-бегим.
- Что поделаешь… На счастье султана, в Хорасане еще много красавиц, - вздохнула Хадича-бегим. - Хорошо… А про меня там что говорят?
- Вас порицали. Говорили, что вы забрали в руки некоторых везиров.
Хадича-бегим прикусила губу и встревожено сказала.
- Говори ясней! Каких везиров упоминали?
- Не расслышала я, уж очень тихо говорили. Давлат-Бахт виновато перебирала бахрому платка.
Хадича-бегим снова опустила голову на подушку.
- Я же тебе все время повторяю: когда находишься среди врагов, притворяйся рассеянной, но не упускай ничего, - гневно сказала Хадича-бегим. - Где ночует Мирза?
У Папа-агача. - Хорошо, что ты это пронюхала, - засмеялась Хадича-бегим. - Теперь уходи, я немного отдохну. Ты не спи - сегодня ночью будет дело для тебя. Приходи, как только позову.
Глава двенадцатая
I
Сад фиалок купается в сиянии весны. Ветер с гор Гиндукуша носится в кипарисовой роще, овевая прохладой Гератскую область. Все цветет.
Навои один гуляет в саду. Он немного устал. Как и каждый день, ему сегодня пришлось принять много людей, ищущих у него помощи и совета.
Поэт медленно прошелся по пестрой дорожке, на которой игра света и теней создавала причудливые узоры, и, выйдя на лужайку, присел на покрытую шелковым ковром супу перед цветником. Золотые кружки солнечного света, струившегося между деревьями, играли на ковре. Лепестки яблонь и груш, точно снежинки, лениво падали на землю, на ковер и шелковый халат поэта. Горделиво расхаживали павлины, распустив веером хвосты.
Появился с охапкой книг Сахиб Даро, скромный, смиренный, весьма образованный старик. Он осторожно разложил перед Навои книги, переписанные самыми лучшими писцами Герата. Поэт хорошо знал содержание этих книг и теперь интересовался их внешним видом. Похвалив прочность и красоту цветных кожаных переплетов, он медленно перелистывал книги, любуясь почерком, горящей золотом рамкой, тщательно выполненными рисунками: Каждая страница ласкала взор, словно живой цветник; некоторые книги были украшены волшебными миниатюрами Бехзада.
По садовой дорожке приближался молодой человек. Это был Хай дар, сын покойного брата Навои; поэт относился к нему, как к своему сыну. Роскошно, но небрежно одетый, с томными, беспокойными глазами. Хайдар, как всегда почтительно, но без лишних церемоний, поздоровался с поэтом и принялся быстро просматривать книги.
- Что вы скажете об этих книгах? - с улыбкой спросил Навои.
Хайдар собрал книги и передал их Сахибу Даро, Подумав немного, он ответил: - Бехзад умеет оживить все. Но у писцов, которые писали эти книги, есть кое какие недостатки. Когда возвращается из Мешхеда Султан-Али, султан каллиграфов? В эти дни в Герате только и говорят о его искусстве.
Сахиб Даро заметил, что и в Герате есть такие писцы, как Султан-Али. Не желая спорить с Хайда ром, он взял книги под мышку и ушел. Навои сказал, что Султан-Али уже вызван в Герат. Потом он спросил, как идут занятия Хайдара, и порекомендовал ему углубить свои знания в области музыки. Хайдар прочитал свои новые газели. Веселые любовные стихотворения понравились Навои. Однако он указал, что поэту нужны глубокие знания, а чтобы приобрести их, необходимо много читать. Хайдар неожиданно признался, что мечтает стать воином. Полагая, что это желание является следствием непостоянства юноши, Навои нахмурился и промолчал. Но Хайдар принялся уверять, что его сердце давно склонно к военному делу.
- Наши предки, - с увлечением заговорил он, - прекрасно умели сочетать поэзию и музыку с мечом и луком. Я избрал такой же путь. Разве это невозможно совместить?
- Почему же нет, - ответил Навои, пристально глядя на племянника. - Поле битвы украшает юношей. Разве есть для юноши добродетель выше отваги и геройства? Но за всякое дело, за всякое ремесло нужно браться с чистым сердцем и искренним влечением. Если вы чувствуете в сердце любовь к боевому делу, то будьте воином - я вас только поздравляю.
Хайдар обрадовался и горячо заговорил о смелых подвигах воинов-богатырей. Появилось несколько слуг. Юноша, поняв, что мешает Навои заниматься делами оборвал разговор и, простившись, исчез в глубине большого сада.
Пришедшие были управителями имений Навои, доставшихся ему после отца. Поэт долго и подробно расспрашивал их о пахоте, о посеве, о жизни дехкан и базарных ценах. Он выразил желание отдать часть оставшегося с прошлого года зерна войску, а другую часть пожертвовать неимущим и приказал поскорее вы полнить эти распоряжения.
После полудня к Алишеру пришли гости. Это были обычные собеседники Навои. Одни, на них удивительным образом сочетали в себе таланты ученого, поэта и музыканта, другие были представителями какой-либо одной из областей искусства.
Завязалась интересная беседа. Знаменитый хирург Шейх Хусейн рассказывал об одной удачной операции: ему удалось поставить на ноги дворцового борца, которому его соперник нанес восемнадцать ран.
Поэт Хилали прочитал новую газель. Прослушав ее со вниманием, Навои шутливо заметил:
- В поэзии вы не полумесяц, а полная луна. - Эти слова понравились присутствующим.
- Хорошо сказано! - говорили все со смехом. Один за другим поэты читали газели, муамма, туюги, маснави, старательно переписанные на цветной бумаге. Каждый ожидал от Навои решающей, окончательной оценки. Поэт в каждом произведении выше всего ценил оригинальность мысли и живость воображения. В го же время он сразу улавливал самые незаметные погрешности, мельчайшие недостатки размера, рифмы. Заметив ошибку, он мягко указывал на нее.
Поэт Айязи с гордым видом держал в руке лист бумаги и явно горел нетерпением прочесть свои стихи. Навои обратился к нему:
- Господин поэт, а вы какой нам принесли подарок?
Присутствующие с улыбкой посмотрели на Айязи; он свернул бумагу и положил ее на колени. Поэт Айязи перед тем, как читать свои стихи, обычно до того их расхваливал, что никто не решался потом критиковать даже самые очевидные их недостатки. И сейчас, по своему обыкновению, он неторопливо заговорил о художественных достоинствах своей газели.
- Не разрешите ли вы нам самим высказать свое мнение, - с некоторым нетерпением прервал его Навои.
- Потерпите немного, - небрежно Ответил Айязи - Я считаю мои комментарии в высшей степени важными.
- Где мы находимся? На собрании поэтов или на базаре? - спросил какой-то шутник.
- Айязи воздвигает вал против ожидаемых нападений, - сказал один из музыкантов.
- Айязи, по обыкновению, строит вал на песке, - иронически заметил Навои.
Но поэт, не обращая внимания на нападки, продолжал подробные объяснения. Потом он выпрямился я тонким пронзительным голосом начал читать. Каждый стих газели грешил ошибкой.
Разостлали дастархан. Ярко раскрашенные чаши, пиалы и кубки напоминали весенние цветы на лугу. Вино придавало глазам блеск, речам живость. У стад Кул-Мухаммед и Шейх-наи взялись за инструменты. Воздух наполнился волшебными звуками. Из стройных кувшинов снова полилось вино, наполняя кубки. Поэты, читая стихи о вине и радостях жизни, с наслаждением потягивали рубиновую влагу. Пожилые ученые и мударрисы пили и повторяли лучшие стихи древних поэтов о вине и винограде. В цветнике стихов бессмертного Хайяма не осталось ни одной несорванной розы.
Посыпались шутки и остроты. Подобно своим гостям, Навои много пил и смеялся. Обращенные против него шутки он сразу же отражал острым мечом своего меткого слова. Ходжа Гияс-ад-дин показывал свои таланты: он изящно и легко плясал, словно резвый мальчик, пел персидские и тюркские песни. Затем принялся передразнивать различных важных особ и делал это до того мастерски, что присутствующие покатывались со смеху.
Гости разошлись. Вскоре после их ухода явился Ходжа Афзаль, Дервиш Али и несколько чиновников, близких к поэту. Навои повел их на открытую со всех сторон веранду. Он спросил друзей о здоровье и рассмешил их, рассказав некоторые подробности состоявшегося только что собрания. Потом пристально взглянув на Ходжу Афзаля и заметив в глазах его какую-то озабоченность, спросил серьезно:
- Вы, вероятно, желаете о чем-то поговорить со мной?
- Мы хотели обратить ваше внимание на некоторые весьма важные обстоятельства, хотя я убежден, что все тайны известны вам лучше, чем нам, - проговорил Ходжа Афзаль, наклоняясь в сторону Навои.
- Предупредить вовремя - долг друзей, - сказал Навои, настораживаясь.