пропущены страницы 29 - 30
……………………………………………………………………………………………………………………………………
…чихнуть, как и след-то ваш простыл. Беда мне с этим Генеком. Никак не можете обойтись без шалостей, когда я с вами гуляю. Ну, ничего. Уж я скажу вашей мамаше. Уж она вам задаст перцу, честное слово! Уж я для вас приготовлю розгочки из свеженькой березы. Пан доктор такого баловства не простит. Нет!
Он схватил Генека одной рукой, второй Юлика и вывел их из толпы, все еще окружающей майора и его ученого пуделя. Мальчики беспрекословно подчинились старому слуге.
Они повернули к Веняве и скоро очутились у ворот своего одноэтажного дома, скрытого за густой зеленью деревьев и цветов. На воротах блестела табличка с надписью:
Д-р ТАДЕУШ ВЕНЯВСКИЙ
Внутренние болезни. Прием больных
с 8 до 10 утра и 3 до 6 пополудни
Перед каменным, крытым черепицей домом, красовалась цветочная клумба. У входа лежала большая овчарка, лениво отгонявшая мух. Войдя в комнату, слуга выпустил руки мальчиков и сказал:
- Все таки, если пан доктор прикажет влепить вам по пять розог, то и влеплю. Заслужили! Разве мама вам разрешала бегать от меня?
Внизу, в прихожей, сидело несколько пациентов, ожидавших своей очереди. Вход в докторский кабинет и в приемную для "чистой" публики находился по правую сторону, где виднелась дверь окрашенная в коричневый цвет. С левой стороны, был вход в жилые комнаты. Юлик и Генек, обыкновенно врывались в комнаты с криком и шумом и, здороваясь со своей милой мамочкой, весело рассказывали о своих приключениях на улице и в школе, сообщали, что задано на завтра. Сегодня же они и не думали хвастаться встречей с городским глашатаем и майором с Кастором. Мать же сразу заметила на лице Генека следы ногтей.
- А это что?… - спросила она с тревогой. Юлик сквозь зубы заявил:
- Какой-то негодяй дразнил нас: "капуста, клистир"…
- Вероятно вы обидели его чем-то! - уверенно сказала мать.
- Мы его совсем не знаем… - опустил глаза Юлик и замолчал.
- Как это так? Ни с того, ни с сего, без единого слова - и три царапины на щеке… - мать пыталась дознаться причины и восстановить картину события.
- Сейчас же скажите, как это случилось! - потребовала она.
- Как это случилось?… - повторил черноволосый с бледным лицом Генек. - Майор с Кастором вышел на прогулку. Около него собралось множество детей. Весь Люблин любит смотреть на проказы его собачки.
- Говори сразу, кто тебя так поцарапал!
- Майор приказал наказать одного мальчика, который свистел на пальцах и кричал: "капуста", "бараний хвост". На него набросилась вся компания, даже Кастор оторвал ему кусок рукава. Ну, и мы тоже надавали ему тумаков. Но он бросился только на нас. Он хотел ударить меня по лицу, да промахнулся. Зато я несколько раз съездил ему по физиономии, а он меня поцарапал. Юлик порядочно надавал ему по загривку, а я его бил в грудь, по ногам и рукам…
- Разве так можно?… - спросила мать.
- А что было делать, если он дразнил меня "капуста"?!
Услышав эпитет, напоминающий прежние семейные дела, мать поджала губы.
- Он тебя дразнил? Откуда ты знаешь, что именно тебя?
- Майор назвал его ослом и кочаном… - с тревогой и неуверенно сказал Юлик. - И приказал его побить за то, что мешал Кастору показывать штучки…
- Что же теперь будет, когда отец увидит? - забеспокоилась мать. - Иди-ка ко мне, Генрик, я промою твои царапины одеколоном. И оба - марш умываться! Зачем ты полез в толпу? Ведь вы должны были из школы сейчас же возвращаться домой.
- Мамочка, мы как раз и шли домой. Это же было по дороге, - уверял Генек.
- Не дай бог, отец увидит твои царапины. Разве тебе не будет стыдно, когда накажут розгами?
Но отец ничего не заметил, - он спешно уехал в какое-то имение принимать роды, а мама своих сыночков не выдала. Она села за рояль и показала им как следует играть легато и стаккато.
Генек с поцарапанной щекой упорно смотрел на клавиатуру.
- Что это ты так смотришь на клавиши?
- Хотел бы я эти легато и стаккато сыграть на скрипке!… - сказал мальчик, тихо вздохнув.
ВАРШАВСКИЕ ВСТРЕЧИ
Отель "Польский" стоял на улице Длугой, недалеко от Беляньской и Арсенала. Здесь было совершенно иначе, нежели в Люблине. Улица была заполнена тяжелыми телегами; иногда проезжали легкие брички с ливрейными лакеями на запятках; на тротуарах толпы пешеходов спешили в разные стороны. Одни шли в сторону Медовой, к костелу Капуцинов, другие наоборот - на Пшеязд. Почти напротив гостиницы стоял дворец "Под четырьмя ветрами" и дом "На трубах". Шарманщики с утра до вечера выводили на своих шарманках хриплые мелодии. Ремесленники-словаки, нагруженные своим нехитрим инструментом, проволокой и жестью, выкрикивали: "кому горшки оплетать", "кому горшки"…; по дворам ходили бродячие акробаты, старьевщики-евреи кричали: "торгую, торгую"…
Только смотреть и слушать. Тишины здесь не найдешь. Все в постоянном движении. У доктора Тадеуша Венявского в Варшаве много друзей; в большинстве случаев это солдаты 1831 года. Приятно встретиться со старыми однокашниками и дружески поболтать с ними. Каждый из ветеранов - политик, что надо. У каждого под зеленым сюртуком бьется горячее сердце мечтателя.
Штабслекарь четвертого пехотного полка сидит в ресторанчике при гостинице за стаканчиком пунша и слушает доверительные признания и воспоминания однополчан. Распрашивает:
- Скажи, дружище, где теперь майор Пелунович? Что поделывает Венглиньский? Ах, что за прекрасный человек был капитан Домагальский. А где теперь полковник Оборский? Столько хороших друзей!…
У доктора Венявского чувствуется военная жилка; слова звучат отрывисто, будто приказания. На момент он задумывается и мягче, почти со слезами на глазах, добавляет:
- Или вот эти веселые ребята, помните их?… Капитан Воловский, поручики Смоденьский, Седлецкий, Киселевский… Кое-кто с Запада шепнул им, что генерал Гелгуд все еще думает о нашем полку…
- А по какому делу вы, доктор, приехали в нашу Варшаву? - интересуется собеседник.
- Взгляните-ка на этого мальчугана. Сынок мой Генрик. Привез его показать скрипачу Панофке. Пусть посоветует, как с ним дальше быть.
- Вы хотите сделать сына музыкантом?
- Моя жена утверждает, что он… феномен… - снижает голос доктор, чтобы не услышал Генек.
- Ну, что ж! Как говорится, дай боже… Выпьем-ка полбутылочки бургундского, или нет, лучше каштелянского медку. Такое дело следует вспрыснуть.
Штабслекарь хлопком ладоней призывает слугу:
- Бутылку каштелянского!
Мальчик сидит рядом с отцом и, хотя в зале много интересного, ему хочется выйти на улицу. Правда, ресторан его мало занимает. Оленьи рога и головы диких кабанов, развешанные на стенах, его не интересуют. На слуг, бегом разносящих ароматные сковороды с жареными рыжиками, смотреть не хочется.
- Как же вы поживаете здесь, в Варшаве? - спрашивает доктор.
- А так: ходим в театр, играем в кегли да биллиард, ну и… сидим, как улитки в раковине; дома хлопот довольно, то болезнь, то какое-нибудь судебное дело. Если бы не эти завтраки, да великолепные колдуны , то совсем бы заскучали…
- Ha гурмана-то ты не очень похож?!
- Потому, что я худой и длинный как столб? - спрашивает с грустью собеседник.
- У нас в Люблине гурманы такие толстые, что вынуждены возить брюхо на тачке, а на шее у них складки в несколько этажей. Я им прописываю разные травы - ничего не помогает. Таким даже Карлсбад не поможет.
- Это что, наверное, какие нибудь графы?
- Ничего подобного. У меня есть пациент из таких толстяков. Он очень забавно выглядит рядом со своей женой, она тоже, туша - тушей. Они не очень еще старые, однако заплыли жиром…
На блестящем подносе, покрытом белой салфеткой, подали мед. Два бокала из чешского стекла с красными ободками мигом наполнились золотистой жидкостью.
- За будущую славу мальчугана! - приятель доктора поднял свой бокал. Доктор последовал его примеру.
Генек, услышав это, быстро использовал момент:
- Раз вы пьете за мою будущую славу, то и я должен выпить…
Высокий худой собеседник залился смехом:
- Конечно! Папа тебе нальет рюмочку этого польского нектара. Вижу, что ты, сынок, не пропадешь. Умеешь попасть в точку.
Доктор пригубил бокал и передал сыну.
- Что ж, выпей. Ведь это действительно за твой будущий успех… Не осрами меня у Панофки.
- Уж если маэстро Горнзель меня хвалил, то и он похвалит… - с оживлением ответил Генек и хлебнул из отцовского бокала.
- Молодец парень! Выйдет из него человек… Понравилось?
- Очень… - сказал Генек.
- Потому, что это вино из польского меда. В нем чувствуется вкус и запах наших цветов, наших садов.
Трудолюбивые пчелки насобирали меду, чтобы сделать приятное людям. А, может быть, и ты будешь как эти пчелы? Только вместо меда будешь собирать окружающие нас звуки: песенки наших птиц, шум ветра, играющего свои полонезы и мазурки на спелых колосьях ржи и пшеницы, извечную песню наших лесов и пущ, широкую и вольную, как океан. В шелесте листьев, в кваканьи лягушек, в шуме хлебов и в голосе июльской грозы - своя музыка. Надо, однако, иметь уши, чтобы запоминать все эти звуки и передать их в песнях, танцах, операх, симфониях. Сынок, сможешь ли ты? - шепчет высокий, худой товарищ отца.