- Ко мне, сыны мои? - пропустил в опочивальню и присел перед ними, приветливо, улыбаясь.
- А так. Пришли поздравить вас, отче, с добрым утром и поиграть затем на приволье.
- Спаси вас бог, соколята. Вы тоже будьте здоровы и счастливы. Не очень балуйтесь на приволье, чтобы не поранили друг друга.
- Мы не одни, с няней-наставницей пойдем.
Посмотрел, провожая детей, на жену и невольно залюбовался ею. Всегда умиротворенно тихая, освещенная тем внутренним светом, что был в ней, как если бы почайна с земли, и выражал щедроты ее характера, Миловида была неузнаваемо прекрасной сейчас. Так пылала вся, такой мягкий и нежный свет светил от ее лица, особенно в глазах, князю захотелось проникнуться той щедростью и быть таким же искренним на ласку, на добро, на тихое счастье.
"Это она детьми так вознесена", - утверждался он в мысли, и тем временем думал уже о другом: что скажет Миловида, если б знала, что и он вон какой вознесенный ею?
- Жена тоже идет с малышами на приволье?
- Да нет, - поспешила она возразить. - Мне не до приволья. Вот какой бардак остался после свадьбы. Надо убраться и поставить все на место.
- Челяди скажи, пусть убирают, сама же дай указания и приходи ко мне.
Она глянула непонятно или удивленно и потом кивнула:
- Хорошо.
Когда покидала спальню, была, как и положено княгине, сдержанной, но все же не совсем. И по походке чувствовалось: как она довольна тем, что князь повелел перенести заботы на других, самой же прийти и быть с ним, и по осанке также. А когда обернулась, открывая дверь, и вовсе выдала себя, что все-таки очень рада его заботой-желанием.
Это сколько же лет прошло, как они живут вместе? Вероятно, восемнадцать. И так, старшему их, Радиму, семнадцать минуло уже, пошел восемнадцатый. Когда стали мужем и женой, как следует вместе, и не были. Вроде мирными были эти годы, ни сами не ходили на соседей, ни соседи на них, а какие хлопотные. Оно и не удивительно. На его плечах лежали заботы о земле, о благе народа земли Тиверской, на Миловидиных - терем с его многочисленными "надо", челядью и детьми в тереме. Или ей не было когда приглядывать за ними, подумать о чем-то другом, кроме них? Одно дитя только успевало стать на ноги, порадовать отца, мать первым словом-лепетом, другое рождалось, за тем другим - третье, и каждый раз его княгиня, его жена-утешение отходила от него, была с ребенком-малышом и с теми, что подрастали уже, однако требовали ее надзора и ее забот. Зато никто не скажет, что она не хозяйка в княжеском тереме и не мать своим детям. И Малкиных детей вырастила, до ума-разума довела, и своих растит достойно.
"Один только я жалуюсь? - улыбнулся. - Разве, могу жаловаться на такое?"
То ли долго разбиралась с челядью. А может, и сама возилась. Когда зашла, другой был уже вид.
- Пусть простит князь, - смущалась. - Я заставила его ждать.
- Не беда, - он протянул ей навстречу руки и посадил против себя. - Знаю, сколько на тебе забот, поэтому и не ропщу. Скажи, всем и всеми довольна?
- Что ты, княже! - удивилась. - Или на такой свадьбе, как Миланина, можно быть недовольной? Весь Черн и его окрестности гуляли-угощались.
- Вот то-то и оно, что людей вон, сколько было, кому-то могли и не угодить.
Посидела, смущаясь, и потом сказала:
- Я все делала, княже, чтобы угодить.
- Разве я говорю: что ты чего-то не доработала, - заметил ее смятение и поспешил успокоить. - Твою искренность я видел. Спрашиваю потому, чтобы убедиться, что все обошлось, как следует.
Он был добр и ласков с ней, и не сразу прогнал смуту из сердца.
- Мне это не нравится, все.
- Что?
- А то, что ты впала в тоску и без видимой причины. Хотел бы всегда видеть тебя светлой и ясной, как ты умеешь быть. Если хочешь знать, я затем и позвал тебя, чтобы вознаградить за все, что ты делала и делаешь для меня, детей моих.
- Правда?
- Как я - это я, а ты - это ты.
Вскинула подернутые болью неловкости глаза и прильнула к плечу своего мужа. Прижималась и говорила что-то, говорила и прижималась, а он обнимал ее, гладил, успокаивая, плечи и радовался тому, что снова видит свою Миловиду такой, как там, в окружении ясноликих детей.
- Милана знаешь, что поведала мне, когда уходила от нас? - услышал наконец ее слова.
- А что?
- Призналась, что очень прикипела сердцем к роду отца своего, если бы не повеление Лады и не долг перед тем же родом, ни за что не пошла бы с ним. "Пусть мама знает, - сказала, - кому я больше благодарна в этом роде, то это вам. Потому что умели быть кровной на месте некровной, аж такими щедротами вознаградили за много лет, как, может, не вознаградила бы и кровная".
- Так и сказала?
- Да.
- Вот видишь. Я только собрался поблагодарить тебя за твои щедроты, а Милана уже поблагодарила. Думаешь, это так себе? О нет. Это правда говорит нашими устами. Ты не только отрада, ты - божья награда всем нам. Слышишь, услада моя, не только отрада - вознаграждение!
- Как и князь для меня.
- Правда?
- Не было бы правдой, разве родила бы ему шестерых сыновей?
Улыбнулся радостно и потом поправил:
- Пять их у нас.
- Будет и шестой, княже. Знай, непраздна я.
- Вот так?
Теперь он, князь Волот, молчал удивленно. Наконец отбросил сомнения, засветился лицом и стал расцеловывать жену свою, так сладко и горячо, как если бы, впервые, подступил к ней, со своим наибольшим желанием.
Вот почему она показалась ему сегодня в неузнаваемо красивой и миловидной! Непраздна есть!
- Так, может, на этот раз девочка будет? - остановился, наконец, и заглянул, охваченный радостью, в радужные ее глаза.
- Хотела бы иметь девочку. Если бы ты знал, муж мой, как хотелось бы! Но, увы, не будет ее.
- Откуда такая уверенность?
Вспомнила: когда-то давно имела об этом уже беседу. Однако ничем другим не могу объяснить князю своей уверенности.
- Еще в Выпале, когда была отроковицей, приснился мне сон. Якобы рву на воде лилии, а кладу себе в руки маленьких мальчиков. Одного, второго, третьего вот так. В ужасе проснулась и поведала свое сновидение бабушке. Старенькая выслушала меня и сказала: "Лилии - русалок дети, негоже срывать их. А поскольку ты принимала среди них только мальчиков, то знай, у тебя будут одни лишь мальчики".
Предсказания ее, как видишь, оправдываются: уже пять родила.
- Но на воде, ты взяла только трех.
- Да трех.
- Вот видишь, среди всех прочих может быть и девочка.
Поверила или только хотела верить, во всяком случае, намеревалась сказать утешительное для себя и для мужа, но ей не дали высказаться. Кто-то посторонний подъехал в этот момент в терем и дал знать слугам, что хочет видеть князя.
Это был гонец от сторожевой башни на Днестре. Прибыл сказать князю: к нему направляется с миром и согласием кутригурский хан Заверган и просит разрешения на въезд в стольный город Черн.
Князь велел пригласить хана и дать ему достойное высокого гостя сопровождение, а тем временем думал: "Что это ему надо от меня? Сказал, с миром и согласием. Не обры ли зашевелились?"
Кочевья кутригуров не доходили до Днестра, поэтому и раздоров с ними у тиверцев не было. Только и забот было из-за них, которых пустили восемь лет назад за Дунай и выслушали упрек императора: "Зачем пустили? Разве союзники так поступают?" После кутригуры не рвались к ромеям и до Днестра не доходили. Пасли стада коров, овец, а больше лошадей дальше на восток, если и были какие-то стычки или переговоры с антами, то только с теми, соседствующими с ними - уличами да полянами, когда те спускались на низовья Днепра, или Бугом, или Онгулом. Ратных боев между ними и антами, сколько помнит себя, не было. Неужели зашевелились обры и угрожают походом через кутригурские земли? Очень возможно. До сих пор они, сидя за Днепром, на уличей и полян ходили как тати, и теперь могли обойти их и отправиться к Днестру через Кутригурскую землю. Почему бы и нет? Сколько этих кутригуров и что для обров кутригуры? Эти обры и не таких способны поглотить.
Хан не торопился объявиться в гриднице Черна, однако и не слишком медлил. Когда приехал, был по-Асийски вежлив и щедр на похвалу. А еще поразил князя Волота молодецкой статностью и доброликостью. Не только кровь, сила и здоровье изобиловали в нем.
- Принес я князю на Тиверии, - склонил он покорно голову и положил руку к сердцу, - жене и детям его низкий поклон и большую любовь с пожеланием здоровья и покоя от себя и всего народа на Кутригурах. Пусть славится имя, как гонителя ромеев, и будет хорошей память об этом не только среди живущих, но и среди потомков.
- Спаси бог.
- А еще кланяюсь мужам и воеводам, всем, кто является опорой князю в делах ратных и вечевых.
"А он хорошо знаком с нами, как и с тем, что творится у нас", - рассуждает между тем Волота и выискивает возможность заговорить по существу.
- Еще раз спасибо хану за благосклонность сердца, как и за добрые пожелания. Правитель кутригуров, надеюсь, впервые в нашей земле?
- Да.
- Так пусть будет спокоен: на добро она всегда отвечает добром. Выражаем и свои самые сердечные здравицы хану, всем родовым его мужам ратным и думающим и просим быть среди нас, как среди своих. Садись, хан, на видное место, пусть садятся по обе стороны люди твои и говорите, что привело вас в землю нашу.
Заверган не заставил хозяина просить вторично. А пока усаживался и осматривался, взвешивал давно взвешенные мысли и присматривался, кто из них будет сейчас наиболее дельный.