- И чего я волновался, - сказал я. - Должен был и сам сообразить, что все наладится.
Тирсений пожал плечами.
- Тебе нужно отучиться волноваться, - зевнул он. - Это основной навык, необходимый для выживания любому начальнику. Я так тебе скажу - управляя купеческим судном, далеко не доберешься, если будешь проводить все время, схватившись руками за голову и переживая.
- Верно, - согласился я, надеясь, что он заткнется. Он не заткнулся.
- Между прочим, если тебе не терпится о чем-нибудь поволноваться, - продолжал он, - то лучше тебе волноваться о скифах. Я им не доверяю.
Я моргнул.
- Погоди минутку, - сказал я. - Вот только давеча ты утверждал, как все здорово у нас с ними вышло, какие они оказались дружелюбные, и как прекрасно, что не нужно изображать превосходство.
Он снисходительно улыбнулся.
- Знаешь, в чем твоя проблема? - сказал он. - Ты слишком склонен принимать все за чистую монету. Тебе следует обратить на это внимание, знаешь ли.
Я попытался заявить, что скифы с первого взгляда пробудили во мне самые серьезные подозрения, но не успел.
- В Ольвии, - продолжал он, - чем любезнее местные себя ведут, тем строже за ними следует присматривать. Будучи торговцем, ты доводишь это умение до инстинктивного, но ты, конечно, лишен подобного опыта. Так вот, ходи я в твоих сандалиях, то послал бы в деревню пару сотен иллирийцев в полной экипировке в качестве тактичной демонстрации силы. - Ходи ты в моих сандалиях, - пробормотал я, - ты бы сбил ноги до крови. Они у тебя куда больше моих.
Он некоторое время смотрел на меня озадаченным взглядом, потом улыбнулся.
- Приятно видеть, что ты все еще сохраняешь чувство юмора, - сказал он.
Через пару дней, когда экспедицию можно было оставить ненадолго без присмотра, я отправился во главе делегации в скифскую деревню.
С мной пошли мой друг Тирсений, Агенор, странствующий скульптор (любезно уделивший нам толику своего бесценного времени), командир Марсамлепт, некий косоглазый человечек, который единственный во всем нашем отряде понимал и меня, и Марсамлепта, гурьба отцов-основателей и несколько иллирийских воинов особо устрашающего в вида в полном боевом облачении, предназначенных для внесения в атмосферу переговоров необходимой нотки угрозы. Кроме того, с нами отправилась Феано - под тем предлогом, что ей скучно и нечем заняться.
Весть о том, что мы приближаемся к деревне, была доставлена ее обитателям эскадроном мальчишек, несших постоянную вахту в полях между деревней и местом высадки, поэтому когда мы взобрались на холм и бросили первый взгляд на жилища наших новых соседей, то увидели, что они практически в полном составе вышли нас встречать с натянутыми луками, обнаженными саблями и другими традиционными скифскими знаками гостеприимства. Мой старый приятель Анабруза стоял в переднем ряду, окруженный опасного вида мужчинами в шлемах и с плетеными щитами.
- Итак, вы явились, - сказал он.
Что ж, было совершенно очевидно, что так оно и есть, и я не нашелся, что на это ответить. Я просто кивнул. Немногословие и сила, подумал я - вот что уважают эти люди.
- Ладно, - сказал Анабруза. - Чего вы хотите?
- Мы хотим поговорить, - ответил я. - Насчет земли для колонии.
Анабруза злобно вытаращился на меня.
- Извини, - сказал он. - Лишней у нас нет. Вам придется отправиться в другое место.
Я надеялся, что этого удасться избежать.
- Не думаю, - ответил я. - Нам всего лишь нужно договориться, вот и все.
Оскал Анабрузы стал шире.
- Ты, кажется, не понял, - сказал он. - Здесь ровно столько земли, сколько нам нужно. Новую землю нельзя вырастить на дереве или выкопать из недр. Она или есть или ее нет.
Я покачал головой.
- Извини, - сказал я. - Я с тобой не согласен. Вас всего лишь шесть сотен или около того на всю эту равнину; едва ли пятая часть ее распахана, и даже этого за глаза хватит, чтобы накормить несколько сот человек. Земли здесь хватит для всех нас, если только мы будем действовать, как разумные люди.
- Нет, - сказал Анабруза.
Намерение оставаться немногословным оставило меня.
- Но это просто глупо, - сказал я. - Послушай, мы не тронем того, что уже распахано и засеяно. Целина нас устроит.
Анабруза рассмеялся.
- Нас это не устроит, - сказал он. - Ты вообще слышал когда-нибудь о севообороте? Один год поле распахивается, два года лежит под паром - так мы получаем хорошие урожаи. Нам нужна вся эта земля и говорить больше не о чем.
- Извини, - сказал я, - но это расточительный способ. Брось, Анабруза, ты жил в Афинах и знаешь, как нужно делать. Первый год высеиваем злаки, второй год - бобы, пятикратно вспахиваем перед севом и обильно унавоживаем. У нас это прекрасно работает.
- Может, у вас и работает, - сказал он. - Но это не наш способ. Если тебе нужна земля, вам придется сражаться за нее.
Марсамлепт, достаточно образованный, чтобы разобрать греческое слово "сражаться", очнулся ото сна и принялся буравить скифов ужасным взглядом, как пес, увидевший птиц. Скифы, вооруженные поскромнее, скалились в ответ.
- Если будет битва, - заявил я, - вы проиграете. Тут нет никаких сомнений.
Анабруза кивнул.
- Весьма вероятно, - сказал он. - Но вот что я тебе могу пообещать. К тому моменту, как падет последний из нас, поляжет столько ваших, что оставшихся не хватит, чтобы построить ваш проклятый город.
- Нас десять на одного вашего, - заметил я.
- Не важно, - ответил Анабруза. - В любом случае лучше смерть, чем Делос.
(Я опять за свое, делаю предположения. Ты не знаешь, что это за Делос и где он расположен; так вот, это маленький остров в Эгейском море, известный по двум причинам. Первая - здесь родился сам Аполлон, вторая - здесь расположен рынок рабов, самый, говорят, большой в Греции).
Ну что ж, я полагаю, могло выйти и хуже. Мы могли начать драться прямо здесь и сейчас; если б я дал волю своим соратникам-основателям, так бы и произошло, а Марсамлепт (который уже несколько недель никого не убивал, отчего побледнел и спал с лица) без сомнения выполнил бы работу самым профессиональным образом. Все, что я мог придумать в сложившейся ситуации - это повернуться кругом и двинуться прочь, надеясь, что нас не утыкают стрелами. Мы шли и никто в нас не стрелял; разве не сказал кто-то, что мирные переговоры, с которых ты выбрался живым, следует рассматривать как успешные?
- Ты все испортил, - сказала Феано.
- Да, - ответил я.
- Совершенно очевидно, умение ладить с людьми - не твоя сильная сторона.
- Да, - согласился я.
- Конечно, - продолжала она, - я и так это знала. У тебя удивительная способность говорить именно то, что говорить не следует, причем в самый неподходящий момент.
- Вероятно, - сказал я.
Некоторое время она шла молча, а затем продолжила:
- Хуже всего было, когда ты разрешил им оставить себе уже вспаханную землю - ты хоть представляешь, как оскорбительно это прозвучало? Или когда ты принялся расписывать, сколько земли им хватит для прокорма…
- Хорошо, - сказал я. - Думаю, я тебя понял.
Она улыбнулась.
- Хорошо, коли так, - сказала она. - В конце концов, по моим прошлым впечатлениям, ты такой осел, и вполне возможно, не смог уразуметь…
- Спасибо тебе, - сказал я.
- Просто потому, - продолжала она, - что я вообще не вижу, как кто-то может понимать, что он творит, и тем не менее продолжать в том же духе. Это ведь просто бессмысленно…
- Спасибо тебе за твои замечания, - сказал я. - Я постараюсь учесть их.
Не нужно было быть мудрецом - скажем, Аристотелем - чтобы предсказать ход дальнейших событий. Из деревни во все концы Ольвии отправятся гонцы; из серого предрассветного сумрака соткутся, как призраки, мужчины с луками и саблями, и нас разбудят вопли женщин и треск огня в кровле домов. У нас не было ни единого шанса. Все закончится раньше, чем мы успеем обуться.
Поэтому Марсамлепт взялся за организацию обороны, и в течение следующей недели мы все спали очень мало. Мы собирали в огромные кучи нарубленный кустарник и поджигали его на закате; мы расставили дозорных; каждый из нас заступал в свой час на пост, чтобы таращится со страхом во тьму, воображая крадущиеся тени; мы работали в доспехах, пока вся наша одежда не разлезлась от пота в клочья, а привешенные за спинами мечи цеплялись за все подряд, когда мы копали траншеи, таскали каменные блоки и сколачивали леса. Мы вымотались, изнемогли и взрывались по любому поводу, но были готовы их встретить.
Разумеется, ничего не произошло.
Наши разведчики, наблюдавшие за жизнью деревни, докладывали, что скифы ведут себя так, будто ничего не случилось. Они не собирали поспешно скарб, как беженцы в "Илиаде" и не бодрствовали всю ночь, вопя "Кто идет?!" на каждый лисий шорох.
- Пытаются создать у нас ложное чувство безопасности, - заявил мой друг Тирсений; он, конечно же, влез в доспехи, едва мы вернулись с переговоров и окружил свою палатку удивительно сложной системой шнуров, сбегающихся к пяти огромным коровьим колокольчикам (одним богам известно, где он их раздобыл; у Тирсения всегда все было в запасе), непрерывный звон которых уже часа через два начал нешуточно действовать нам на нервы. Через неделю, в течение которой никого так и не убили, он принялся расхаживать вокруг (по-прежнему с головы до ног в сияющей бронзе), громогласно заявляя, что мы приняли происходящие слишком близко к сердцу, в то время как он с самого начала говорил, что бояться совершенно нечего.
Результаты нашей работы меж тем начали обретать форму.