- Я не влюблюсь ни в кого, кроме доброй верующей.
И тогда Пейре понял, что принял решение. Его сформулировал Бернат. Тем более, что тоска и разочарование уже начали примешиваться к желанию, которое он испытывал к этой девушке. Какая–то серая безнадежная тоска переполняла его сердце всякий раз, когда они разжимали объятья. Но чтобы жить мирно и счастливо в браке, им требовалось более глубокое согласие. Он сказал Бернату, что завтра он, если хочет, может передать Раймонду Маулену, что Пейре больше не покажется у д’Эсквина.
И Раймонд Пейре - Сабартес еще долго пользовался добрыми услугами Берната, чтобы передавать свои послания Пейре, потому что каждый знал, что Пейре Маури слушает Берната больше, чем кого–либо другого.
ГЛАВА 8
ВЕСНА 1303 ГОДА
Как получилось, что Вы, любивший добрых людей и разговоры о них, больше не заботитесь об этом теперь? Вы ныне занялись всякой ерундой, Вы хотите жениться. Но Вы ведь можете жениться на той, что будет иметь хорошее устремление… И тогда Вы сможете принимать добрых людей в Вашем доме, и делать для них добро, и говорить с Вашей супругой в полной безопасности устремления к Добру…
Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года
В праздник Благовещения, когда был заключен договор и ударили по рукам, Пейре Маури покинул домик и загон кузена Маулена со своей отарой и двумя собаками, чтобы переселиться в богатый дом и обосноваться в огромной овчарне Раймонда Пейре - Сабартес.
Принятие его на работу было несколько церемонным. Погонщик мулов и прежний пастух получили расчет одновременно. Теща хозяина дома, которую уважительно называли Госпожа мать, dona maire, подала Пейре Маури и Пейре Катала, новому погонщику мулов, по чаше вина, которую они выпили вместе с Раймондом Пейре - Сабартес, сидя втроем у очага. Оба молодых человека вежливо отбросили капюшоны на плечи и ждали, когда хозяин начнет пить, чтобы тоже поднести чашу к губам. А когда хозяин пил, то они пристально смотрели на него. Это был человек маленького роста, почти лысый, впечатляюще широкий в плечах и с властной физиономией. Он первым поставил свою чашу на большой сундук в зале и долго, не отрываясь, смотрел на новых работников, пока они не сделали последнего глотка. Его мрачное лицо оттенял только серебристый блеск короткой бородки, казавшейся грубо обрезанной вокруг верхней губы, выступавшей, словно птичий клюв. За ним стояла его жена Себелия, с младенцем у груди, бледными щеками под чепцом, задрав подбородок с выражением превосходства. Удивленный, Пейре подумал, что здесь ему придется забыть о братских жестах и улыбках, которые ему дарила кузина Эглантина.
Но время шло, и Раймонд Пейре оказался более приветливым, чем ему показалось вначале, хоть и вникал в малейшие детали. Он говорил мало, но видел всё. Он показал Пейре Маури все уголки дома, все кухонные принадлежности и сундуки в фоганье, вплоть до самых мелких деталей меблировки в каждой из трех больших комнат; осмотрел с ним камень за камнем весь обширный загон, соединенный коридором с овчарней из хороших досок, конюшню для мулов и хозяйственные пристройки. Он дал ему подержать в руках каждый инструмент, каждый ремень, каждую деталь упряжи. Он показал ему поля, которые угнаивали зимой, и на которых жали летом. И тогда он сказал ему ясно и без всяких экивоков:
- Вы знаете, почему я рассчитал своего погонщика мулов, Арнота Каравесса? Потому что он не был добрым верующим.
И он снова устремил на Пейре пристальный взгляд, и долго, молча смотрел на него.
Пейре ничего не ответил.
Через две недели, рано утром, в Вербное воскресенье, молодой пастух вышел из дома через вход для овец и увидел в лучах утреннего солнца, как его друг Бернат Белибаст, прислонившись к ограде загона, ведет какой–то оживленный разговор с Раймондом Пейре.
- А ты ранняя пташка, - воскликнул Пейре, весело приветствуя его.
Бернат объяснил, что отец послал его обсудить с бальи мессира Жиллета де Вуазена условия выпаса в этом году на землях Арка.
- Мы ведь можем вместе пасти овец, - говорил он возбужденно. - Всех овец, и Эн Пейре - Сабартес, и моего отца, и твоих… Но мы опасаемся, что ваш господин слишком много потребует от нас за право выпаса. Он и так говорит, что у нас вполне хватает своих пастбищ возле Кубьер. Мне придется объяснять ему, что наш господин, архиепископ Нарбонны, все время вставляет нам палки в колеса, и не дает возможности прогонять отары через земли бывшего аббатства святой Марии Кубьерской, слишком ревниво оберегая свои привилегии. Надеюсь, он нас поймет. Мой отец сказал, что мессир Жиллет не очень–то симпатизирует архиепископу…
Раймонд Пейре - Сабартес молча пристально смотрел на обоих юношей в утреннем свете, на юного Белибаста, смуглого и худощавого, как сарацин, на юного Маури, крепкого и высокого, с гордым видом. Он поднял глаза на белеющие неподалеку скалы Серре Гийом, над которыми пролетала пара хищных птиц, широко улыбнулся и положил тяжелую руку на плечо своего нового пастуха.
- Как получилось, что Вы, Пейре, так любивший добрых людей и разговоры о них, уже не тревожитесь об этом теперь? Всем вокруг известно, что Вы ныне заняты всякой ерундой, что Вы хотите жениться. Так возьмите себе жену, которая стоит на дороге Добра… И тогда Вы сможете принимать добрых людей в Вашем доме и говорить о них с Вашей супругой в полной безопасности.
Пейре остолбенело смотрел на него, Бернат счел за лучшее рассмеяться, а хозяин, сохраняя отцовское выражение лица, по–дружески похлопал пастуха по плечу и тяжелым шагом пошел к себе домой. Когда они остались одни, Бернат обернулся к своему другу.
- Вижу, что теперь я должен тебе все объяснять, - вздохнул он, хотя лукавое выражение смягчало его слишком серьезный тон. - Итак: Раймонд Пейре хотел, чтобы ты понял - у него нет сыновей, и он уже не надеется их иметь. Его жена Себелия сейчас выкармливает грудью свою последнюю дочь. И если ты захочешь, то можешь стать для него чем–то большим, чем работник или пастух. Ты можешь стать для него сыном, которого ему не хватает. То есть зятем. Как твой кузен Раймонд стал зятем Мауленов.
- Но у Раймонда Пейре нет дочери на выданье, - удивился Пейре. - Две старших его дочери уже вышли замуж и живут далеко отсюда.
- Не спеши так, - ответил юный Белибаст, - он имел в виду свою дочь Бернаду. Ей сейчас шесть лет, и достаточно подождать хотя бы еще шесть. Для тебя не может быть лучшей партии. Ее отец очень богат, ее приданое будет соответствующим, у тебя будет дом, хороший дом, и ты покончишь с жизнью, где тебе все время угрожает нищета. И, кроме того, они стоят на дороге Добра. А с женой, которая по–настоящему устремлена к Добру, ты сможешь проводить счастливые дни.
Пейре Маури напряг память, пытаясь представить лицо и фигуру этой маленькой девочки, которую он пару раз видел мельком.
- А если она унаследует хмурый вид и злобный характер своей матери? - спросил он со смехом.
Бернат призадумался и сказал, что стоило бы в таком случае подождать и посмотреть. Когда придет время, и девушка вступит в возраст, но при этом ему не понравится, или, несмотря на уроки отца, не будет достаточно уважать и любить добрых людей, Пейре всегда может уйти из дома и забрать то, что ему полагается.
- Ну, посмотрим, - сказал Пейре, пожимая плечами. - Но признаюсь тебе, что мне не хочется больше ни говорить, ни слушать о браке. Я хотел бы сохранить свою свободу и сам зарабатывать себе на жизнь, своими руками… Но скажи, когда же мы наконец увидим добрых людей?
ГЛАВА 9
ВЕСНА 1303 ГОДА
Через четыре или пять дней, прибыв с овцами к Раймонду Пейре, я вошел в фоганью. Там готовились к большому празднеству… А в другой комнате, прилегающей к фоганье, Пейре Отье ел рыбу вместе с… Мартином Франсе, из Лиму. Гийом Пейре, из Лиму, обслуживал еретика, и часто ходил в ту комнату возле фоганьи. Однажды он принес рыбу Раймонду Пейре со стола еретика. И когда мы обедали, Пейре Отье вышел из комнаты и показался в фоганье. И он сказал, приветствуя нас: "Пусть Бог благословит вас!"
Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года
Через несколько дней я и в самом деле увидал Мессера Пейре Отье. Это было впервые, но я уверяю тебя, Гийом, что даже если остаток дней мне придется гнить в застенках Инквизиции, я никогда не забуду, никогда не пожалею о том огне, который он зажег во мне; никогда я не раскаюсь в том, что в тот вечер, я, Пейре Маури, по благословению его рук, стал добрым верующим.
Тот вечер я помню так, словно это случилось сегодня. Был апрель, и я по дороге домой, думал, что в следующем месяце надо будет постричь овец и ставить метки для летнего выпаса. В последний раз я гнал отару по деревенским лугам, поднимаясь к Эскумейле. И когда я вновь стал спускаться меж оград и цветущих кустов, то увидел прямо перед собой, внизу, дымки бастиды, в странном вечернем свете под пронзительным весенним небом. Мой лабрит неутомимо кружил возле отары, а молодой пату жался к моим ногам, даже не желая гоняться за ягнятами. Этим апрельским вечером я погрузился в свои мысли, и могу сказать, что именно тогда для меня открылись самые счастливые дни моей жизни.