Первое издание романа вышло в 1831–1833 годах (I и II части – в 1831 году, III и IV – в 1832–1833 годах, глава "Долина мертвецов" была опубликована в альманахе "Сиротка" в 1831 году) и имело шумный успех. Передовая критика высоко оценила роман. Рецензент "Телескопа", по-видимому, сам Н.Надеждин, уже на основании первых двух частей книги пришел к заключению, что "Последний новик" "напоминает лучшие современные европейские романы" (Телескоп, 1831, ч. IV, № 16, с. 512). Близкий к пушкинскому кругу литератор Орест Сомов в своем критическом разборе утверждал, что "Последний новик" – "лучший из русских исторических романов, доныне появившихся" (Северная пчела, 1833, № 15, 19 января). "Московский телеграф" Н.Полевого (1833, № 10, май, с. 328), отмечая отдельные недостатки произведения, в то же время говорил о его "великих достоинствах". Глава известного литературно-философского кружка, в который входили Белинский и Грановский, Н.В.Станкевич в письме к члену кружка Я.М.Неверову на основании "Последнего новика" и "Ледяного дома" заключил, что Лажечников – "лучший романист после Гоголя" (см.: Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830–1840 гг. М., 1914. с. 335). Наконец, В.Г.Белинский в "Литературных мечтаниях" оценивает "Последний новик" как произведение, "ознаменованное печатью высокого таланта", которое удерживает за Лажечниковым почетное место "первого русского романиста" (Белинский В.Г. Полн. собр. соч., т. I. М., Изд-во АН СССР, 1953, с. 96). Об "истинном наслаждении", которое он испытал при чтении романа, писал Лажечникову Пушкин. Правда, некоторые особенности романа, что сейчас выглядят как слабости произведения, тогдашним критикам представлялись достоинствами. Рецензент "Телескопа" видел в необычайно сложном сюжете "Последнего новика" одну из сильнейших сторон романа и с удовлетворением замечал, что "автор умел опутать все выведенные им лица волшебной сетью, коей не в силах распутать беспрестанно раздражающееся любопытство". Критики не только единодушно хвалили роман, но отметили и ряд его недостатков. Автора упрекали в том, что образ главного героя, Владимира, бледен, что Лифляндия оказалась лучше изображенной, чем Россия, отмечали некоторую зависимость автора от иностранных романов, несколько вычурный и тяжелый язык повествования.
О необычайной популярности "Последнего новика" свидетельствует тот факт, что Симонов монастырь, в котором якобы окончил свои дни последний новик, после выхода книги Лажечникова вновь привлек к себе внимание образованных русских читателей, подобно тому как за сорок лет до того совершали сюда паломничество поклонники "Бедной Лизы" Карамзина (см.: Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч., т. VI. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1957, с. 155).
За восемь лет, прошедших с момента написания романа, он был напечатан трижды (в 1831–1833, в 1833 и 1839 годах) – факт исключительный для того времени. Затем наступил длительный перерыв. Почти двадцать лет полюбившийся и уже хорошо известный читателю роман ни разу не переиздавался. Причиной тому послужили цензурные гонения, обрушившиеся на Лажечникова в 50-е годы. Семь лет (1850–1857) два первых романа писателя – "Последний новик" и "Ледяной дом" – считались запрещенными книгами и не печатались. Дважды за это время поднимался вопрос о переиздании "Ледяного дома" в "Последнего новика" – в 1850 году в Московском цензурном комитете и в 1853 году в Санкт-Петербургском в связи с прошением издателя Смирдина, – и дважды следовало распоряжение: "Не дозволять этих романов к напечатанию новым изданием" (цензурные материалы относительно романов Лажечникова находятся в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, фонд 772, опись 1, ед. хр. 2424, лист 5).
В донесении Московского цензурного комитета от 2 октября 1850 года в Главное управление цензуры так говорилось о первом историческом романе Лажечникова: "Главные действующие лица, Паткуль и Новик – один изменник своему государю, ставший во главу восстания Лифляндии, другой – убийца-бунтовщик, посягнувший на жизнь Петра Великого. Оба эти лица представлены в романе жертвами, вызывающими невольное сочувствие. Один был жертвою своей любви к отчизне, неправо угнетенной, другой – жертвою безграничной преданности к царевне Софии, бывшей и законной его государыней". Помимо этого в донесении отмечались пять конкретных мест романа Лажечникова, которые цензоры считали особенно предосудительными. Исключить эти места из книги, получившей широкую известность, цензор Лешков, рассматривавший "Последнего новика", счел неудобным и передал вопрос на усмотрение Главного управления цензуры, которое и наложило на роман свое "вето".
Цензурой, однако, остался не замеченным факт, который мог бы сыграть не последнюю роль в запрещении романа. Эпиграфы, приведенные без указания источника, к главам "Свадьба и погребение" и "Схимник", взяты из сочинений поэта-декабриста К.Ф.Рылеева: из поэмы "Войнаровский" и думы "Глинский". Уже сам факт включения в текст романа стихов казненного поэта был актом немалой гражданской смелости Лажечникова: прошло всего несколько лет со дня гибели Рылеева, и упоминать его имя в печати было категорически запрещено.
Только в 1857 году, в связи с подготовкой собрания сочинений Лажечникова, запрещенные романы снова были представлены в цензуру. И сам автор в прошении в Санкт-Петербургский комитет от 26 января 1857 года, и Иван Александрович Гончаров, состоявший в то время на службе в цензурном ведомстве, в одновременном рапорте комитету, добиваясь разрешения нового издания "Ледяного дома" и "Последнего новика", особенно подчеркивали то обстоятельство, что "романы эти ныне во многих местах исправлены самим автором", что в тексте их сделаны "многочисленные поправки и исключения". Оба романа действительно были "исправлены" Лажечниковым, но писатель при этом не во всем подчинился требованиям цензуры. Так, из пяти мест в тексте "Последнего новика", на которые указывали цензоры, было исправлено только два. Автор снял в 1-й части фразу о том, что "миротворец Европы" – Александр I – сделал "важный приступ" "к сближению враждующих между собою одного класса народа с другим" (намек на отмену крепостного права в Прибалтике в 1817–1819 годах). Поправка понятна: восхвалять отмену крепостного права в век крепостничества было нельзя. Исключил также автор в 4-й части указание на то, что князь Василий Васильевич Голицын, приговоренный к вечному заточению, был виноват только в том, что "с обстоятельствами не изменил своей преданности к царевне и благодетельнице своей". Эта фраза не понравилась цензору, видимо, потому, что в авторском признании благородства Голицына он усмотрел косвенное порицание жестокости Петра I, расправившегося с любимцем царевны Софьи. Три других места, вызвавшие за семь лет до того запрещение романа, были оставлены без изменений. Не подверглась переделке показавшаяся цензору "криминальной" фраза о том, что "обычай иметь при дворе шутов был весьма благодетелен для народа, ибо все, кроме шутов, боятся говорить государям правду в глаза" (часть 2).
Однако, отклонив основные требования цензуры, Лажечников уже по собственной инициативе исключает ряд мест, которые могли бы в третий раз вызвать запрещение романа. Это относится и к отдельным слишком смелым сравнениям (например, замечание о том, что дождь лил ведром, "шумя тревогою бунтующего народа", – часть 4), и к ряду фраз, в которых усматривалось "неуважение" к религии.
Но наибольшее количество поправок, сделанных Лажечниковым в угоду цензуре, касалось одного из основных моментов содержания романа: происхождения главного героя – Владимира. Согласно авторскому замыслу, последний новик в первых трех изданиях книги выступал как незаконнорожденный сын царевны Софьи и князя Голицына – вымысел, вполне допустимый по художественным критериям того времени. Понимая, что цензуре вряд ли может понравиться столь вольное обращение с событиями, касающимися царской фамилии, Лажечников тщательным образом устраняет все прямые указания о "Царском" происхождении Владимира, оставляя лишь неясные намеки на этот счет. С этой точки зрения существенно переделан разговор между Андреем Денисовым и Владимиром в избе латышского крестьянина (часть 3). Из речи Денисова были исключены фразы о материнской любви Софьи к последнему новику и заявления, подобные следующему: "Знай, что в тебе самом течет кровь Милославских". Из речей действующих лиц удаляются высказывания, подобные следующим: "…он сын князя Василия", "…похваляется быть сыном царевны Софии" и т. д. Всего, как видно из рапорта И.А.Гончарова, исправления были произведены на 17 страницах романа. И хотя основная идея "Последнего новика", вызвавшая семь лет назад его запрещение, осталась неизменной, запрет с него, так же, как с "Ледяного дома", был снят на том основании, что "в сочинениях сих сделаны автором различные исправления".
Решающую роль в благоприятном исходе дела сыграли, скорее всего, положительные отзывы о романах Лажечникова таких авторитетных литературных судей и "благонамеренных", с точки зрения правительства, лиц, как И.А.Гончаров и П.А.Вяземский. "Идея романа "Последний новик", – писал Гончаров в своем рапорте комитету, – та, что герой романа изгнан из отечества за преступление, которое хотел совершить, и старается приобрести себе право на возвращение в это отечество подвигами усердия, любви и преданности к нему и государю. Исторический характер Паткуля сохранен в романе. Во всем сочинении господствует одна мысль – любовь к отечеству и слава великого Петра".
П.А.Вяземский, в то время исполнявший должность заведующего цензурой, рассматривал представление цензурного комитета в министерство народного просвещения и дал следующее заключение: "Романы давно напечатаны и, по моему мнению, могут быть вновь изданы без малейшего неудобства…"
Все это привело к тому, что многолетняя тяжба Лажечникова с цензурой была окончена и оба романа в том виде, в каком представил их автор, вошли в собрание сочинений Лажечникова.