Меншиков выбежал.
- Твои приятели, Александр? - спросил царь у Фатеева.
- Так точно.
- Верить-то можно?
- Кто же тебя, государь, обманет!
- Ой, есть и такие. Хоть бы Виниус этот. Ну, ну…
Дверь отворилась, и, отбивая шаги, вошел Матусов и вытянулся.
- Как же это ты товарища отдал? - прямо спросил его царь.
- Кабы не твое царское дело, я бы или с ним лег, или отбил бы, - вспыхнул Матусов, - а тут как тебя без ответа оставить? Ну, и убег я.
- Верно! Говори же, что видел, узнал? Как жители? Кто - они? - и царь засыпал Матусова вопросами, на которые тот только успевал отвечать.
Часа через полтора Петр, ласково похлопав его по плечу, сказал:
- Молодец! Честно дело выполнил! Ну, а как думаешь, Пряхов жив?
Матусов передал ему сцену пленения и все, что знал о шведском офицере.
- Не сладко, поди, теперь Пряхову-то, - проговорил царь и прибавил: - Ну, да выручим! А за Богом молитва, за царем служба не пропадают! Эй, Алексаша! - закричал он, - теперь бы и анисовой!
Ментиков по голосу решил, что царь развеселился, и опрометью бросился распорядиться пиром.
- Готово, государь! - сказал он, возвращаясь через минуту с сияющим лицом.
- Готово, так идем!
Царь двинулся в знакомую горницу, где пировал по случаю взятия крепости, вошел и остановился в изумлении. Ему навстречу вышла красивая стройная девушка в дорогом сарафане, с подносом в руках, на котором находились рюмка анисовой водки и кусок густо посоленного хлеба.
- С дороги откушай, государь! - раздался грудной, ласковый голос, и на Петра, как звезды, блеснули голубые глаза красавицы.
Лицо царя осветилось.
- С радостью, красотка! - сказал он и, выпив водку и закусив хлебом, наклонился. - Ну-ка, по обычаю! - и с этими словами крепко поцеловал девушку. - Как тебя звать?
- Катериной, государь!
- Ну, Катюша, ты сегодня уж со мной радом сядь. Алексаша, - весело окликнул Петр, - да откуда ты такую красавицу достал? А?
- По всему свету искал, государь! - смеясь ответил Ментиков. - Слаб я, ну… - и вдруг он запнулся, увидев гневную складку на царском лице, и поспешил добавить: - Для тебя старался!
Царь широко улыбнулся.
- Угодил! Вот угодил! Садитесь! - сказал он всем собравшимся, и все стали садиться по скамьям и стульям.
Царь посадил подле себя Екатерину и обнял ее. По бокам сидели Шереметев, Апраксин, Брюс, Гагарин, Толстой, Меншиков и не спускали глаз с Екатерины.
А с другого конца стола на нее с мучительной тоской были устремлены сверкающие взоры Багреева, но она их не замечала, увлеченная близостью царя-богатыря. Он наливал ей вино, чокался с ней, целовал ее и заставлял пить, а она весело исполняла все его приказания, чувствуя над собой его власть и не понимая, что с ней.
- Ай да Алексаша! - время от времени восклицал царь.
Пир разгорался.
- Что с тобой? - спросил Фатеев Багреева, видя, что тот белее скатерти, не ест и не пьет.
- Оставь! - остановил его Матусов, - у него своя беда. После расскажем.
- Неделю подготовимся и в поход, - воскликнул царь, - так берегом и пойдем! Гордон впереди, а там - мы.
- Крепость-то пустая!
- Вестимо, не Нотебург!
- Брось, государь, дело! Пей! - сказала Екатерина и подала ему кубок.
- Ах, ты, проворная! Ну, выпьем! А теперь пой! Екатерина запела.
Багреев схватился за голову и, как безумный, выбежал вон.
- Что с этим фендриком? - спросил царь.
- Упился! - крикнул в ответ Фатеев.
- Плохой солдат, коли пить не горазд, - проговорил Петр, закуривая трубку. - Алексаша, позови, кто петь горазд!
XXXV
Все вместе
Помещение Багреева, где он в томительном одиночестве провел всю холодную зиму, вдруг ожило и наполнилось. Багреев собрал у себя всех друзей, которые жили вместе еще со Пскова.
Первым пришел к нему Семен Матусов, а за ним - Фатеев, прибывший с царем. Царь отличил его и держал постоянно при себе, но теперь он получил временный отпуск и поселился с Багреевым.
Спустя немного, приехал и Савелов. Явившись по начальству и приняв свою часть, он прямо пошел к Багрееву.
Был обеденный час. Капральство и офицеры разошлись по своим домикам и палаткам, солдаты партиями толпились у своих котлов, в лагере царило обычное оживление перед едой, когда Савелов, усевшись в лодку, переправлялся в Шлиссельбург. В одной лодке с ним сидело еще несколько офицеров.
- Скоро и поход, - сказал один из них, - слышь, как подвезут снаряды из Москвы, так и двинемся.
- Теперь куды? - спросил другой.
- Вниз по Неве! - отозвался третий. - Там у шведов, слышь, крепость есть, Ниен звать. Так ее брать!
- А там и шабаш, роздых. По домам, выходит! - сказал первый и после минутного молчания прибавил: - У меня под Симбирском жена и двое детей; третий год их не видел и не знаю, что с ними - живы ли, или нет…
От этих слов всем стало грустно, и вдруг наступило молчание.
В то время Петр брал в войско всех годных носить оружие и ломать походы, и нередко в его набор попадали женатые люди, вдруг отрываемые от семьи и своего дела.
- Зато отдохнем во как! - сказал вдруг толстый, красный поручик хриплым голосом, и все засмеялись.
Савелов выскочил на берег и пошел знакомой дорогой к дому Багреева.
Трое друзей, хлопая чарку за чаркой, ели из одной миски жирную лапшу, когда Савелов распахнул дверь и очутился перед ними.
- Никак Антон! - воскликнул Багреев, бросая ложку и вскакивая, - он и есть! Антошка!
- Вот так фортеция! - воскликнули все друг за другом и стали обнимать Савелова.
- Садись! Бери ложку! Вот чарка! Сеня, наливай ему! - засуетился Багреев в качестве хозяина и усадил Савелова подле себя. - А и похудел же ты! - сказал он и тотчас спросил: - Ну, что? Нашел?
Савелов покачал головой и, выпив чарку настойки, ответил:
- Нет! А где Яша?
- Яша? Пряхов-то? - сказал Багреев, - он…
- Шведы взяли его а полон, - окончил Матусов, покраснев и взъерошив волосы, - на моих глазах! Забрали и все!
У Савелова выпала ложка из рук.
- Когда? Как? Где же он?
- Может, жив, может - нет! - со вздохом произнес Фатеев, - кто знает.
- Вот возьмем крепость, все узнаем! - прибавил Багреев, а Матусов стал дышать, как паровоз, и наконец, стукнув по столу кулаком, воскликнул:
- Ежели да они его, ну, так несдобровать им! Попадется мне этот тонконогий Ливенталишка, так я ему покажу! Вот тебе Бог! На глазах взяли. Куча навалилась, ну, и взяли. Царь спрашивает меня: как отдал? Да нешто я ушел бы? Яша кричит: "Беги!" А у меня для царя бумаги и все такое. Ну, и убег. А не то разве он был бы один? И я бы с ним… оба два… мне что!..
- Брось! - остановил его Фатеев. - Ведь все уже знают, что твоей вины тут нет.
- А он?
- Ну, и он узнает! Антоша, ты чего же? Пей!
Савелов сидел, подперев голову рукой, и, видимо, был искренне растроган.
- И сколько это у них горя, - проговорил он глухо, - беда!
- Ты про кого?
- Про Пряховых.
- Да ты видел их? Нашел?
- И нашел, и выпустил.
- Стойте, братцы! - остановил Багреев. - Поедим, выпьем, а там и разговоры, а то непорядок это. Ей-Богу! Наливай, Сеня! Ну, выпьем!
- И то! - сказал Матусов, - ну-ка, травничка…
Савелов выпил, чокнувшись со всеми, и все принялись торопливо есть из миски уже остывшую лапшу.
- Гей, Лукашка! - закричал Багреев, когда миска очистилась, - тащи рыбу!
Денщик Лукьян, рябой, здоровенный солдат, убрал миску и принес в глиняном тазу разваренную лососину с густым соусом из лука. Друзья опять выпили и принялись за рыбу, повторяя выпивку, пока не осушили всей сулеи.
- Теперь пива! - устало сказал Багреев, отваливаясь от стола. - Эй, Лукашка!
На столе появились кубки и новая сулея с мутным пивом.
- Вот теперь и разговоры! - сказал Фатеев, наливая густое пиво и вытягивая с полкубка зараз. - Рассказывай, Антон!
- Да что рассказывать-то? Горемыка я! - начал Савелов. - Приехал это в Новгород прежде всего… Да Николай все это знает - вместе были!
Багреев кивнул.
- Я уже рассказывал им, как воевода зарекался, - сказал он, - ты дальше говори, что было!
- Дальше? Нашел я их. Да лукавый мне вора подсунул, такого подлеца, что он мне напутал все и в грех ввел, - и Савелов рассказал по порядку. - Агафошку-то этого воевода вот как драл! А что толку? - окончил он и потом начал снова: - Поехал я это с Матрешкой. Переоделась она парнем и со мной верхом. Ехали, ехали, на-кась! В скит по Волге! А мне и возвращаться впору. Только до верхов доехал, лед взломало, ехать невозможно. Дал Матреше денег и наказал: если найдешь, сыщи человека и гони его ко мне на Неву, заплачу ему, а тех уговори во Псков вернуться. Вот и все! Теперь как-никак надо старику Пряхову у царя прощенья допроситься. Да и где он? А тут еще и Яшу забрали! - и он только махнул рукой.
- Ну, царь-то простит, - сказал Фатеев, - я улучусь да скажу ему, так он посмеется только. Сам-то страх не любит этих дел. Сколько раз при мне говорил: "Ох, уж эти мне дела о величестве!" Ей-Богу! Ромодановский во всем приказе охоч до таких дел, а ему только смех. "Лишь бы служили да повинности несли!" - говорит он. Старообрядцев не любит; это точно. А за что? За то, что бегут, повинностей не несут, народ смущают. Ну, а твоего старика выручим.
- И Катя твоя будет! - прибавил Матусов.
- Подожди, поход кончим, все тебе поможем! - добавил Багреев.
- Вот тебе слово, - сказал Фатеев.