Книга вторая
ЛИХОЛЕТЬЕ
Глава 1
В ИМЕНИИ ШЕСТОВЫХ
Апрель "заиграй овражки" был довольно прохладным, а вот цветень порадовал теплом. Не зря месяц май с древних времен повеличали на Руси "цветенем". Вишни, яблони, черемуха, жасмин в белой кипени. Войдешь в сад - и окунешься в такой упоительный аромат, что голова закружится. Господи, какая же благодать! Так бы и вдыхал часами сей живительный, сладостный воздух.
Но пожилая барыня недолго пребывала в своем благоуханном пышноцветном саду: дела неотложные. Надо вновь по хоромам пройтись и дотошно все оглядеть. Все ли вымыто, выскоблено, вычищено? И не только в хоромах, но и в летней поваренной избе, бане-мыленке и даже на конюшне. Всюду нужен строгий глаз хозяйки.
Ох, как недостает супруга Ивана Васильевича! Уезжая на Москву наказывал:
- Ты уж, Агрипина, на Леонтия огуречника порадей. Поди, ведаешь, какой гость в имение нагрянет?
- Ведаю, государь мой. Аж сердце обмирает. Экое счастье дочке привалило.
- Не привалило, а так Богу было угодно, - важно поправил супруг. - Кому как не дивной красавице не быть за родовитым боярином?
- Вестимо, государь мой.
- То-то. Ксения и умом богата, и нравом великодушным.
- Есть в кого, государь мой, - почтительно кивала Агрипина Егоровна.
Ксения Ивановна Шестова принадлежала к знатному роду, приехавшего в начале тринадцатого века в Новгород из Пруссии Миши Прушанина. Его сын Терентий изрядно отличился в Невской битве 1242 года. Именно он стал общим предком Салтыковых, Морозовых Шеиных и других знатных людей. Отец Ксении - Иван и дед Василий Михайлович владели в костромском уезде большой вотчиной с центром в Домнине. Ксения была выдана замуж за боярина Федора Никитича Романова в 1590 году.
Зело доволен был костромской дворянин Иван Шестов. Уезжал на Москву в таком добром расположении духа, что супругу горячо расцеловал, чем немало подивил постаревшую, давно не знавшую мужьей ласки Агрипину.
Супруг на прощание лишний раз напомнил:
- Старосту вызови. Он мужик толковый.
Со старостой был у Агрипины Егоровны основательный разговор.
- Ты, Иван Осипыч, на день Леонтия огуречника покличь мужиков из Деревнищ. Пусть с утра в усадьбе дожидаются. И чтоб в праздничном облачении были. У кого не окажется - в хоромах сряду возьмешь. Хлеб-соль - тебе держать, да чинные слова глаголить. Надеюсь на тебя, Иван Осипыч.
- Не подведу, матушка Агрипина Егоровна, - молвил староста, крепкотелый, русобородый мужик лет сорока пяти, с вдумчивыми спокойными глазами.
Барыня ведала: не подведет. Не зря его крестьяне по имени-отчеству величают. Есть за что. Степенный, башковитый, в делах рачительный. Не даром покойный тесть, Василий Михайлович, приглядевшись к Ивану Сусанину, назначил его старостой вотчины и стал уважительно называть Осипычем.
Супруг Агрипины как-то попенял отцу:
- Чего это ты, батюшка, мужика как дворянина величаешь?
- За труды его неустанные. Такого старосту днем с огнем не сыщешь. Работящ, честен, полушки не сворует. Мужики перед ним шапки ломают, вот и нам надо Сусанина уважить.
Слова отца для сына - закон, а значит и для его жены. Привыкли, и ничего зазорного в том господа не усматривали.
Домнино - старинное вотчинное село костромских дворян Шестовых. Оно стояло над низиной, по коей протекала река Шача, левого притока реки Костромы. Почти со всех сторон село было окружено лесами, а к югу начиналось раскинувшееся намного верст Исуповское болото, названное по селу Исупову, что раскинулось за топью. Вотчина была немалая, включала в себя несколько десятков деревень и починков. Подле села проходила Вологодская дорога, соединяющая Кострому с Галичем, Солигаличем и Вологдой.
Домнино готовилось к встрече высоких гостей. Шутка ли, раздумывала Агрипина Егоровна, сам боярин Федор Никитич Романов пожалует в имение. Сын самого Никиты Романова, чья дочь, Анастасия Никитична, была царицей, первой женой Ивана Грозного. Повезло доченьке. Сколь дворян на нее заглядывалось, но Ксению, словно Бог уберег от назойливых женихов, выбрав для нее более достойного супруга. Федор Никитич как глянул на Ксению, так и обомлел. Знать, никогда такой раскрасавицы не видывал. Да и у Ксении щеки разрумянились. Федор Никитич недурен собой: молод и лицом пригож. Мало погодя и свадебку сыграли - богатую, веселую, по старинному обряду. Ныне Ксения в стольном граде живет, и ни где- нибудь, а близ самого государева дворца, в роскошных палатах каменных. Ох, и высоко же взлетела дочка! Да и дворяне Шестовы стали ныне в большом почете: с самими Романовыми породнились.
В радости пребывала Агрипина Егоровна.
* * *
Сусанин возвращался из Деревнищ в Домнино, где стояла его изба. С колокольни деревянной Воскресенской церкви, что стояла на склоне холма над долиной речки Шачи, ударили к вечерне. Срублен шатровый храм совсем недавно владетелем вотчины Василием Шестовым. Своеобычный был дворянин, из тех немногих господ, про коих мужики уважительно говорят:
"Праведный барин. Не ярмит в три погибели. С таким и жить можно сносно".
После освящения церкви Василий Шестов пожил недолго: преставился через год.
"Жаль барина, - раздумывал Сусанин. - Кабы не он, один Бог ведает, как бы повернулась моя судьба. Храм успел возвести, знать чувствовал, что жизнь его недолговечна. Обычно господа, прежде чем кануть в Лету, на помин души большие вклады на монастыри вносят, а Василий Михайлович повелел церковь срубить. Лучший подарок Богу… Надо к батюшке Евсевию заглянуть".
Батюшка, довольно еще молодой священник с каштановой бородкой и добродушными зелеными глазами, принял Сусанина в церковной сторожке.
- Не обессудь, Иван Осипыч. Матушку барыня позвала, а то бы стол повелел накрыть да солеными рыжиками тебя попотчевал на конопляном масле. Рыжики всю зиму в кадушке простояли и всё как свеженькие. Ведаю, рыжики зело любишь. Заходи погодя.
- Благодарствую, отче. Рыжики и грузди - лучшая солонина. Ты бы, коль не жаль, сии грибки барыне поднес. Гости за милу душу откушают, да если еще под анисовую. Лепота.
- Непременно отнесу, Иван Осипыч. Ты, небось, насчет гостей ко мне пожаловал. Мог бы и не утруждать себя, всё у меня готово. Весь мой притч не токмо упрежден, но и каждому свое место указано.
- Лишь бы звонарь не подвел. Прытко винцо уважает.
- Битый час с ним толковал, сыне. Клялся и божился, что за версту чарку обойдет.
- Это Епишка-то? - усомнился Сусанин. - Всеедино учить сороку вприсядку плясать. И чего ты его держишь, отче?
- Поди, сам ведаешь. Епишку из Костромы сам Василий Михайлович привез. Искусный звонарь. Все звоны ведает - и будничный, и егорьевский, и акимовский, и красный. Московским звонарям не уступит.
- Не перехвали, отче. Был я когда-то на Москве.
- На Москве? Ишь ты. Бывалый человек. Как угодил в Престольную?
- Долго рассказывать, отче. В другой раз поведаю, а сейчас не покажешь ли мне в храме хоругви и иконы?
- Глянь, Иван Осипыч. Оклады вычищены и иконы в надлежащем порядке.
- Барыня сказывала, что Федор Никитич зело набожен. Может что-нибудь и мужиков о Христе спросить.
- Лишний раз поведаю на проповеди самую суть, что Иисус Христос, сын Божий, сошел с неба на землю, принял страдание, смерть и затем воскрес для искупления людей от первородного греха. Поведаю и о том, что земная жизнь - временное пристанище для человека, подготовка вечной жизни за гробом. Да я, Иван Осипыч, много раз о том прихожанам глаголил, надеюсь, не забыли. Сии слова каждый православный человек должен знать, как "Отче наш".
- А еще напомни им, что на Светлое Воскресение изрекал.
- Напомню, чтоб православные христиане, от мала до велика, именем Божиим во лжи не клялись, на кривь креста не целовали, непристойными словами не бранились, отцом и матерью скверными речами друг друга не упрекали, бород не стригли, к волхвам, чародеям и звездочетам не ходили. И чтоб никогда не забывали, что наш Господь Бог повелел повиноваться царю, как Божьей воли над нами. А кто царя не чтит всею покорностью, тот Бога не боится, того и церковь извергает…
До всего было дело у старосты.
Глава 2
ВЫСОКИЙ ГОСТЬ
Прежде чем явиться в село Домнино, Федор Никитич Романов, его супруга Ксения и Иван Васильевич Шестов заехали в Макарьев-Унженский монастырь, дабы поклониться чудотворным мощам преподобного Макария, а затем отправились в имение.
Карета была богатой, обшита красным бархатом с золотистыми узорами, и с двумя оконцами "немецкой работы". На кореннике белой тройки восседал кучер в нарядном кафтане, коему и купец мог бы позавидовать. Сразу видно - знатнейший московский боярин едет, свояк царя Федора Иоанныча. Завидев на дороге встречный возок или крестьянскую подводу, кучер зычно и властно покрикивал:
- Гись! Гись!
- Гись! - вторили кучеру два десятка оружных послужильцев Романова, сопровождавших боярина.
Встречные возницы спешно подавались на обочину, с любопытством разглядывая столичную карету и горделивых молодцов в малиновых кафтанах, покачивающихся в богатых седлах с серебряными луками.
Мужики спрыгивали с телег, ломали шапки, кланялись. Попробуй не окажи почтение знатным путникам - немедля плеточки изведаешь. Молодцы на конях дерзкие, охальные, только и ждут зазевавшегося. Но кто ж едет в такую одаль?