Сусанна разрыдалась, а Иванка стиснул ладонями голову. Сердце разрывалось от неутешных страданий. Уж так он любил свою Настенку! Ему и в голову не могло прийти, что Господь так рано заберет ее к себе. Горе его было гнетущим и неизбывным
Настенка! Какая же она была веселая, как умела радоваться жизни, как умела поддержать мужа. Какие бы невзгоды не обрушивались на семью, она никогда не унывала, вселяя в близких людей свое жизнелюбие.
Иванка с горя ударился в зелье. Именно в кабаке, что неподалеку от Спаса на Торгу, к нему и подсел Третьяк Федорович
Целовальник Томила, тучный мужичина с черной округлой бородой, зрачкастыми, пронырливыми глазами и шишкастым носом тотчас выплыл из-за буфетной стойки и с особым почтением, осклабившись, поставил на стол оловянную чару доброго вина.
- Угощайся во здравие, воевода.
Третьяк Федорович повел на целовальника хмурым взглядом: только вчера отчитывал его в приказе за плутовство. Питухи жалуются: не только вино, но даже меды и пиво разбавляет. В оборот взял целовальника:
- Ты, Томила, прилюдно крест целовал, дабы приумножать доходы кабака, но не за счет шельмовства. Коль и дале плутовать будешь, другого Ермака сыщу.
Томилка норовил обелить себя, но воевода был неумолим:
- Плутовства не потерплю!
Сейчас же воевода ничего не сказал целовальнику, а когда тот ушел за стойку, Третьяк Федорович поднял чару.
- Помяну твою Настену. Да будет ей земля пухом.
Осушил до дна, чем немало подивил бражников: воевода к питухам никогда не заходил и слыл в городе трезвенником.
- Третий день тебя на службе не вижу, Иванка. Ведаю: велико твое горе, искренне сочувствую тебе, но кручину вином не зальешь. По себе знаю. Когда преставился отец, так был скверно на душе, хоть волком вой. И все же взял себя в руки. Как ни тужи, но второго отца не заимеешь. Нелегко и с доброй женой расставаться. Но жена - не мать и не отец. Нет большего несчастья, чем их утрата. А вот другую жену ты всегда найдешь. Авось будет не хуже Настенки.
- Такой не будет, воевода. Первая жена от Бога, - угрюмо произнес Иванка и вновь потянулся, было, к сулейке, но Третьяк Федорович отстранил скляницу на край стола.
- Довольно, друже. Не затем я сюда пришел, дабы мой верный послужилец до чертей напился. Поднимайся! Ныне дома проспись, а поутру, чтоб был у Приказной избы.
Пошатываясь, Иванка молча выбрел из кабака. Двое послужильцев, что дожидались на улице, получили воеводский приказ:
- Проводите до избы.
Не доходя крыльца, Иванка услышал голосистый плач ребенка. Еще задолго до рождения чада, Настенка молвила:
- Ежели Бог даст сына, хотелось бы наречь его Слотой, в честь отца моего, а коль народится девица, быть ей Тонюшкой, так бабушку мою окрестили. Я ее плохо запомнила: маленькой была, но матушка сказывала, что я нравом в бабушку.
- Так и быть, доченька, хотя дело за мужем. Муж - всему голова.
Но Иванка не возражал. Так появилась у него дочь Антонида.
Глава 33
ЛАДУШКА
Нет, не забыл воевода Полинушку. Давно бы с ней повидался, да опала и смерть батюшки воспрепятствовали. А тут и Великий пост пожаловал, строгий, взыскательный, когда даже в мыслях о любви грешно грезить.
Теперь у воеводы руки развязаны. Минует пост - с сенными девками греши, к боярышням наведывайся, а то и жену себе выбирай. У молодого воеводы кровь горячая, давно пора любви приспела.
С нетерпеньем поджидал Светлого Воскресенья. В сей день, он пойдет в хоромы земского старосты Курепы, пойдет по древнему обычаю, когда цари, наместники и воеводы обходили дворы именитых людей и поздравляли их с Пасхой. Допрежь всего, отметив праздник в своем тереме, Третьяк Федорович взял с собой кулич и лукошко с яйцами, и направился к хоромам старосты.
Демьян Курепа не ожидал появления высокого гостя, и даже малость опешил.
- Ты чего застыл, Демьян Фролович? Принимай яичко. Христос воскреси!
- Воистину воскреси… Токмо я не ожидал, воевода. Поднимемся в терем да похристосуемся.
И начался в хоромах переполох!
Обменявшись пасхальными яйцами с Курепой и его супругой, и совершив поцелуйный обряд, Третьяк молвил:
- А теперь в светелку.
"Вот оно что, - смекнул Курепа. - Опять за Полинку надумал взяться. Неймется воеводе. А ведь, кажись, забыл про свое намерение. И осень, и зима миновала. Курепа с облегчением подумал, что воевода решил оставить в покое златошвейку, а он вдруг вновь нагрянул".
- Можно и в светелку, - кашлянув в каштановую бороду, без особой радости произнес староста.
Третьяк трехкратно облобызал Полинку в ланиты, а затем вдруг, нарушая старинный обычай, жарко поцеловал ее в уста.
Полинка зарделась маковым цветом. Впервые в жизни ее поцеловал мужчина. И кто? Сам воевода Сеитов! Что это с ним? К другим сенным девушкам он лишь едва прикоснулся, а к ней?.. Что на него нашло? Присел на лавку и глаз с нее не сводит. Зазорно-то как, Господи!
Посидел, посидел Третьяк, и, наконец, кинув прощальный, ласковый взгляд на Полинку, удалился из светелки. В сенях сказал старосте:
- Ты вот что, Демьян Фролович. Не обессудь, но завтра опять к тебе наведаюсь.
- Буду рад-радешенек, - с гостеприимной улыбкой поклонился Курепа, а у самого на душе кошки заскребли. Разорит его воевода! Сколь питий и яств надо выставить.
Но Третьяк, словно подслушав неутешные мысли старосты, молвил:
- Стол собирать не надо… Не к тебе приду, а к Полинке.
- К сенной девке?… Не уразумел, воевода.
- Не лукавь, Демьян Фролович. Всё ты уразумел. Чай, не забыл наш разговор. Завтра прибуду после обедни… Ты Полинку в горенку приведи. Потолковать с ней хочу.
- Добро, воевода.
Проводив Третьяка Федоровича до ворот, Курепа крутанул головой.
"Никак, в златошвейку втюрился. То ли радоваться, то ль беду на свою голову поджидать. Народ изведает - ехидничать примется. Воевода с сенной девкой спутался! А что поделаешь? Но пересуды долго не живут, а вот Златошвейка в его хоромах едва ли задержится. Ныне воевода вновь у царя в милости. А государь, чу, земские приказы надумал порушить. Многое, чу, от воеводы будет зависеть. Уж лучше на рожон не лезть. Надо мирком да ладком с Третьяком поладить".
На другой день Полинка сидела в горнице и сбивчиво раздумывала:
"Демьян Фролович повелел ждать воеводу. Что у него на уме, пресвятая Богородица? До сих пор не забыть его пылкого поцелуя. А прикосновение его мягкой, шелковистой бородки?.. Почему-то сердце трепетно бьется. Отчего оно так волнуется? Никогда такого не бывало. Отчего предстоящая встреча с воеводой так будоражит ее сердце?"
Полинка не могла найти ответа.
А вот в дверях и воевода. Красивый, нарядный, улыбающийся. Лицо так и светится. Как идет к его глазам лазоревый кафтан, шитый золотыми травами. В руках - небольшой ларец, расписанный серебряными узорами.
- Здравствуй, Полинушка.
Голос душевный, ласковый. "Полинушка". Никто в жизни ее так нежно не называл.
- Здравствуй, воевода, - с поклоном, несмело и тихо молвила девушка.
- Да ты не робей, Полинушка. Не пугайся меня. Я к тебе с самыми добрыми чувствами пришел. Хочу поговорить с тобой. Давай-ка присядем на лавку. Поведай мне о себе.
- Не знаю, что и рассказывать, воевода.
- О жизни своей, Полинушка. Когда родилась, в какой семье росла, чем занимались твои бывшие родители. Вот о том, не спеша, и поведай.
И Полинка, набравшись смелости, принялась за рассказ. Третьяк участливо слушал, неотрывно любовался девушкой, и в то же время сердобольно (что с ним никогда не бывало) думал:
"Лихая же доля выпала Полинке. Сиротой осталась. Но беда ее, кажись, не надломила. Нрав у нее, знать, добрый и отзывчивый. Такая красна-девица была бы не только отменной рукодельницей, но и славной женой".
А на языке вертелся назойливый вопрос, и, после рассказа девушки, Третьяк не удержался и спросил:
- А лада у тебя есть?
- Нет, - смущенно потупила очи Полинка. - Тятенька, когда был жив, намеревался подобрать мне суженого из ремесленников слободы, да так и не успел.
- Выходит, ты ни с одним парнем не знакома, - с внутренним облечением произнес Третьяк. - Это же прекрасно, Полинушка.
- Не знаю… не знаю, воевода.
Третьяк поднялся, и вытянул из ларца колты из драгоценных каменьев.
- Это тебе, Полинушка. Носи на здоровье.
- Мне?! - ахнула девушка и вовсе засмущалась. А затем подняла на воеводу свои чудесные глаза и молвила:
- Я не могу взять такой дорогой подарок. Что хозяева мои скажут, да и девушки из светелки? Нет, нет, воевода. Ты уж не серчай.
"А она не прижимистая, - с ублаготворением подумал Третьяк. - Другая бы с жадностью за колты вцепилась. И до чего ж славная девушка!"
- И впрямь не возьмешь?
- Не возьму, воевода, - твердым голосом произнесла Полинка.
- Нельзя отказываться, - улыбнулся Третьяк. - Это тебе моя мамка прислала. Помнишь, к тебе приходила?
- Мамка Никитишна прислала? - удивилась девушка. - Добрая старушка.
- От сердца чистого, Полинушка. За твои золотые руки и искусные изделья, кои поступили в мои хоромы. Так что, принимай подарок с легким сердцем.