- То дело изменное, святотатство! Курбский аки Иуда, предавший Христа.
Курбский направляет царю язвительные письма. В одном из них он уличает Ивана в разврате с Федькой Басмановым. Князь ведал, чем ударить: о Федьке и чернь и бояре говорили с ненавистью и презрением.
Как-то князь Федор Овчинин, поругавшись с Басмановым, "выбранил его за непотребные дела с царем". Федька пожаловался Ивану, тот забушевал, взбеленился:
- Малюта!.. Удавить, собаку!
Федор Овчинин был приглашен на пир. Когда все изрядно захмелели, царь молвил:
- Люб ты мне, князь Федор. Угощу тебя знатным вином, мальвазеей. Эгей, слуги! Отведите князя в погреб.
Князь ничего не заподозрил: царь не раз потчевал в погребе тех или иных бояр. Веселый и пьяненький Овчинин спустился вниз и был тотчас задушен людьми Малюты Скуратова.
А Курбского не покидала мысль оправдать своё бегство в Литву. В Юрьеве остались, в спешке забытые, его письма к Ивану Грозному, в коих он обличал царя за жестокие преследования бояр. Курбский вызвал к себе верного холопа Ваську Шибанова.
- Надо проникнуть в Юрьев. В моей бывшей воеводской избе, под печкой, спрятаны письма к царю. Надо доставить их печерским старцам. Пусть они больше не клевещут на меня, пусть знают всю правду. Доставишь - награжу по-царски.
Ваську Шибанова схватили в Юрьеве и в колодках привезли на Москву. Малюта растянул Ваську на дыбе. Холопа зверски пытали, вынуждали отречься от своего князя, но Васька не отрекся и всячески восхвалял Курбского.
Царь приказал казнить холопа на Ивановской площади и на всю неделю выставить его обезглавленное тело для устрашения москвитян.
Боярин Морозов велел своим слугам подобрать казненного холопа и предать его земле. Царь приказал кинуть своевольного боярина в застенок.
Измена Курбского потрясла Ивана. Обезумевший, разом постаревший, царь в неуемной ярости метался по дворцу, не видя перед собой ни слуг, ни присмиревших бояр.
"Собака! Подлый переметчик! Иуда!"
Глава 10
АЙ ДА СЛОТА!
Затяжная, изнурительная война с Ливонией тяжелым бременем легла на плечи мужиков. Царю была нужна несметная казна, и он давил на служилых дворян:
- Своим старостам, тиунам и прикащикам укажите увеличить оброки и государевы подати. Пусть потерпят. Войну без большой калиты не выигрывают.
Оброки и царские подати с мужиков настолько подскочили, что те взвыли:
- Что же это деется, православные? Где денег набраться? Баре свирепствуют. Ты к горю спиной, а оно к тебе рылом. Токмо и осталось помирать.
Находились и шутники сквозь слезы:
- Вестимо. Помирать - не лапоть ковырять, лег под образа да выпучил глаза.
Не миновала беда даже зажиточных мужиков. И два года не прошло, как превратились они в "захудалых".
Слота хмуро ронял:
- Ныне с одной лошаденкой остался. Скотину - под нож - и в Ярославль на торги. Почитай, и с хлебом пришлось распрощаться. Принес тиуну деньги, а тот, подлая душонка, рот кривит. "Остался должок за тобой. На барскую запашку трое ден не выходил". Тьфу! Копье ему в брюхо. Не ведаю, как и зиму прожить. Разве что ребятню на осиновую кору перевести.
Про нужду же Иванки Сусанина и говорить не приходиться. Лицо его было мрачней грозовой тучи. Молвил тестю после долгих раздумий:
- Котыга (Иванка и Слота угодили в его поместье) всех мужиков по миру пустит. Но больше такое терпеть не можно. Надо сход собирать.
- А дале?
- Уговорить мужиков, дабы к тиуну идти и заявить, что оброки и подати нам не под силу.
- А коль тиун Пинай заковряжится?
- Припугнуть. Всем-де миром в бега сойдем. Мужикам терять нечего. Тогда и поместью конец.
Слота глянул на зятя удивленными глазами.
- Но то ж бунт, Иванка. И как тебя угораздило такое помыслить?
- Нужда доведет - и за вилы схватишься.
Слота головой покачал.
- Не ведал я тебя таким, зятек. Куда твое степенство делось?
Иванка пожал дюжими плечами и больше не произнес ни слова.
А Слота раздумчиво жевал зубами обвисший кончик рыжего уса. Зять-то, кажись, дело толкует. Коль оброки и подати Котыга не укоротит, и впрямь берись за суму. А что от нищеброда помещику взять? Пустую котомку из дерюги. Должен же он мужичьему челобитью внять. С одного быка двух шкур не дерут. Пожалуй, прав Иванка. Надо мужиков собрать и отправиться к тиуну, дабы тот своего барина оповестил.
Молвил:
- Надо попробовать, Иванка. Но тебе мужиков собирать не советую. Молод ты еще на такие дела. А мужики у нас - каждый себе на уме. Бей иного дубиной, а он к тиуну с жалобой и ногой не ступит. Его и калачом к Пинаю не заманишь. Сам пойду мужиков уговаривать.
Слота "уговорил" две трети котыгинских крестьян. Тиун встретил толпу у своих ворот. Недобрыми, прищуренными глазами обвел мужиков, буркнул:
- Чего притащились?
У мужиков рот на веревочке. Вякнешь первым - тебя заводчиком почтут. Пинай же человек злопамятный, воровским человеком помыслит. А коль вор, значит, бунтовщик царю и Отечеству, такого можно и в Губную избу кинуть. А там и дыба по ворам скучает. Сыщут с пристрастием. Руки вывернут и крюком за ребро подвесят. И кнута сведаешь, и на раскаленные уголья пятками опустят.
Молчат понурые мужики, переминаются, на Слоту поглядывают. А тот давно бы веревочку на губах развязал, да всё поджидает, когда остальные мужики к воротам подтянутся.
И вдруг голос подал Иванка Сусанин:
- Великая нужда нас привела, Пинай Данилыч.
И тотчас поспешил вмешаться Слота:
- Не тебе здесь речи заводить, паря. И откуда ты тут появился? Никто тебя на сходку не звал. Ступай, куда шел… Ты уж прости дурака, Пинай Данилыч. Мы тут мирком да ладком с тобой хотим потолковать.
- Ну!
- Барину нашему помышляем помочь, дабы поместье его от разора не пострадало.
- Дело доброе.
Мир ведал: тиун Пинай лишь недоимки выколачивать горазд, но большим умом не отличался. На это и уповал Слота.
- Чем крепок наш барин, Пинай Данилыч?
- ?
- Нищими или справными мужиками?
- Вестимо, справными.
- Разумный ответ, Пинай Данилыч. Всегда ведали, что у тебя светлая голова. От справных мужиков барин в затуге сидеть не будет. Коль захочет - берет хлеб, мед, рыбу, пушнину, а коль того не захочет - берет деньгами. Это уж как барину взглянется. Ныне, как мы ведаем, любезному барину нашему деньги позарез понадобились. Война! Надо и послужильцев своих оружить, и на добрых коней сесть, и обоз с кормовым припасом снарядить. На немца с метлой не попрешь. Царю крепкое воинство нужно. Так ли я толкую, Пинай Данилыч?
- Вестимо.
- Выходит, барин справным мужиком жив. Тебе того, Пинай Данилыч, с твоей-то здравой головой и доказывать не надо.
- Ну.
- А теперь про сирых мужиков сказ поведу. Велик ли прок от них нашему барину? Токмо плюнуть да растереть. Ни хлеба в суме, ни гроша в котоме. У него в сусеке и мыши перевелись. От такого скудного мужика барину ни оброка не собрать, ни войска не снарядить, ни животу не прокормиться. Вконец захиреет поместье. А царь грозен. Плати, Нил Котыгин, государевы подати и ратных людей поставляй. А барин до того обеднел, что теперь ни денег, ни послужильца. Он-то залетось едва на брань собрался, а ныне ему и полтины не справить. Мужик у него до того дошел, что подай, Господи, пищу на братию нищу. И что же царь-государь?
- Что?
- Укажет царь нашего барина кнутом попотчевать за нераденье, а поместье у него отобрать. Чай, ведаешь, Пинай Данилыч, как соседа нашего поместья лишили, как тиуна его батогами истязали?
- Да кто ж того не ведает?
- Вот и барина нашего - жалость какая! - та же горькая судьбина ждет. Покров не за горами, настанет пора денежный оброк собирать, а денег у мира, как воды в решете. Пропадет Нил Егорыч.
- Пропадет! - горестно молвили страдники.
Пинай растерянно захлопал глазами. Ведал: после Покрова и малой толики оброка не вытянуть. Каждый двор на ладан дышит. Мужики последнее добро на торги снесли. Но то ж беда для Нила Егорыча! Да и ему, Пинаю, не поздоровится. Что же делать-то, Господь всемогущий? Приструнить, приструнить мужиков! Пусть выкручиваются, пусть последние жилы вырвут. Не совсем еще они оскудели, коль у многих нивы зеленеют. Хлебишко родится, а где хлебишко - там и денежки. С батогами, но выбью!
Но предусмотрительный Слота продолжал свою степенную речь:
- Мы тут с мужиками потолковали и надумали спасти от разорения нашего благодетеля. Хотим ему верой и правдой послужить. И мы с голоду не помрем, и поместью в достатке быть, и тиуну с больной головой не ходить.
- Что-то мне невдомек, мужики. В чем ваша "вера и правда?"
- В изрядной помочи Нил Егорычу. Ныне всё дело будет зависеть от тебя, Пинай Данилыч. Ты нас сейчас на барский луг не гоняй. От сена большого прибытку не будет, но и после Покрова наш хлебишко не трогай.
Тиун пожал плечами. Очумели мужики. На барщину не гоняй, и к хлебу после страды не прикасайся.