Беринг рано начал флотскую службу. "Мальчик из Хорсенса" - долго так называли его на корабле. Он сердился. В 16 лет Витус Иоанас Бьёринг чувствовал себя морским волком. Знал штормы, терпел кораблекрушения, побывал в Ост-Индии. А капитан Крейс, когда речь заходила о Беринге, непременно добавлял: "О, этот мальчик из Хорсенса!" В двадцать два года он стал капитаном российского флота.
Среди пробегавших парней Беринг увидел знакомое лицо. Синие глаза, твердый подбородок, слегка вздернутый нос. А вот и рыжеволосый здоровяк. Где же они виделись? Ах, да…
Лейтенант посмотрел на склянки.
- Марсовые к вантам. По сали-и-нга-ам!
Команда звучала на всю гавань, на весь залив, на все Балтийское море. Голос у лейтенанта звонкий, немилосердный.
Быстро перебирая ногами и руками, Прончищев поднимался по тугой веревочной лестнице. Не смотреть вниз. Не смотреть по сторонам. Видеть перед собой лишь крошечную решетчатую площадку на вершине мачты - марс.
Кажется, он не промедлил ни одной секунды. Перевел дыхание. Ступил на круглую площадку. И опять на всю гавань, на весь залив, на все Балтийское море:
- Па-а-а рея-я-ям!
Прончищев побежал по круглым поперечным балкам.
- Па-а-ашел шко-о-оты-ы!
Развязал снасть. То же самое рядышком делали его товарищи.
Секунда. Вторая. Третья. Мгновение - и фрегат оделся в белые одежды.
Вот бы увидела Таня!
Ригский залив - он позволил себе оглядеться - слепил нестерпимо. Казалось, гладь его, как мозаика, составлена из светло-зеленых, голубоватых, нежно-розовых ракушек.
Залив убегал к скату горизонта. Выгибался. И было чувство, что паришь над полушарием. Одни воды кругом. Всемирный потоп.
Только что казалось - на море штиль. Но распущенные паруса жадно, как глоток воздуха, уловили дремавший ветер, лениво притаившийся у берегов.
Андрей Данилович не скрыл гордости:
- Каковы, а?
Беринг коротко молвил:
- Для начала недурно. Маневр занял четыре минуты.
Беринг попросил список учеников. Пробежал его. Вот, вот - как же! Ну да, Челюскин, Прончищев. Компасный мастер говорил, что хвалил их сам Магнитский. За арифметику.
- Хороши ли в учебе Прончищев и Челюскин?
- Вы их знаете, господин Беринг?
- Имел удовольствие однажды встречаться.
Андрей Данилович засмеялся:
- Забавные парни. - И рассказал, как Прончищев при поступлении в московскую школу был уверен, что в подзорную трубу можно увидеть Санкт-Петербург.
- Теперь же с достаточной точностью наблюдает вхождение звезды за Луну.
- А Лаптевы - не родственники ли нашего галерного мастера?
- Племянники. В учении тоже успешны.
Школяры - впрочем, теперь мы можем назвать их гардемаринами - выстроены на палубе.
- Я вами доволен, - говорит Беринг. - Спасибо за службу.
Он обходит строй.
- Здравствуй, Прончищев.
- Здравия желаю, господин Беринг.
- Рад за тебя. И господин профессор дает тебе выгодные рекомендации.
Останавливается возле Челюскина.
- Так увидел теперь сам, сколько пушек на "Мальбурге"?
- Так точно.
- Книги читаешь? - Вопрос был неожидан.
Беринг отступил на два шага от строя, обвел лица гардемаринов.
- Я - адмирал, ты - капитан, - обратился к Семену. - Отвечай, как кораблю оборотиться против ветра.
Учебник Конона Зотова, а по нему Беринг и чинил экзамен, Семен знал едва ли не наизусть. Он весело гаркнул:
- Готов удовольствовать ваше любопытство. Вот требуемые команды: штюрман, крепи паруса, тяни грот-галс, отдай потихоньку брасы передних парусов.
- А ежели оборотиться судну по ветру?
Это вопрос Харитону Лаптеву.
Харитон вытянулся:
- Матрозы, слушай команду! Отдать бизань-шкот. Поднять на гитовы. Натянуть галсы у обоих парусов…
- А дальше?
Харитон молчал. Беринг укорил:
- Капитан Харитон Лаптев, вы забыли отдать булины.
- Забыл, верно. Вот черт! И как из головы выскочило?
- Ничего, теперь запомнишь навсегда, - сказал Беринг.
После "экзамента" Беринг позвал профессора в каюту. Пили горячий шоколад. Разговор с гардемаринами еще не остыл в Беринге. Он усмехнулся: "Каково? Забыл отдать булины…"
Они были почти одного возраста. Оба призваны царем в Россию. Англичанин Фархварсон и датчанин Беринг за долгие годы пребывания в этой стране стали совершенно русскими людьми. Вторым отечеством стала для них Россия.
- Андрей Данилович, не бывает ли минут, когда тянет домой?
- Нет, Иван Иванович, тут и помирать буду.
- А меня поначалу звала Дания. - Беринг погрустнел. - Не столь давно получил весть из родного Хорсенса - умерли родители, оставили поместье. Деньги.
- И что же?
- А вот перед вами. Деньги городу пожертвовал, в котором родился. А поместье… Не знаю, дождется ли оно блудного сына. Сказать по совести, плавать и плавать хочу. Но Балтика тесна стала. Вы нынче говорили о морях северных, восточных. Затронули струну в моем сердце.
- Сколько вам теперь лет, Иван Иванович?
- Скоро сорок.
- Вы еще молоды. Много успеете.
- Хотел бы.
- Впрочем, Иван Иванович, и на Балтике дел много. Меня Балтика никогда не отпустит.
И он рассказал, как недавно в одной старинной книге обнаружил исток слова "Балтика". В переводе с языка вендов, древних жителей побережья, "Балтика" означает не что иное, как… пояс. Бельше. Белте. Балтика.
Беринг смотрел в иллюминатор. К острову Котлин спешил парусник. Белый комок в море - парусник напоминал издали чайку, опустившуюся на безбрежную гладь.
Север… Север… Камчатка… Мысли о них все больше в последнее время занимали Беринга, капитана русского флота, теперь уже далеко не мальчика из Хорсенса.
А Прончищев с Челюскиным стояли на палубе.
- Гляди, во-о-он парусник, - сказал Семен.
- Вижу.
Как знать, о чем думал сейчас гардемарин Прончищев, в недавнем прошлом мальчик из калужской деревни Богимово?
КУДА ЗОВЕТ НЕПТУН?
В дом взят учитель "живописного ремесла" итальянец Ферручио.
Он водит барышню в Летний сад писать "с натуральных видов".
Виды здесь и впрямь замечательные - гроты, фонтаны, аллеи. Мраморные скульптуры Венеры, Адониса, Наяды, Земфиры, Нарцисса, Авроры, героев древности располагали к тишине и созерцанию.
В задней части сада в поместительных вольерах обитали черные и белые аисты, журавли, фламинго, орлы.
По вечерам в деревянном амфитеатре усаживаются семь гобоев, фагот, флейта, контрабас.
- Каковы перлы! - восхищается Ферручио.
Все эти виды Таня заносила в свои альбомы. Ей удались статуи "Правосудие" и "Милосердие", недавно привезенные из Италии. "Правосудие преступника осуждает. Милосердие же милость дарует" - таков девиз этих скульптур.
- Таня! - увещает учитель. - Альбумы навсегда сохраните. Еще Аристомен Трирский уподоблял альбумы цветнику, в каковом в добром соседстве процветают высокие мысли достойных людей.
Жизнь в столице Тане Кондыревой нравится. Куплен ботик для прогулки по Неве. Собственный выезд. Ассамблеи.
- В вас дар отличного живописца, - говорит синьор Ферручио.
Все хорошо. Жаль, не часто приходит Василий Прончищев. Он мил Тане, мысли ее часто обращены к этому гардемарину, земляку. Он прост, с ним весело.
Отец тоже рад, что привез семью в Санкт-Петербург. Неведомая, соблазнительная столица. Все любопытно, ново. Скоро он будет служить в одной из правительственных коллегий.
Свои планы у Анастасии Ивановны. Где, как не в столице, выдать дочку замуж в наиболее выгодном свете? Сколько завидных женихов!
На танцевальных ассамблеях во дворце светлейшего князя Меншикова у Тани нет отбоя от кавалеров. Сам князь взял ее однажды в танец.
- На какой земле возрос сей цветок? - поинтересовался он однажды у Анастасии Ивановны.
- На калуцкой, Ваше сиятельство.
- Счастлив тот, - заметил светлейший, - кому посчастливится сорвать сей калуцкий орхидей.
Каждого приходящего в дом молодого человека Анастасия Ивановна оценивала той мерой, что подсказывалась необманным материнским чутьем. Она была точна, как геометр.
- Сей кавалер хоть и неуклюж и угловат, но при состоянии.
О другом молодом человеке так отзывалась:
- Линия его рода прямая, восходит от далекой старины. Собой пригож, но… - И Анастасия Ивановна выносила свой жестокий приговор: - Сын дворянский, голь-голянский.
К племени "голь-голянских" отнесла и Василия Прончищева. Какие души за его отцом? Да, Василий Парфентьевич сосед, дворянин, но что он даст за сыном?
В том же разряде был и Семен Челюскин, которого нередко брал в гости Василий. От башмаков гардемаринов несло ворванью. После их посещения Анастасия Ивановна всякий раз приказывала Лушке опрыскивать комнаты душистой водой.
Таня же радовалась приходу Прончищева. Семен Челюскин тоже забавлял ее.
Челюскин перелистывал Танины альбомы, беря каждый лист за уголок аккуратно и бережно, как крылья бабочки.
- Славные, Татьяна Федоровна, рисунки. У нас в академии тоже есть живописный класс.
- Кого же там учат?
- Геодезистов. Рисовать ландкарты.
Таня смеется:
- Девиц туда принимают?
Челюскин огорчен: девиц не принимают. А хорошо бы!
- Какая досада. Я бы такие карты рисовала… С Марсом, Нептуном.
- Еще градусы надо знать. Масштабы.