Маккал хорошо помнил своего отца и трех братьев. Погибли они в один день; ему тогда было шесть лет. Мать умерла еще раньше, а сестер у него вообще не было.
Родился Маккал в Герменчуке, одном из самых старинных и больших аулов Чечни. Его отец Абдурахман был одним из немногих высокообразованных и уважаемых мулл в Чечне. Его медресе, в котором дети бедняков обучались бесплатно, считалось лучшим в Чечне. После смерти жены несмотря на уговоры близких Абдурахман не женился вторично: не хотел, чтобы у детей была мачеха.
Маленький Маккал был свидетелем трагической гибели отца и братьев. В тот летний день вместе с соседскими мальчишками он купался в речке недалеко от родного дома. Внезапно на западной окраине аула раздались ружейные выстрелы, вслед за ними тревожные крики и призывы. Дети хорошо знали, что последует за ними. Вооруженные мужчины, выбегающие из саклей, быстро выводили детей и женщин из аула. Женщины носили детей на спинах, на руках, вели за руки. Один из старших муталимов пробежал мимо Маккала, ведя за собой детей младщих классов.
Не успели жители покинуть аул, как загрохотали пушки.
Раскаленные докрасна пушечные ядра падали в аул. Высохшие под знойным летним солнцем дома, сараи, стога сена загорелись. В дыму и пламени, обезумев от страха, кричали дети, истошно вопили женщины. Крики несчастных тонули в грохоте пушек и треске ружей. Ища спасения, по аулу метались собаки, куры, скотина.
Застигнутые врасплох аульчане не успели организовать отпор, но шестьдесят один человек засел в помещении медресе. Среди них находился и старый Абдурахман с тремя старшими сыновьями.
Благодаря внезапному нападению и отсутствию серьезного сопротивления в аул ворвался Московский пехотный полк. Узнав, что в медресе засели защитники аула, майор Филиппов дал команду сломать дверь. Однако защитники меткими выстрелами из окон не подпускали солдат близко к зданию. После первых же выстрелов майор был убит.
Шестьдесят один защитник поклялся не сдаваться живым. Когда офицер, принявший команду, предложил сдаться, они ответили боевой песней:
О, Аллах, нас к себе приближай,
Благослови наш священный газават,
В судный день нас возвышай,
Открой нам райские врата!
Наступает мгла черная без ночи,
И в ясный день грозовые тучи,
Идет война на невинных людей.
О, Аллах, вражескую силу одолей!
Павшего на газавате не омоют,
Саваном его тело не оденут,
У могилы мулла заам не прочтет,
И ангелы допросу не подвергнут…
Маленький Маккал и его товарищи, затаившись в канаве за соседним домом, с ужасом наблюдали за всем происходившим. Трое солдат с охапками сена подобрались к задней стороне медресе.
Но сено догорело, не причинив вреда глинобитным стенам.
Высокий толстый офицер бегал, сердито размахивая шашкой и о чем-то крича на своем языке. Вскоре подкатили орудие на высоких колесах, установили напротив медресе. Пушку зарядили, а солдат в высокой шапке с козырьком поднес к стволу дымящийся фитиль. Грохнуло так, что Маккал свалился на дно канавы. Когда же он пришел в себя, то увидел огромную дыру в передней стене медресе, зиявшую между окном и дверью. Теперь отстреливались осажденные и сквозь нее. Пушка грохотала раз за разом, но ружейные выстрелы и песня не умолкали.
Тогда в дом полетели гранаты. Они рвались, сотрясая стены.
Горцы отстреливались с отчаянием обреченных. Метко посланные пули косили солдат. Разъяренный офицер еще яростней кричал и размахивал шашкой. Подъехал генерал - позже, спустя много лет, Маккал узнал, что это был генерал-майор Волхонский. Офицер отрапортовал ему и получил от генерала какие-то приказания.
Солдаты рассыпались, а вскоре появились с охапками дров и соломы. Солому связывали жгутами, поджигали и бросали в дымоход. Туда же полетели и сухие поленья. Дом загорелся. Из окон, двери и пробоин в стенах валил густой дым. Стрельба прекратилась, раздавались лишь отдельные редкие выстрелы. Но песня не умолкала:
О братья, творите молитву,
С кинжалами ринемся в путь,
Ломай их о вражью грудь…
По трупам - бесстрашного путь.
Слава нам! Смерть врагу!
Аллах, Аллах, Аллах!..
Выкрикивая слова песни, осажденные выскакивали из горящего дома и с кинжалами бросались на солдат, но натыкались на острые штыки и падали замертво. Отца и братьев Маккала среди убитых не было, они сгорели заживо…
Черби, друг отца из Ичкерии, приютил осиротевшего Маккала
(мать свою он не помнил: она умерла, когда ему шел второй год). Черби, заменивший мальчику отца, отдал его учиться к лучшему мулле Ичкерии, и через несколько лет Маккал превзошел своего учителя, в совершенстве овладев арабским и турецким языками. Но муллой Маккал так и не стал. Он жаждал мести. И потому вступил в войско мичикского наиба Эски.
Здесь Маккал и встретился с Арзу. Ему понравился этот всегда спокойный и бесстрашный сотник. И Арзу, в свою очередь, полюбился молодой богослов. Так завязалась их дружба, а вскоре Маккал стал правой рукой командира. Малограмотный Арзу не переставал восхищаться его знаниями. Маккал был незаменим: он выполнял обязанности и врача, и писаря, и муллы. После того как Арзу вызволил Маккала из русского плена, они стали побратимами.
Произошло это так. Лет тринадцать назад в Большой Чечне у аула Автуры собрались все наибы и улемы судить изменника Хаджи-Мурата. Возвращаясь оттуда, Маккал наткнулся на отряд русских. В перестрелке его тяжело ранили и взяли в плен.
Генерал Вревский, узнав, что пленник человек образованный, бывал на советах у Шамиля, отправил его в Грозную в госпиталь.
После выздоровления Маккала увезли в поместье Вревского на Псковщину. Вревский сделал это отнюдь не из милосердия и не из любви к Маккалу. Генералом руководили иные мотивы. Да, если в руки ему попадался более или менее известный и образованный горец, то генерал обходился с ним достаточно мягко из следующих соображений: во-первых, дешевая рабочая сила;
во-вторых, в случае нужды можно совершить выгодный обмен. И такой случай вскоре представился. Арзу очень тяжело переживал потерю друга и искал его по всей Чечне. Спустя несколько месяцев он узнал, что Маккал жив, но находится в России. Арзу не стал долго раздумывать. Взяв в помощники Али и Чору, днем и ночью он стал охотиться за генералом и его друзьями. Наконец им удалось захватить полковника, близкого приятеля генерала.
Арзу привез его в Гати-Юрт, а генералу направил письмо:
"Генерал Вревский! 14 ноября мой побратим возвращался из аула Автуры. В пути он столкнулся с твоим отрядом и раненый попал в плен. Зовут его Маккал, левая рука без пальцев. Ранен в правое плечо насквозь. Я похитил твоего друга, чтобы выкупить своего. Если не вернешь его мне ровно через два месяца, то душа твоего друга улетит на тот свет. Дашь мне ответ через подателя сего письма. Обмен произведем на том месте, где пленили моего побратима.
Арзу, сын Абубакара из аула Гати-Юрт".
Ниже плененный полковник приписал:
"Дружище Ипполит Александрович! Человек, который захватил меня, - пятисотенный командир, прославленный в Ичкерии воин, хотя и из племени дикарей, но характера рыцарского. Здоровье мое не сказать превосходное, но чувствую себя хорошо, относятся ко мне неплохо. А жизнь моя в твоих руках. Извини.
До могилы твой. Саша".
Через два месяца обмен состоялся.
Короткое пребывание в России и поездка через Грузию в Турцию приоткрыли перед Маккалом неизвестный дотоле мир и расширили его кругозор. В России, в Грузии и в Турции он внимательно приглядывался ко всему, но всюду видел одно и то же: бесправие и нищету одних, роскошь и своеволие других. Будучи в России Маккал убедился в том, что не русский мужик, жестоко страдающий под игом крепостника-помещика, виновен в гибели его отца и братьев. Много передумал Маккал за это время, многое ему стало понятно.
Все предыдущие годы Маккал был верным воином газавата. Теперь же он не только отрекся от идеи газавата, но и решительно осуждал ее. Он призывал теперь и других руководителей использовать народные выступления против царя в любой части России для установления тесных связей с их предводителями для совместных действий, для налаживания добрых взаимоотношений с иноверцами. Поворот в его взглядах вызвал решительное сопротивление со стороны многих горских предводителей, боровшихся с царскими войсками. Но особенно много врагов появилось у Маккала среди духовенства. Они прозвали его
"мунапиком". Долгое время у Маккала не было сторонников, кроме Арзу. Лишь значительно позднее появился, наконец, Берс.
Когда-то в молодости Маккал преклонялся перед Шамилем, чье имя было для него символом борьбы за веру и свободу. Но в последние десять лет войны, особенно после выступлений главных богословов Дагестана и Чечни - Магомед-Кадия, Сулейман-Муллы и Джемал-Эддина, беспредельная вера Маккала в святость Шамиля заметно поколебалась.