Вот так из года в год между горцами и Россией углублялась пропасть, которую рыли наши генералы и чиновники. Вместо того, чтобы провозгласить мир между горцами и русскими, они натравливали их друг на друга. Потом уже более умные и дальновидные спохватились, но было поздно. Уверен: если бы в свое время наше правительство прислушалось к трезвым советам дипломата Грибоедова, генерала Раевского и, наконец, нынешнего военного министра Милютина и добивалось успокоения края не штыком, а путем добрососедства, развития торговли, ненавязчивого распространения русской культуры, то не было бы ни Мансура, ни Бейбулата, ни Шамиля.
Лорис-Меликов терпеливо выслушал собеседника, а когда тот закончил, снисходительно улыбнулся.
- Так-то оно так, мой милый Муса Алхазович, но прошлое уже не вернешь. Возможно, и поэт Грибоедов, и генералы Раевский и Милютин по-своему правы. Но путь, предложенный ими, был долгим и на том этапе ненадежным. Ведь на Кавказ зарились не только Турция и Иран, но и западные державы, в первую очередь -
Англия и Франция. Мы же не могли, просто не имели права допустить, чтобы столь богатый и стратегически важный край попал в руки врагов России. Они и сегодня продолжают ту же политику захвата края любыми средствами. Но мы не уступили и не уступим его никому. И тот факт, что делается это в интересах не только России, но и самих же горцев, подтвердит будущее. Все идет по своим естественным законам. Ничего не поделаешь, дорогой мой друг!
Кундухов глубоко вздохнул и покачал головой.
- Вы меня не переубедили, Михаил Тариэлович. Будущее горцев можно было устроить совершенно иным, мирным путем. Учитывая их традиции, быт, характер, общественный строй, следовало постепенно, осторожно, десятилетиями вводить у них российское правление. Правительство же решило сделать это одним махом.
В результате такого необдуманного шага - долголетняя, взаимоистребительная война, вражда и недоверие, посеянные на многие годы между русским и горскими народами. Чеченцев лишили самого дорогого - доброй половины плодороднейших земель.
Насколько мне известно, в одном только Сунженском отделе у них отобрали около четырехсот тысяч десятин, передав их казакам.
Всего же на их землях основали более двадцати станиц и возвели столько же военных укреплений. Почти все западные горцы уходят в Турцию…
- Ничего, Муса Алхазович, - равнодушно махнул рукой Лорис-Меликов. - Зато оставшиеся будут покорны, как овцы. Между прочим, генерал, а почему все вы, когда поднимают земельный вопрос, ссылаетесь лишь на казаков? Да, правда, львиная доля земель передана им. Но ведь не только казаки стали владеть землями горцев. Вот вы-то сами, лично вы, милый Муса Алхазович, сколько землищи к своим рукам прибрали?
Кундухов смутился.
- Ну, чуть более двух тысяч десятин… Только не чеченской земли…
- Какая разница? Речь идет о горцах вообще. Хорошо, будем говорить лишь о чеченских землях. Скажите, князья Таймазов, Бекович-Черкасский по сколько себе отхватили?
- Кажется, по шесть с половиной тысяч каждый.
- Ага! Вот где собака зарыта! Князья Алхазовы имеют две тысячи восемьсот, Турлов - две тысячи, княгиня Эльдарова - тысячу четыреста. А чеченские офицеры Чермоев, Шамурзаев, Курумов и десятки других прибрали от двухсот до семисот десятин каждый.
Не хочу говорить уже о таких мелких сошках, как торговцы, муллы и прочие, которые владеют всего двумя сотнями десятин.
Следовательно, в бедах горцев виноваты не только казаки.
Они-то оправдание имеют, поскольку их насильно пригнали на чеченские земли. А вот вы-то сами, Муса Алхазович и вся эта компания? Вы-то как смогли без всяких угрызений совести прибрать к рукам земли своих собратьев? Думаете, чеченцы только на казаков смотрят, как на врагов? Ошибаетесь, любезный. Если бы чеченцам удалось одержать верх, они в первую очередь дали бы пинка и вам, и всей вашей милой компании! И потеряли бы вы не только свои обширные поместья, но и свои дурацкие головы, простите меня за грубость. Только умная голова подобные речи, направленные против основ государства российского, не произносит вслух.
Лорис-Меликов тоже умел играть и скрывать свои чувства. На его месте другой бы сейчас кричал, стучал кулаком по столу, грозил виселицей. А Михаил Тариэлович говорил спокойно, насмешливо, и могло показаться даже, что он просто шутит.
- Значит, чеченцев вам жаль? - продолжал он с улыбкой. - А сами-то, батенька, вы их сколько уничтожили? А-а, счет не вели… Ну что ж, раз вы сочувствуете безземельным чеченцам, раз лично вы так гуманны, то и уговорите и самого себя, и всех вышеназванных князей да новоиспеченных помещиков вернуть чеченцам украденные земли. Таким образом, вы вполне можете обеспечить землей пятьдесят тысяч чеченских семейств.
Кундухов хотел ответить, но генерал-лейтенант повелительным жестом остановил его. Сложив руки за спиной, Лорис-Меликов мелкими мягкими шажками несколько раз прошелся по комнате, потом остановился около Кундухова и тихим, доверительно-ласковыми голосом произнес:
- Вы, Муса Алхазович, отличный генерал, но никудышный политик. - Помолчал и продолжил резко, словно на строевом плацу:- Безусловно, наше правительство совершило целый ряд крупных ошибок в процессе покорения края. Но в целом политика нашего правительства верна и покоится на надежной и прочной основе. Проводится она в державных интересах, в целях сохранения, укрепления и расширения Российской империи.
Правительство просто не могло допустить автономного правления ни в Чечне, ни в других вновь приобретенных областях. Иначе такой же автономии захотели бы и малороссы, и поляки, и белорусы, и грузины, и финны, и другие народы. Но в первую очередь, захотели бы сами русские мужики, к чему их и без того толкают разные там революционеры-демократы. И ваш Грибоедов в том числе. А что потом? Потом русские потребовали бы свержения монархии и провозглашения республики. А это уже мы проходили во Франции. По тем же причинам не можем мы допустить и сближения народов, населяющих империю. Все, что делается правительством, в том числе и заселение окраин русскими колонистами, делается для того, чтобы раз и навсегда укрепиться повсюду. Не можем мы поступиться национальными и государственными интересами ради каких-то там чеченцев или адыгейцев. А тем более - ради отдельных личностей. Пусть даже и великих, и гениальных…
* * *
Конечно, генерал Кундухов знал, о чем говорил, и во многом был прав.
Летом 1839 года тридцатитысячный отряд генерала Граббе, с тридцатью орудиями и с почти пятитысячной Дагестанской милицией начал осаду укрепления Шамиля - аула Ахульго. После двухмесячной героической обороны Ахульго пал. При штурме были убиты сестра Шамиля, его жена и малолетний сын. Самому имаму вместе с семерыми товарищами чудом удалось спастись и пробраться в Чечню.
Чечня с 1785 года вела непрерывную борьбу против царских войск. Сперва ее возглавлял шейх Мансур, затем известный Бейбулат, позднее восточная часть Чечни признала Кази-Муллу.
В первые пять лет имамства Шамиля царские генералы не тревожили Чечню, решив не трогать этого самого опасного противника в горах Кавказа, пока не покончат с Дагестаном, но после падения аула Ахульго русское командование решило, что пришла пора браться и за Чечню.
В начале сороковых годов в ней начали устанавливать военно-колониальный режим. Население обложили податью: от каждых десяти дворов - по ружью, от каждых десяти человек - по одному заложнику. Возводились военные укрепления, аулы переселялись под жерла крепостных орудий.
В Чечне началось всеобщее восстание. Но восставшему народу требовался вождь. И хотя в самой Чечне было немало людей, достойных стать предводителем, выбирать кого-либо из них народ не хотел. Чеченцы видели бесправную тяжелую жизнь соседних народов под властью местных феодалов, поэтому они страшно боялись возвышения соплеменников, дабы потом не лишиться своей относительной свободы. Вот тогда-то и вспомнили о Шамиле, который скитался по аулам Нагорной Чечни. Ему и решили предложить руководство восстанием, рассуждая примерно так:
покончим с царскими войсками - прогоним и Шамиля, ведь он не свой.
Шамиль принял предложение с радостью. Он уже давно вынашивал мечту возглавить столь воинственный народ. Теперь у него появилась возможность отомстить и царским генералам, которые разбили его наголову, и некоторым своим землякам, бросившим его в трудный час и перешедшим на сторону врагов.
Царские войска терпели в Чечне крупные поражения. Здесь с каждым годом все ярче и ярче сияла звезда Шамиля. Пришла пора покорять свои собственные дагестанские общины.
Преследуя тонкий расчет, Шамиль всячески поощрял чеченцев, подчеркивал их численное превосходство, воинственность, героическое прошлое, и тем самым возбуждал и разжигал в них честолюбие и этнический национализм.
Когда Шамиль стал повелителем и Чечни, и Дагестана, он тут же почувствовал опасность со стороны чеченцев. Поэтому он прилагал все усилия, чтобы разрушить их родоплеменные связи и взамен адатов упорно насаждал среди них шариат, что позволяло ему укрепить здесь свою абсолютную власть. Скоро от руки кровников и в боях погибли наиболее авторитетные и просвещенные чеченские предводители: Джават-хан. Умха, Шоип-Мулла, Соиб, Саид-Мулла, Эльдар, Ших-Абдулла, Оздамир.