Может быть, это не вы разрушали города и порабощали народы?
Может быть, христианские радетели никакого отношения не имели к Америке, Африке, Азии, Австралии? Мы управляем своими народами так, как считаем нужным. Порой бываем жестоки по отношению к ним. Но как иначе прикажете властвовать? Однако слава Аллаху, мы не уничтожили и не выгнали из своей страны ни одного народа, подобно вам, европейцам. Подобное же сотворили испанцы в 1609 году, вышвырнув мавров на пустынные берега Африки. Подобно им вы теперь хотите поступить с горцами Кавказа…
- Мавры были завоевателями. - Чуть заметная улыбка тронула губы Игнатьева. - Испанцы совершили справедливый акт возмездия, очистив от них свою страну.
- Теперь акт возмездия настиг горцев Кавказа? Тогда позвольте, граф, немного примеров из истории. Когда цивилизованные наихристианнейшие европейцы сжигали на кострах иноверцев, мы, варвары, приютили в стране около ста тысяч испанских евреев…
Когда вы подавляли казачьи бунты, мы приняли несколько тысяч беглых казаков. Потомки тех и других и поныне продолжают жить в нашей стране. Когда европейские монархи расстреливали и вешали европейских революционеров, кровожадные турки предоставляли убежище революционно настроенным французам, венграм, австрийцам, полякам и немцам. И происходило это уже в те годы, когда ваше правительство вероломно отдало европейским властям на расправу польских революционеров.
Преследуемый вами поэт Адам Мицкевич искал убежище во всех западных странах и вместе с другими польскими повстанцами получил приют только у варваров-турок. Он и умер здесь у нас, в Стамбуле.
Али-паша помолчал, задумчиво провел ладонью по лбу, потом продолжил:
- Теперь о вас. Сначала вы предложили нам принять двадцать пять тысяч горских семей Западного Кавказа. Мы не отказали.
Но вслед за ними в нашу империю беспорядочно ринулась полумиллионная масса нищих, обездоленных горцев. Мы не захлопнули двери и перед ними! Однако сейчас вы просите нас принять пять тысяч чеченских семей, но теперь уже диктуете условия, куда и как их нам расселять! Поистине, уже со средних веков наша страна превратилась в настоящий Ноев ковчег, в котором спасаются все гонимые: и христиане, и иудеи, и мусульмане, и просто еретики. Какое же право имеют после всего этого европейцы выставлять себя защитниками христиан от наших зверств? На самом же деле они оказываются гораздо большими варварами, нежели мы. Ваше правительство и вы сами, дорогой граф, никогда не забудете Чечню, которую, как кость собаке, вы швырнули нам. Ведь им потребуются земля, кров, пища! Может быть, скоро и тюркские племена из Средней Азии постучатся в наши двери? Ведь вы взялись уже и за них? Мой совет: раз вас так тянет на чужое, помиритесь с народом. Иначе у вас ничего не получится. Нельзя так: земли - вам, народы - нам. Нет, не пойдет, дорогой граф. Мы не примем ваших головорезов-чеченцев.
Аллах знает, что они могут натворить у нас здесь!
В зале наступила гулкая тишина. Али-паша удовлетворенно откинулся на подушку и закрыл глаза.
- Не будем ворошить прошлое и анализировать историю, - заговорил первым граф. - Не одни мы виноваты в несчастиях горцев. Вы тоже потрудились в этом изрядно. И раз взялся за гуж, не говори, что не дюж.
- Нет, граф, вы не в то ушко хотите нитку вдеть. Разве мы сжигали аулы, топтали нивы, убивали скот и людей, заставляя целые народы, до последнего человека, покидать родные горы?
- Зато вы неплохо натравливали их на нас. Тех же чеченцев. А потом, когда они выдохлись, выступили в роли искусителя и своими прокламациями заманили к себе.
- Неправда! Никаких связей с чеченцами мы не поддерживали!
- Не как с западными горцами, но поддерживали!
- Давая обещание, мы имели в виду только незначительную часть чеченцев, но не массовое их переселение.
- Прежде чем открыть шлюз, нелишне взглянуть на уровень воды.
- Послушайте, вы же пошли на открытый обман, сочиняли фальшивые прокламации от турецкого султана!
- Против истины мы погрешили немного. Не сочиняли, а перепечатали с настоящих. Признайтесь, рейс-эфенди, если бы не ваши призывы, разве горцы решились бы на переселение?
- Мы не призывали их и не поощряли. Мы просто не стали закрывать перед ними двери. Однако если бы черная тень вашего орла не легла на горы, горцы никогда бы не покинули свои сакли.
- То же самое я могу сказать об армянах и балканских славянах, которые, спасаясь от вас, массами переселялись в Россию.
- Но многие потом возвратились назад!
- Горцы тоже возвращаются в Россию.
- Разница в том, что мы своих христиан, пожелавших вернуться, принимаем, а вы своих мусульман обратно на родину не пропускаете. Сколько бы с вами ни спорили, граф, я твердо убежден, что нам, туркам, учиться варварству нужно у европейцев.
- Пусть так, - устало ответил Игнатьев, тем самым положив конец весьма нежелательному повороту в переговорах.
Наступила пауза.
"Не переборщил ли я? Ведь они, действительно, вполне могут и отказать, - засомневался вдруг Али-паша. - Что тогда? Прощай, Кавказ? Нет, ни в коем случае… Ради него стоит пойти на уступку. Да и почему бы сегодня не согласиться, а завтра, когда чеченцы уже будут здесь, на месте, не сделать по-своему?
Оправдание? Где нам выгодно, там и размещаем!"
Али-паша покинул свое мягкое кресло и беспокойно заходил по залу, сцепив руки за спиной. Его прямая, стройная фигура военного человека, красиво закрученные черные усы, чуть крупноватый нос на узком сухощавом лице и тонкие сжатые губы, наверное, привлекали внимание не только женщин. Быстрый, подвижный и даже порывистый, Али-паша нравился людям. Игнатьев знал, что соперник его не отличался притворством, хотя и слыл неплохим дипломатом. Али-паша не торопился высказать свое окончательное решение, взвешивал каждое слово, возможно потому речь его звучала убедительно и в ней не чувствовалось фальши, подвоха.
"Неужели не примут… чеченцев? - вертелась в голове графа одна и та же навязчивая мысль. - Неужели я провалю первое же возложенное на меня поручение в этой стране… Хорошее начало, нечего сказать. Что подумают в Петербурге? Нет, нужно еще раз попытаться… Либо пан, либо пропал".
Граф поднялся. Склонил голову в поклоне.
- Благодарю за беседу. Ваш ответ я доведу до Его Императорского Величества, - сказал он. - Глубоко уверен, что ни он, ни кавказское начальство никогда не пойдут на ваши условия. Покорнейше прошу извинить меня за беспокойство и за допущенные резкости…
Али-паша сдался.
- Хорошо, - сказал он. - Так и быть, мы принимаем ваши условия.
Но с одним уговором: чеченцы едут к нам со всем своим имуществом, скотом и оружием, не морем, а сушей!
"Еще лучше! - обрадовался Игнатьев. - Пусть заберут все свое оружие вплоть до кухонного ножа". Он еще раз склонил голову.
Теперь уже в знак согласия.
- Да поможет нам Аллах! - ответил рейс-эфенди. Таким образом, сделка была заключена.
В тот же день в далеком Лондоне, в одном из домов на Грин-стрит тоже шел оживленный разговор и тоже о внутренней и внешней политике России.
В те годы, пожалуй, на всем земном шаре не было другого человека, который бы с таким же пристальным вниманием и сочувствием следил за событиями на Кавказе, как этот пышноволосый жилец четырехэтажного дома на Мейтленд-парк Род.
Казалось, его зоркие черные глаза видели все происходившее в царских дворцах, дипломатических корпусах, генеральных штабах, в бедных лачугах мастерового, землепашца. Курчавые, некогда темные густые волосы сплошь покрыл иней седины. Массивные плечи его были чуть опущены, словно их придавила какая-то огромная незримая тяжесть…
В тот день, как, впрочем, и во все предыдущие, он засиделся допоздна. Тусклый свет лампы скупо освещал заваленный книгами стол, ворохи исписанных бумаг, чуть склоненную набок голову.
Тишину в комнате нарушал лишь торопливый скрип пера. Но вот человек откинулся на спинку стула и устало потер виски. Встал, закурил папиросу и отошел к окну. Отодвинув двойную раму, он некоторое время стоял неподвижно, глядя в серый туман Лондона.
Потянуло сырым холодным воздухом. Он поспешно задвинул раму и вернулся к столу.
"…Бесстыдное одобрение, притворное сочувствие или идиотское равнодушие, с которым высшие классы Европы смотрели на то, как Россия завладевает горными крепостями Кавказа и умерщвляет героическую Польшу огромные и не встречающие никакого сопротивления захваты этой варварской державы, голова которой в Санкт-Петербурге, а руки во всех кабинетах Европы, указали рабочему классу на его обязанности - самому овладеть тайнами международной политики, следить за дипломатической деятельностью своих правительств и в случае необходимости противодействовать ей всеми средствами, имеющимися в его распоряжении. В случае же невозможности предотвратить эту деятельность - объединяться для одновременного разоблачения ее и добиваться того, чтобы простые законы нравственности и справедливости, которыми должны руководствоваться в своих взаимоотношениях частные лица, стали высшими законами и в отношениях между народами…"
Шесть дней и ночей писал Карл Маркс Учредительный Манифест и Временный Устав I Интернационала. И каждый день, при любой погоде, непременно отправлялся сюда, в двухэтажный дом на Грин-стрит, где заседал генеральный Совет Интернационала.