Прежде всего мы должны определить ясную и точную цель нашей борьбы. Скажите откровенно, сможем ли мы своими силами свергнуть царскую власть в Чечне?
- Конечно, нет, - глубоко вздохнул Арзу.
- Вот видите. Потому мы и ждем внешней войны России, - продолжал Берс - Возможно, тогда, воспользовавшись моментом, мы и одержим победу, хотя и это сомнительно. Но внешняя война России кончится для нее либо победой, либо поражением. Не вечно же будет продолжаться война. И тогда правительство опять обрушится на нас.
- И раздавит нас, как мух.
- Допустим, нам удастся свергнуть власть царя. Но что же мы будем делать дальше? Вернемся к довоенной жизни, к временам шейха Мансура и Бейбулата? Это невозможно. Во-первых, с тех пор мы лишились половины мужского населения и половины наших земель. Во-вторых, равнинные аулы, расположенные по-соседству с городом и станицами, примирились со своей судьбой, они почти свыклись с новыми порядками. В-третьих, появилась новая прослойка, на которую и опирается царская власть: офицеры, купцы, духовенство, мелкие торговцы, писари и так далее.
- Значит, Берс, возврата к прежней жизни нам нет? Остается только одно - привыкать к новым порядкам? - спросил Арзу.-
Иначе говоря, к нищете, бесправию, оскорблениям и унижениям?
- Народ, как и человек, Арзу, с годами должен расти. И физически, и духовно. Наша попытка вернуться к временам шейха Мансура привела бы нас к новой войне, а чем это грозит, не мне вам объяснять. К прежним временам нам возвращаться нельзя. Это равносильно тому, как взрослого зрелого человека перенести в детство. Установить же у себя какой-то новый порядок правления нам пока не под силу.
- Так что же ты предлагаешь, Берс?
- Навсегда связать свою судьбу с судьбой других народов России и идти с ними в ногу.
- Но положение нашего народа намного тяжелее, чем других народов той же России. Лучше уж погибнуть, чем терпеть всю жизнь ненавистный порядок. Я считаю, что это и есть самый достойный выход из положения.
- Нет! Он самый сомнительный, вернее даже, самый безнадежный.
Я уверен, народы, находящиеся под царским гнетом, одержат победу только тогда, когда поднимутся против царизма все вместе. И есть люди, которые учат народы мира, как им бороться за новую жизнь. Я уже рассказывал, что лет пятнадцать назад над Европой пронеслась грозная буря народного гнева. Она пронеслась и над Россией, хотя коснулась ее в меньшей мере.
Она не смогла уничтожить власть угнетателей. Но над Европой и Россией вновь собираются грозные тучи, и скоро грянет новая буря.
- Ты подводишь нас к мысли, что наше восстание следует отложить?
- Другого выхода нет.
- А если нас начнут переселять на левый берег Сунжи и Терека, в Малую Кабарду? Так мы уступим и остальные земли?
- Тогда, конечно, возьмемся за оружие. Однако переселение наших аулов и переселение на эти земли казаков - вопрос очень сложный. Во всяком случае в течение ближайших двух-трех лет решить его правительству вряд ли удастся. Наша задача - усиленно готовиться к восстанию. Подбирать и учить людей. Но нужно быть осторожными. Солта-Мурад, Вара, Залма, Шоип Майртупский - люди мужественные. Однако мужество - это еще не все. Одной лишь храбростью нам не победить. В этом мы уже убедились на своем же горьком опыте. Торопиться с созывом совета, по-моему, тоже не следует. Собирать его в летнее время опасно. Собраться следует зимой. Ну, а теперь давайте совершим вечерний намаз и разойдемся.
- Берс, я не совсем понимаю действия Вары, - сказал Маккал.-
Он грабит на больших дорогах, убивает офицеров и чиновников.
Но сам-то он скрывается, а расплачиваться за его действия приходится ни в чем не повинным людям. Передай ему, что мы решительно осуждаем его тактику. Она приносит не пользу, а только вред.
- Вара - человек вообще-то странный. А после шалинского дела он просто стал похож на дикаря. Ни во что не верит - ни в Бога, ни в черта. Я ему говорил то же самое, что и ты, но он и слушать ничего не хочет.
- Слушать не хочет? - вспыхнул гневом Арзу. - Тогда с ним разговор будет короткий. Предупреди его, что, если по его вине пострадает кто-нибудь из наших, ему не сносить головы. Он вместе со всеми клялся на Коране, а потому обязан подчиняться.
Что получится, если каждый начнет своевольничать? - горящие глаза и суровый тон Арзу служили грозным предупреждением, что его слова - не шутка.
- И еще. У нас к тебе вот какая просьба, Берс, - Маккал говорил так, словно просил извинения. - В Гати-Юрте случилось несчастье. Собака Иса застрелен собственным сыном.
Он коротко пересказал случившееся:
- Вчера в Гати-Юрт прибыл пристав, арестовал Ловду и Васала.
Оба они, по сути, не виноваты. Ловду спасти практически невозможно, но Васала в их руках нельзя оставлять. С ним, как с беглым солдатом, расправа будет короткой, а в доме у него куча детей, и жена вдобавок при смерти. Кроме того, мы просто обязаны его оберегать как беглого солдата. Потому и обращаемся к тебе за помощью.
- Что же я должен сделать? - Маккал пожал плечами. - Мы с Арзу, конечно, могли бы силой освободить Васала и направить его в лес к абрекам. Но что тогда станет с его семьей? У меня вот какая идея. На днях Касум Курумов приезжает в Шали. А он - большой друг генерала Туманова. Мне думается, что начальник округа полковник Головаченко послушается Касума. Переговори с ним.
Берс долго молчал.
- Смогу ли я? - произнес он наконец. - С Курумовым мы близко не знакомы.
- И все же общий язык с ним найти сможешь только ты один.
- По мелочам мы не стали бы тебя беспокоить, - вмешался в разговор Арзу. - Дело в суд еще не передано. Поговори с начальством?
Берс с сомнением покачал головой.
- Особенно надеяться, конечно, не стоит, но я попробую, постараюсь помочь.
После намаза друзья простились. Берс подался в лес, Арзу и Маккал направились в сторону Ведено.
Не только три друга искали выход из сложившегося положения.
Искал его и командующий войсками Терской области.
"Милостивый государь Александр Петрович, - писал он.-
С нетерпением ожидаю возвращения генерала Кундухова и решения вопроса о переселении в Турцию, выполнение которого он берет на себя. Скорое уяснение этого дела совершенно необходимо.
Окончательный и прочный успех наш на Западном Кавказе не мог не вызвать тревожных ожиданий у населения Чечни. Как бы ни старались мы маскировать намерения наши, масса населения вследствие ли неестественных отношений к нам или же по общему убеждению, существующему как в среде местных войск, так и лиц приезжих, предвидит, что в весьма близком будущем правительство захочет стать в крае более твердой ногой.
Поэтому в последнее время усилились здесь разные толки и предположения, воспрепятствовать которым местной власти весьма трудно и едва ли возможно.
Граф Евдокимов передал мне прокламацию турецкого эмиссара, приглашающего западных горцев в Турцию. Содержанием своим прокламация эта подходит близко к экземпляру, доставленному мной Вашему превосходительству в бытность мою в Коджарах. Хотя и трудно ожидать, что можно было бы возбудить охоту к переселению в наших добрых чеченцах одной, собственно, прокламацией, но все-таки не мешало бы прислать мне еще несколько экземпляров для распространения их среди населения.
Об этом будет писать Вам и граф Евдокимов с просьбой перевести прокламацию на правильный турецкий язык в Тифлисе…
М. Лорис-Меликов.
18 июля 1864 г.".
ГЛАВА IX. ТАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Все дела, как ты видел, переменчивы: кого радовало какое-нибудь время, того же опечалят другие времена.
Салих ар Ронди
Берс торопился в Шали. Обычно, когда он приезжал туда, его зять Данча посылал ему навстречу своего сына Болата. Но сегодня Данча встретил его сам. Он предупредил Берса, что в село прибыл майор милиции Давлетмирза Мустафинов со своим отрядом, причем прибыл отнюдь не с добрыми намерениями. Данча шагал впереди, за ним, шагах в пятидесяти, Берс. На улицах Шали - этой своеобразной столицы Чечни - было спокойно. Ярко горели окна только канцелярии пристава, где непрерывно хлопали двери да слышался топот множества ног. Берс и Данча пробирались закоулками. За заборами лениво лаяли собаки, в узких окнах тускло мерцали светильники.
Бодрствовали сегодня и в доме Данчи. В гостиной было светло.
На глиняном полу разостлали широкий войлочный ковер. Сухощавый пожилой человек сидел на деревянном стуле, зажав меж колен дарственную золотую саблю с надписью "За храбрость". Свет лампы, поставленной в нишу стены, освещал золотые погоны на его плечах, ордена и медали на груди.
Время от времени человек зевал. Казалось, что он уже изучил все углы, все стены, почерневшие от дыма и сажи. На секунду взгляд его задержался на мальчике, словно застывшем у порога.