Теперь, сидя в кабинете Карпова и осмысливая слова, только что сказанные генералом, Воронов понял, что тогда в Москве, явно недооценил свой разговор с Лозовским. Теперь ему стало ясно, что, несмотря на условия строгой секретности, Лозовский сделал все возможное, чтобы он Воронов, понял, зачем его посылают в Берлин.
Тогда он этого не понял. Он помнил, во что превращена Германия, видел руины Берлина, знал, что на территории этой поверженной страны все еще действуют всевозможные "вервольфы", и просто не мог себе представить что главы великих держав могут встретиться именно здесь.
… - Вот это да! - невольно воскликнул Воронов.
- Что с тобой? - Карпов смотрел на него с удивлением.
- А то, что я такого дурака чуть не свалял! Я ведь в Берлин-то не хотел ехать. Можете себе представить Василий Степанович, не хотел! Всячески уламывал Лозовского, чтобы не посылал. Такое событие мог пропустить! Потом всю жизнь локти бы себе кусал!
- Тебе и в самом деле не сказали, зачем посылают? - недоверчиво спросил Карпов.
- Теперь я понимаю, почему Лозовский сказал эту фразу! - не отвечая на его вопрос, пробормотал Воронов. - Он сказал… Как это он сказал? - Воронов наморщил лоб - Я эти слова тогда мимо ушей пропустил. Словом что в Берлине могут произойти события… Тогда меня: сбило с толку упоминание о Контрольном совете. Значит, я смогу присутствовать на конференции? - спросил Воронов, глядя на генерала широко раскрытыми глазами.
- Ну, это ты хватил! - рассмеялся Карпов. - На конференции будут только члены делегаций, их советники и переводчики.
- А пресса? - упавшим голосом спросил Воронов.
- Насколько я знаю, время от времени будут допускаться кино - и фотокорреспонденты.
Наступило молчание.
- Тогда о чем же я буду писать? - нарушил его Воронов. - Мне ведь с людьми встречаться надо. С американцами, с англичанами…
- Ну и встречайся, - раз у тебя такое задание.
- Где же я буду их ловить? В Берлине или тут, в Бабельсберге? К кому из наших товарищей обращаться, если надо будет посоветоваться? Может быть, к вам, товарищ генерал? Ведь я - простите меня - до сих пор не знаю, какой пост вы теперь занимаете!
- Служу в штабе маршала Жукова. Точнее, под начальством генерала Соколовского.
Воронову было хорошо известно, что Соколовский - заместитель Жукова и начальник его штаба.
- Значит… значит… - неуверенно, точно извиняясь, что отнимает время у генерала, занимающего такой высокий пост, пробормотал Воронов, - вы… заместитель Соколовского?
- Больно ты скор на назначения, - рассмеялся Карпов. - Впрочем, подчинен я действительно Соколовскому. И во время конференции буду находиться здесь. Вроде офицера связи, если тебе так понятнее. Теперь по поводу других твоих вопросов. Ты помнишь, как поступали в войсках во время операции? Командир имел свой КП и НП. Так вот, пусть твой наблюдательный пункт будет здесь, в Бабельсберге, как тебе чекисты сказали. Что же касается КП то советую оборудовать его поближе к Карлсхорсту. Комнату тебе подберем. Наши офицеры на две недели потеснятся.
- Но мне же нужно общаться с союзными журналистами. Да и с немцами тоже!
- Тогда оборудуй НП в Потсдаме. Берлин рядом и Бабельсберг под рукой. Найдут тебе комнатку в немецкой семье, из порядочных конечно. Вот тебе и НП или запасной КП, называй как хочешь. Согласуем с политотделом СВАГА и живи.
- О чем же я все-таки буду писать? - в раздумье проговорил Воронов. - О сотрудничестве между союзниками?
- Это уж ты соображай сам. Я в твоих журналистских делах не советчик, у тебя свои командиры есть. Конечно, и о сотрудничестве неплохо…
Последние слова Карпов проговорил не то чтобы с сомнением, но как бы размышляя вслух. Потом медленно произнес:
- О необходимости сотрудничества - так, пожалуй, будет вернее.
Воронов пристально посмотрел на Карпова. От него не укрылась интонация, с которой генерал произнес эту фразу.
- Какие-нибудь нелады? - глядя в упор на своего собеседника, спросил Воронов.
- Сам знаешь, как отношения складывались… - уклончиво ответил Карпов.
- Второй фронт? - поспешно произнес Воронов. - Во время встречи в Торгау мне все время казалось, что они помнят, как заставляли нас драться один на один. Во всяком случае, многие из них чувствовали свою вину перед нами.
- Что ж, - задумчиво произнес Карпов, - чувствовать вину - это, конечно, неплохо. Грудь под пули подставлять - куда опаснее. Мне рассказывали, что на воротах гитлеровских концлагерей висел лозунг: "Каждому - свое". Одному, значит, миром повелевать, а другому в крематории гореть. Нам - кровью расплачиваться, а твоим друзьям в Торгау - чувствовать свою вину. - В тоне Карпова послышалась горечь.
- Конечно, вы правы, Василий Степанович, - сказал Воронов. - Но теперь ведь мир. Хочется верить, что в мирных условиях легче согласовывать свои действия, чем в переменчивой военной обстановке.
- Тогда почему они сразу не ушли в свои зоны? - с неожиданной резкостью, жестко спросил Карпов.
Этот вопрос застал Воронова врасплох.
- В какие зоны? - неуверенно спросил он. - Я совсем недавно читал в "Правде", что союзное командование начало отвод английских и американских войск из советской зоны оккупации.
- Недавно, говоришь? - по-прежнему жестко переспросил Карпов. - А полагалось им это сделать давно! Сразу после победы. Как было ранее договорено и подписано. А они топтались в нашей зоне почти два месяца. Американцы - в Тюрингии, англичане - в Виттенберге.
- Но все же ушли?
- После того как Жуков заявил, что не пропустит в Берлин ни одного из них до тех пор, пока соглашение о зонах не будет выполнено. Думаешь, маршал сам на такую меру решился? Москва ему приказала. Словом, этот вопрос урегулировали. А как с другими? Что будет с Германией? Или, скажем, с Польшей…
Слушая Карпова, Воронов подумал о том, что в специфических международных вопросах генерал разбирается меньше, чем в военных. Во всем, что касалось минувшей войны, его бывший командир по-прежнему оставался для него непререкаемым авторитетом. Но сейчас Воронов почувствовал некоторое превосходство над своим собеседником.
- Вы ялтинские решения читали? - спросил он Карпова.
- Читал, - с едва уловимой иронией ответил генерал.
- Но ведь там все было решено! Германия будет разделена на зоны. Уже разделена, так? В Крыму было достигнуто единодушное согласие и насчет искоренения фашизма. Что же касается Польши, то она получает за счет Германии новые территории на севере и западе. Это тоже было согласовано. Кроме того, в Декларации об освобожденной Европе…
- В Декларации, говоришь? - прервал Воронова Карпов и с усмешкой добавил: - Деклараций как будто и впрямь хватало. Хороших и верных. Насчет зон ведь тоже договоренность была. А на практике союзничков чуть ли не силком выводили. Слушай, майор, - уже без тени иронии, серьезно проговорил Карпов, - ты что же полагаешь, главы государств приедут сюда только для того, чтобы друг другу ручки пожать?
- Не настолько я наивен… - с оттенком обиды начал было Воронов, но Карпов резко прервал его:
- А раз не настолько, то думай! Соображай. Крути шариками. - Он приложил к виску указательный палец правой руки. - Но хочу предупредить: не думай, что только на войне воронки, ухабы да колдобины, а мир - это накатанная дорога. Хотелось бы, конечно, да не выходит. Ты на Ялту ссылаешься, - разоружить, мол, Германию согласились, все ее войска распустить. А я тебя спрошу: если такое решение было, почему англичане немецкие воинские части не распускали, ну, пленных? Оружие их в порядке содержали. Раз-два - и снова вооружить можно. Да разве только это… - Карпов махнул рукой.
- Вы что-то скрываете от меня, Василий Степанович? - с упреком сказал Воронов. Превосходство над собеседником, которое он только что испытывал, незаметно растаяло.
- Ничего я не скрываю. По старой фронтовой дружбе и так больше положенного наговорил.
Карпов помолчал и сказал уже прежним своим добродушным тоном:
- Ладно, забудем пока об этом. А насчет того, что писать, - соображай сам. Ты ведь теперь, как я вижу, дипломатом заделался. Международником!..
… Нет, Михаил Воронов не был профессиональным журналистом-международником. Им сделала его военная судьба.
В Совинформбюро от Воронова не требовали ни международных обзоров, ни аналитических статей. Тем и другим занимались специалисты в области международных отношений и собственные корреспонденты за рубежом.
Но сложившаяся в годы войны антигитлеровская коалиция вызвала к жизни новый, своеобразный тип советского военного журналиста. Он должен был рассказывать народам союзных стран о событиях на советско-германском фронте.
То, о чем писали журналисты этого типа, разумеется, не предназначалось для дипломатов, конгрессменов, министров. Их читателями были рядовые американцы, французы, англичане, канадцы, словом, подписчики и покупатели Популярных газет, в которых при посредстве Советского Информбюро печатались репортажи и очерки о великой битве на Востоке.
Теперь Воронов хорошо понимал, что никогда не попал бы в Потсдам, если бы не счастливое стечение обстоятельств. Прежде всего важно было то, что он уже имел опыт общения с американскими и английскими журналистами. Побывал в Европе, судьба которой должна была решаться в Потсдаме. Даже такая второстепенная деталь, как пристрастие к фотографии, сыграла свою роль. Во всем этом Воронов теперь отдавал себе полный отчет.