XV
Князь, похитив "персидку", хворал для всех, т. е. никого не принимал.
Он был не только здоров и бодр, но веселее чем когда… Он играл и доигрывал партию в той игре, что сам затеял.
Баур, граф Велемирский, Немцевич, Брусков, лакей Дмитрий и его сестра, даже дворянин Саблуков, даже персиянин Амалат-Гассан и еще многие другие действующие лица – бывали у него, уезжали и исчезали, являлись вновь… Только княжны не было видно, и никто о ней не говорил, по-видимому, и не думал. И где была она, никто, кроме разве Дмитрия с сестрой, не знали. Только раз, однажды утром, капитан Немцевич, из желания подольститься к князю, осведомился нежно о здоровье княжны.
– Как, ваша светлость, оне себя изволят чувствовать? Все ли в добром здоровья?
– Кто? – спросил князь наивным голосом.
– Княжна тоись…
– Какая княжна?
– Княжна Изфаганова-с… – оробел Немцевич.
– Какая Изфаганова?
Немцевича душа машинально ушла в пятки, и он не отвечал.
– Отвечай, коли спрашивают! Чего рот разинул. Ну? Я у тебя спрашиваю, какая такая кияжна Изфаганова? Откуда ты такую выудил?
– Не могу знать-с… – пролепетал Немцевич.
– Не можешь. То-то… Пошел…
И капитан не ушел, а выкатился шариком.
Наконец, на второй день вечером, когда князь сидел полулежа на софе, с книгой в руках, явился Брусков с докладом.
– Ну, что ж? прощать совсем придется тебя? – весело спросил князь, и не только губы, но и глаза его смеялись.
– Придется, ваша светлость.
– Справил, стало быть, как след?
– Справил отменно. Шесть часов бился с ним. Уговорил-таки просить, умолять, в ногах у Зубова валяться хоть сутки…
– Да отчего же он, шельма, не хотел? Простое дело. Самому надумать бы следовало.
– Сказывал: не стоит… Все погибло… Княжну вернешь самое, но уж… не совсем тоись…
– Как не совсем? Не пойму!
– Княжну, сказывал, может, князь и отдаст назад, но, стало быть, ее только самое вернешь, а чести ее уж не вернешь…
Князь вдруг залился громким хохотом и даже опрокинулся на подушку дивана.
– Ой, батюшки, уморил… О-ох… дай воды испить…
– Ну, ты уверил его, дурня, что невеста его для меня священна осталась? Хоть сейчас получай в полной неприкосновенности.
– Уверял. Вот он и был у Зубова. Тот все не хотел, но потом поддался и обещал вам написать.
– Ну, а когда?
– Записку с курьером, должно быть, завтра получите.
– Ну, ладно… Спасибо… Я у тебя на свадьбе посаженым.
– Не стою я ваших милостей.
– И у меня, братец ты мой, – рассмеялся князь, – из-под носу невесту не увезут от жениха. Ступай и посылай ко мне Баура. Надо тоже и пустяками заняться. Просьбу датского резидента вели ему захватить с собой… Совсем забыл со всей этой кутерьмой.
На другой день действительно явился курьер от Зубова и лривез князю записку.
Зубов объяснил Потемкину, что он вмешивается в дело, до него не касающееся, только из жалости к артисту и из "чувства оскорбленной справедливости", а затем и "ради попирания законов гостеприимства", и наконец, "в защиту несчастной сироты, одинокой на чужбине".
– Вишь как расписался! – воскликнул князь. – Все тут есть… Только смекалки нет…
Князь велел сказать курьеру, чтобы он передал на словах господину Зубову, что князь получил записку, но отвечать ему на нее нечего.
В то же время князь вызвал Немцевича и объяснил ему, чтобы он ехал тотчас к Велемирскому и сказал: "Пора".
– Понял ты!
– Понял-с.
Когда капитан был в дверях, князь вдруг остановил его, как бы вспомнив:
– Стой. Про какую это ты прошлый раз княжну говорил? Как сказывал-то… Изфагановская, кажись?
– Точно так-с! – робко шепнул Немцевич.
– А кто она такая… Откуда ты ее выискал?
– Не могу знать-с!.. – прошипел капитан. Когда он вышел, князь весело расхохотался. Вечером явился и сам граф Велемирский.
– Завтра в двенадцать часов Платон Александрович будет к вам, – произнес он, театрально кланяясь.
– Молодец! – крикнул князь. – Садись. Рассказывай, как обделал…
– Не сердитесь только, князь… Может, я пересолил, – сказал граф. – Только ведь это из усердия! По необходимости, а не по глупости.
– Что такое?
– Я действовал через всех знакомых. И ото всех слышал в ответ только одно. Зубов говорит, что ему на такой шаг решиться при их отношениях неприлично, не позволяет амбиция. Да и толку от сего, кроме унижения, ничего не будет. Тем дело и кончилось… Прогорело все.
– Ну?
– Ну, я перекрестился да сам к нему и махнул.
– Как сам? Да ведь ты у него никогда не бывал. Ты из моих.
– А вот. Сам-то я все и устроил! – рассмеялся Велемирский. – Приехал и объяснил все дело. А дело вот какое… Простите, коли пересолил… Дело такое, что тетушке графине Александре Васильевне, да и всей родне нашей, очень неприятно все это происшествие с княжной Изфагановой и что все мы на князя Григория Александровича, поскольку посмели, напали с осуждением и просьбой освободить персидскую княжну. Князь, видимо, и сам был смущен необдуманным шагом… Да и княжна ревет, мечет и плачет и руки на себя наложить два раза хотела, так что ее чуть не на привязи держат и караулят… Дело, стало быть, плохо… Князь сам видит все, но уперся… Стыдно… Будто ищет только приличного предлога, чтобы разделаться с этой княжной… Предлог этот есть, и сам князь обмолвился…
– Ну, ну… Пока хорошо… А вот тут загвоздка. Что ты на меня-то выдумал?
– Князь обмолвился, – продолжал Велемирский, – что если бы сам Зубов, у него почти не бывающий, разве только по особенно важному государственному делу или поручению царицы, – если Зубов сам приедет и попросит князя возвратить невесту, но не жениху ее, а только отпустить и дать свободно уехать к себе, да поручится князю, что сего ненавистного брака с скрипачом не состоится, то князь тотчас ее отпустит.
– Ну…
– Ну, он помялся, помялся, да чтобы всех одолжить – и вас, и всю нашу родню, и княжну, да и себя самого… и согласился.
– Ну и одолжит! Воистину одолжит!
– Завтра, в двенадцать часов, он и будет лично к вам просить отдать ему эту прелестницу, обещаясь, что не допустит ее брака с музыкантом.
– А сам думает небось про себя: "и надую". Поедут вместе домой к ней – да и обвенчаются где по дороге, хоть в Москве или Киеве…
Отпуская Велемирского, он поцеловал его и затем приказал позвать Баура.
– Завтра прием… Я выздоровел.
Князь рано лег спать и наутро рано проснулся. Одеваясь, он почти по-товарищески весело болтал с Дмитрием о всяком вздоре, вспоминал кое-какие приключения из прошлого, случаи из жизни в Яссах.
– А что наша княжна, – спросил он, – готовится на объяснение?
– Чего тут готовиться… – фамильярно отвечал Дмитрий. – Нешто такая голова, чтобы загодя гадать, что говорить! Бесценная голова – умница, каких поискать, да и днем с огнем не найдешь! И как это вот бывает на свете, в этаком состоянии и такими свойствами Господь одарит… – важно зафилософствовал лакей, одевая барина и подавая уже камзол.
– Господу Богу все равны. Кого захочет, того и взыщет. Ну, а как мундир? Скоро поспеет?
– Какой мундир? вам?
– Дурень… Мундир княжне Изфагановой…
– А-а… Готов! Уж примеривали, – весело сказал Дмитрий. – Чуден вышел канцелярский служитель, Григорий Александрыч.
– Да мал еще очень! Совсем видать – не мужчина, как ему быть следовает… А ребенок либо девчонка.
– Сам с ноготок, да ум в потолок!
В эту минуту вошел в уборную капитан Немцевич и доложил, что просители уже набираются и происходит удивительное.
– Что ж такое? – спросил Потемкин.
– Да уж очень много, – сказал капитан. – И простых людей много.
Князь усмехнулся.
– Что ж мудреного, – сказал он, обращаясь к офицеру. – Столько вот дней приему не было, ну и понабралось, зараз и полезли…
XVI
В зале князя действительно, вследствие двухдневного отказа, набиралось много посетителей… Были и сановники, которым дали знать, что князь выздоровел и будет принимать… Но были и офицеры. Было много и простых людей, купцов, мещан и разносортных горожан.
В некоторых группах офицеров шел разговор.
– Вы что, полковник, по какому делу? Жалоба аль благодарить за что?..
– И сам не знаю, зачем приехал…
– Вот как? Стало, нас этаких тут много…
– И вы тоже не знаете…
– Да мне граф Велемирский сказал, что князь хочет посоветоваться с офицерами о новых уборах головных и покажет модели. Говорит: случай лично беседовать с князем.
– А вы что… Почему…
– Да мне сродственник один посоветовал сегодня собраться просить князя насчет моего дела в Соляном правлении.
Такие все шли разговоры.
Наконец в полдень князю доложили о прибытии Зубова.
– На моей улице праздник! – произнес он. Затем он быстро встал и двинулся в залу.
Все шевельнулось, зашумело, двинувшись, и поклонилось.
Князь ответил кивком головы на общий поклон и своей тяжелой походкой прошел мимо двух рядов плотной толпы прямо к противоположным дверям и остановился…
Зубов уже двигался к нему по анфиладе гостиных…
Князь ждал на пороге, и по лицу его пробежала недобрая усмешка…
Зубов ускорил шаг и подошел… Лицо его казалось несколько смущенным. Видно было, что он будто сам не рад, что явился.
– Чему обязан удовольствием вас видеть?.. – с сухой любезностью проговорил князь, подавая руку.
– Дело, князь…
– Поручение от государыни?
– Нет, князь… Я по своему делу… то есть по особому делу…