- Владыка милосердный, великомученик за веру, суди нас строго за то, что ранее не вступились за тебя. Ноне пристав Кобылин, зверь многоликий, умчал в стольный град или ещё куда-то и мы пришли освободить тебя.
- Спасибо вам, братия. Выведите меня на горение выси глянуть.
- Скажи, владыка, что сделать ещё, дабы спасти тебя от иродов? - спросил старший из монахов по имени Корнилий.
- Да наградит вас Господь за доброе деяние, а паки за мужество. Но знает ли игумен Иустин о вашем подвиге?
- Как можно, отче! Преподобный Иустин опален страхом от опричников, заикается и теряет дар речи, - ответил молодой инок.
- Потому говорю вам: отведите на небо глянуть, святостью подышать, а потом верните в хлевину. Порадейте, братия, за Иустина. Не должно невинному страдать.
- Мы все готовы за тебя, владыка, пострадать. И за Иусти на пострадаем, как час опалы придёт, - ответил великосхимник Корнилий. - Потому не отторгай нас. Мы спрячем тебя, и никто не найдёт. Да прежде отведём в мыльню, сбросим с тебя злосмрадность.
- Тому порадуюсь, - Филипп попытался встать, но ноги не послушались его.
Монахи крепко взяли Филиппа под руки, накинули на плечи кожушок и, выведя из каморы, прямым путём направились к монастырской бане. Узник вдохнул несколько раз морозного воздуха, и у него закружилась голова. Но пока шли до бани, сия немочь пропала у Филиппа, и он порадовался, что увидел свет Божий. В предбаннике митрополита раздели, и весь хлам, что был на нём с чужого плеча, бросили в печь, приготовили чистое монашеское одеяние. Корнилий повёл Филиппа в мыльню. Они посидели у порога, пока Филипп свыкся с жарой. Потом два чернеца взялись мыть митрополита, а как вымыли, уложили на полок, вениками по нему погуляли. Но обессилевший митрополит попросил у них милости:
- Духу не хватает, братья мои, вынести сию прелесть. Раньше-то я часами вениками гулял по себе, теперь ослаб.
- А ты отдохни, владыка, косточки жар возьмут, силы прибудет, - рассудил Корнилий.
И вправду, полежал Филипп на полке, понежился, и захотелось ему ещё вкусить ядрёного жару. А после второго причастия Корнилий увёл Филиппа в предбанник. Там был накрыт стол, и на нём стоял жбан с квасом из целебного разнотравья на меду. Ничего подобного ранее Филипп не пивал. Тело его наливалось силой, как в сказке. Дух его возвысился. И он подумал, что нет нужды ему возвращаться в смрадную камору и ни перед кем - ни перед матушкой Россией, ни перед её многострадальным народом - он не совершит злодеяния, ежели скроется от жестокосердого царя-тирана. И он спросил:
- Брат мой, Корнилий, ты и впрямь можешь меня укрыть где-либо от лихих опричников?
- Можем, владыка. Мы уведём тебя в лесной скит, где ни одна чёрная душа не найдёт.
- Господи, как бы я хотел в сей миг оказаться в Соловецкой земле! Там, на острове Большом Анзерском, есть скит близ горы Голгофы, где ни один кромешник меня бы не ухватил.
- И туда можем отвести. В лесах мы знаем тропы до самого Белого моря, - заверил Корнилий.
- Теперь, не мешкая, холодной водой ополоснусь, да в путь, в бега, - воспрял духом Филипп и поспешил закончить банную утеху и приготовить себя в дальний зимний путь.
Корнилий велел двум инокам сбегать в келарню, взять его именем харчей в две заплечные торбы, сам ушёл следом за Филиппом ополоснуться холодной водой. И митрополиту то же посоветовал. А тот уже опередил его.
- Знаю, брат мой, не впервой мне в дальний путь после бани в зимнюю пору отправляться. Как жар сбросишь, охолонишься, так можно без урона идти.
Великосхимник Корнилий был одних лет с Филиппом. В Отроч монастыре затворничал двадцать два года. И все эти годы не только молился, укрепляя дух, но ещё и плотничал и лесорубом был. Сухой, жилистый, под стать Филиппу, он мог быть хорошим воином.
Декабрьский день уже сменился вечером, когда Корнилий и Филипп тайным ходом покинули обитель. Мороз к ночи крепчал, и потому на окраинных улочках Твери было безлюдно. Корнилий побаивался, что на заставе, у крепостных ворот стражники могут их задержать. Обошлось. Корнилий откинул капюшон мантии, сказал стражнику:
- Идём, сын мой, с нами в Новгород Великий святым местам поклониться. Вот и Власий не против. - И Корнилий кивнул на Филиппа.
- И пошёл бы, да воли нет. А вы уж, святые отцы, идите. - Тяжёлая калитка открылась перед беглецами.
Оказавшись за крепостными воротами, монах повёл митрополита в сторону от главной дороги.
- Нам чтобы на след не напали опричники. Нюх у них собачий, - сказал Корнилий.
Всю ночь беглецы шли без помех и отшагали вёрст двадцать пять, держа путь на Вологду. Места тут были глухие, леса - бескрайние. Сошёл с дороги путник на звериную тропу по бесснежной поре - и уж никто не найдёт. Да шли они в окружении снегов, на коих следа не спрячешь, потому и держались дороги. Они искали лазейку в лес, но напрасно. И сие обернулось для них бедой.
В монастыре нашлась подлая душа и предала их. При келаре состоял послушник Мисюра, сын тверского думного дьяка. Из того, как приходили к келарю два инока с торбами за хлебом и другими харчами, Мисюра уразумел, что кто-то и куда-то на ночь глядя уходил из обители. Часа три он маялся совестью, но одолел её. И знал же подлый, к кому идти. Минуя игумена Иустина, кинулся к опричникам. Они ещё были хмельные, беспечные, пошутили над Мисюрой:
- Поди, монахи к вдовушкам побежали, шёл бы и ты с ними.
Однако им пора было менять стража возле каморы, а как пришёл туда сменщик, так и ахнул: страж ещё спал возле печи, а камора была пуста.
Дерзкие и яростные опричники учинили в монастыре переполох. Исполняя государево дело, они действовали смело и зло.
Кто-то взлетел на звонницу и ударил в набатный колокол. Тут уж в келье не усидишь. Монахи выбежали во двор. И игумен появился. Один из опричников бердыш к груди Иустина приставил, потребовал:
- Говори, куда упрятал опального митрополита?
Игумен знал тяжёлую и жестокую руку опричников, понял, что им ничего не стоит обезглавить его, а всё вокруг предать огню. И чтобы спасти обитель от разорения и разбоя, сказал:
- Крикните инока Корнилия. Ежели его нет, он и увёл волею Божьей митрополита. - Иустин был поклонником иосифлян и давно не терпел вольнолюбивого Корнилия. Да и к митрополиту-нестяжателю, своему противнику по убеждениям, относился без должного почтения и не страдал оттого, что тот был в злостной опале. - Ищите их всюду!
Опричники ринулись в толпу монахов искать Корнилия. Рядом с ними кружил Мисюра. Когда не нашли, кого искали, Мисюра указал опричникам на тех монахов, кои приходили в келарню. Опричники вытащили их из толпы, привели к Иустину.
- Спроси их, отче, куда ушли беглецы. Скажут - и бить не будем.
- Дети мои, пожалейте своих братьев. Их тоже будут бить и обитель разорят, ежели не покажете Корнилия, - обратился к ним Иустин.
Иноки молчали. И тогда игумен молвил опричникам:
- Добудьте у них подноготную сами.
Опричники окружили иноков и, толкая их в спины, погнали в зловонную камору. А спустя полчаса одного из них, полуживого, привели на площадь, где топтались монахи. Молодой, высокий и статный опричник с силой толкнул инока к ногам Иустина.
- Он знает, куда ушли Корнилий и Филипп. Сказал, что во Владычин скит. Есть такой?
- Есть. Там наш схимник Никанор в отшельниках, - ответил игумен.
- Тогда вели запрячь пары резвых коней в сани. Да быстро! - грубо приказал игумену молодой опричник.
- Собирайтесь в путь, охабни возьмите - мороз. А лошадки сей миг будут, - заверил Иустин.
Ещё и ночь не наступила, как три пары лошадей вынесли сани из монастыря. В них сидели шесть опричников и монах, выдавший под пыткой Корнилия и Филиппа. Сильные монастырские кони катили сани всю ночь. И к утру близ деревни Высокое опричники нагнали беглецов. Борьбы не было. Усталых старцев схватили, скрутили им руки и ноги ремнями, бросили в сани и покатили назад. Близко к полудню опричники вернулись в монастырь. Филипп был вновь прикован цепями к стене. Корнилия заточили в каменный мешок, а двух иноков, что готовили припасы беглецам, забили насмерть. И жизнь в Отроч монастыре вновь потекла по старому руслу. Но не для всех.