- Разгадка все в том же выбранном мною имени. Ты забыл, что Красс - Великий понтифик, а потому ему всегда полагается быть в Италии, особенно в нынешних условиях, когда народ напуган многими несчастьями и придает особое значение чистоте и правильности священнодействий. Так что Красс обязательно останется в Италии, а, значит, я отправлюсь в Африку. В вопросе о столь великом деле, как завершение войны, я не удовольствовался бы простой договоренностью, блеск славы слишком соблазнителен и затмевает клятвы, но на Красса наложены более осязаемые узы, чем слова обещаний.
- Да, Публий! Я старался удержаться от особых похвал тебе из педагогических соображений, опасаясь, что ты по молодости излишне возгордишься, но сейчас не могу молчать. Ты не только умнее меня, но и гораздо старше, несмотря на малочисленность лет.
- У каждого свои достоинства и слабости, потому не стоит сравнивать людей за пределами отдельных качеств.
- Но у тебя-то недостатков нет! Ты во всем любого превосходишь!
- Ну да! Где уж мне. В своем-то возрасте я все еще не женат и, между прочим, рядом с твоею дочерью, выражаясь твоими словами, чувствую себя мальчишкой.
- Это ты-то?
- Я. И сегодня весь день провел балбесом, говоря с обладателем бесценного сокровища о пошлой политике. А ведь шел-то я сюда совсем с другою целью.
- С какою же?
- Теперь уж поздно отступать, сознаюсь: просить руки Эмилии Павлы.
- И просишь?
- Еще как! Сильнее Африки!
- Ну так бери ее хоть завтра, и руку, и все остальное, кроме души, которая уже давно лежит у тебя за пазухой.
- Завтра, пожалуй, не сумею, а вот в ближайшие ноны обязательно приду.
- Ну и отлично! Если только она раньше не скончается от любви к тебе. Вот видишь, я устраняю твой последний недостаток, и отныне, то есть с будущих нон, ты станешь совершенством.
- Но благодаря тебе и твоей племяннице. Так и всегда человек может достичь совершенства, только объединившись с другими.
3
Придя домой, Публий сразу же объявил о предстоящей свадьбе. При этом Помпония, сумевшая сдержать эмоции, когда провожала сына на войну, и тогда, когда встречала его с победой, впервые расплакалась на виду у всех. Луций, имевший собственные виды на Эмилию, несколько опечалился, но лишь на мгновенье, а потом воспрял духом и стал шумно поздравлять брата и расхваливать его невесту, словно свою собственную.
Ложась в эту ночь спать, Публий почувствовал давно забытую душевную легкость; гнет мучительных дум о прекрасной иберийке, тяготивший его последние годы, исчез, растворился, как это бывает иногда с тучей под действием солнечных лучей. Он посчитал, что с нынешнего дня женский вопрос окончательно решен для него, и все прежние переживания разом ушли из реальной жизни и как бы превратились во фрески на стенах памяти.
Утром Публий тщательно напомадился аравийскими благовониями, как последний Марк Цецилий, сам при этом посмеиваясь над собою, и отправился к Эмилиям. Там он сообщил Эмилии Павле о своем желании взять ее в жены и получил ее согласие. Был назначен день свадьбы на ближайшие ноны, и в обеих знатных семьях началась интенсивная подготовка к торжествам.
Но самому Публию предаваться предпраздничным настроениям было некогда, и, несмотря на излишнюю возбужденность, он сразу от Эмилиев пошел к Назике. Публий Назика при виде двоюродного брата, повел острым носом и, улыбаясь, нараспев сказал:
- Каким, однако, ты стал эстетом, преобразился в считанные дни мирной жизни.
- Что поделаешь, нет времени, приходится наверстывать упущенное, дабы за несколько дней прожить всю глупость молодости.
- Да-да, я слышал, что ты женишься. Поздравляю тебя: отличный выбор.
- Благодарю за поздравление, но должен заметить, прекрасный у тебя слух; ведь о своих намерениях относительно Эмилии я объявил только что и в нескольких кварталах отсюда.
- Наверное, ты все-таки обмолвился еще вчера, ибо, как говорят, Марк Эмилий уже сегодня утром плясал перед клиентами, словно не он, а они угощают его своими объедками.
- Но-но, ты моего будущего тестя не порочь, он не грек, чтобы плясать всенародно.
- Ну уточним: пела и танцевала его душа, а руки и ноги по-прежнему вели сенаторскую речь.
- Пожалуй, искупив вину перед моим Марком, ты, насмешник, тут же снова провинился. Потому тебе я отомщу и в свою очередь возьмусь за твоего собственного тестя.
- Возьмешься за моего толстячка?
- Именно. Правда, он совсем не толст, а чтобы в самом деле стать таковым, ему надобно дружить со мною.
- Теперь, я думаю, всем желательно дружить с тобою, император.
- Ну, ты-то пока не вправе меня так величать. Вот, когда станешь моим легатом, тогда - другое дело.
- Позволь полюбопытствовать, зачем тебе мой Красс?
- Ты знаешь сына Марка Эмилия?
- Тоже Марка?
- Да. Он получил увечье от проклятых пунийцев, и нужно помочь ему заново определиться в жизни. Я хочу сделать из него авгура.
- Печешься о будущих родственниках?
- Не совсем так, мы давно - друзья, сражались плечом к плечу еще в самнитских ущельях. Тебе пока трудно судить, что это значит.
- Но я уже познакомил тебя с Лицинием.
- Мне необходимо знать о нем все, что знаешь ты, и еще намного больше.
- Хорошо, я ценю любознательность, - съехидничал младший Публий и в течение часа терпеливо отвечал на вопросы дотошного брата.
Расставаясь, Сципион поблагодарил Назику за информацию и еще раз задумчиво повторил:
- Так, говоришь, увлекается правоведением…
Дома Публий побыстрее отделался от клиентов, принесших ему поздравления по поводу предстоящего торжества, и "заперся" с Платоном и Аристотелем, поскольку для обстоятельного разговора на юридические темы мало было знать законы Двенадцати таблиц и преторский эдикт. Два дня он усиленно "беседовал" с греками, "прохаживаясь" с ними по афинским аллеям. Его занятия чрезвычайно веселили брата Луция, который в насмешку говорил, будто Публий занялся штудированием права в преддверии свадьбы, боясь уступить власть в доме молодой жене. На что старший брат отвечал ему советом не зубоскалить по его адресу, а самому подыскать невесту.
На третий день он наконец-то вышел из дома, проведал Эмилию и направился к Назике, который, согласно уговору, должен был пригласить к этому часу Лициния Красса. Таким образом и произошла встреча трех Публиев.
Сначала они вели поверхностный разговор на те темы, которые в последние дни обсуждались почти в каждом римском доме, а именно, о предстоящих консульских выборах и свадьбе Сципиона. Когда речь зашла о женитьбе, Сципион полушутя сказал, будто его подвел к этому шагу добрый пример брата Назики: идиллия мирного счастья двух примерных супругов смягчила зачерствевшее сердце воина. Красс по достоинству оценил этот комплимент, направленный ему окольными путями, и в ответ принялся нахваливать Сципиона, утверждая, что он, как никто другой, подходит для консульства в нынешний трудный период жизни Республики.
- Да, я солдат, - сказал на это Сципион, - и пока идет война, я смею рассчитывать, что смогу принести пользу Отечеству. Успех моих воинов, естественно, при помощи всех граждан, сегодня почти обеспечил мне консульство. Однако жизнедеятельность государства весьма разнородна, я же всю жизнь только воюю и умею управлять армией, но не государством. Потому я с тревогой смотрю в будущее, и меня очень волнует кандидатура на второе консульское кресло. В последнее время ко мне за рекомендацией обращаются многие достойные люди, но я до сих пор не знаю, кого из них поддержать авторитетом своих друзей и испанских побед. Может быть, Марка Цецилия… - тут Сципион назвал еще несколько имен самых никудышных кандидатов и удовлетворенно подметил, как презрительно улыбнулся при этом Красс.
- Да, это все очень достойные люди, - морщась, подтвердил Лициний, - и выбрать из них одного действительно сложно.
- Я считаю, что наступил переломный момент в войне. Народ не может более мириться с присутствием на нашей земле Ганнибала. Ценою великих жертв мы остановили напор пунийцев, постепенно выровняли положение и начали теснить врага. А теперь настала пора перейти в наступление, и в этот решающий период государству необходимо мобилизовать все силы, у его рулевых весел должны встать лучшие люди, оптимальным образом дополняющие друг друга. Меня страшит предстоящая ответственность, но я думаю, что сейчас долг каждого человека, способного принести пользу Отечеству, рисковать, но идти на помощь Родине.
Заронив семя нужной мысли в сознание Красса, Сципион перевел беседу на иное направление и стал делиться своими планами ведения войны. Он рассказал, что давно готовит массированную атаку на карфагенян, для чего обзавелся союзниками даже в самой Африке, и далее развернуто обосновал необходимость переноса боевых действий именно на вражескую территорию. Он считал весьма полезным уже сейчас убедить Лициния в верности избранной им тактики.
Заметив, что брат в принципе уже изложил свою позицию, Назика помог ему перейти к новой теме. Он сказал:
- Ты, Публий, даже накануне свадьбы думаешь только о войне.