Славята отодвинул от себя подарок, приподнялся с постели, спросил:
– Кто бил?
Сосед выдержал взгляд, на вопрос ответил вопросом:
– А за что били?
– Кто бил?! – зарычал Славята.
– Все били. И я бил. За дело. Правый суд не разлад. Будешь мстить всем кожемякам?
Смелость ответа обескуражила Славяту. Он опустился на лавку, молча указал соседу на дверь. Михаил вышел, а избитый долго думал над его словами.
Спустя несколько дней Славята вышел на улицу и первый, как ни в чем ни бывало, поздоровался с соседями. Он вел себя по-прежнему, участвовал в советах, был в гуще кулачных боев. От минувшего осталась лишь памятка шрам за ухом. Кожемяки оценили разум Славяты и выбрали его старостой. И когда кто-то возразил, что он, дескать, битый, Михаил Молот первый откликнулся:
– За одного битого двух небитых дают.
С тех пор всегда, если старосту подмывало вознестись над товарищами, забрать себе лучшее из общей добычи, он притрагивался пальцем к заушному шраму…
4
Стоголовое, сторукое чудище гуляет по Подолию. То замашет оно лапами и выпустит когти, то плюнет камнем и проломит крышу дома, то полыхнет пожарами. И рев у чудища ни с чем не сравнимый:неумолчный, как рокот днепровских порогов, грозный, как рычание раненого вепря, дикий и заунывный, как вой голодных волков, яростно-веселый, как гром в летнюю грозу. И нет для чудища ни закона звериного, ни преграды. Это – люди. Их около сотни. Не видно среди них ни гончаров, ни ложкарей, ни кузнецов, ни прочих подольских ремесленников. Все больше прокутившиеся, задолжавшие купцы да холопы Жарислава.
Впереди толпы хромает, будто приплясывает, иссохший человечек с ясными голубыми глазами. Но в руке он сжимает узловатую дубину. Он не вожак толпы. Он просто передний баран, на шею которого хозяин повесил колокольчик. И называют человечка весело и незлобиво – Кочеток. Он смеется и поджигает плетень, ограждающий двор резоимца Константина. Несколько людей из толпы устремляются во двор, а остальных Кочеток увлекает за собой дальше. Ему нужно добраться до дома Абделя. До дома того, кто лишил его жены, детей, убогой хаты, кто сделал его калекой и продал в холопы боярину Жариславу. У Кочетка очень смирный нрав. Он и мухи не обидит. Но теперь пламя обиды охватило его душу. Он впервые почувствовал себя вольным и сильным, сильнее Жарислава, сильнее князя.
А недалеко отсюда, за Подольскими воротами, в островерхом тереме, боярин Жарислав мелкими шажками бегает по светлице и потирает руки. Дело сделано. Это он изо дня в день подогревал злобу Кочетка, науськивая его на иноплеменника Абделя, это он повесил колокольчик на шею головному барану. Толпа погромит чужеплеменных резоимцев, как метла, пройдет по Подолию и очистит его от соперников Жарислава.
С гордостью думает боярин о своей силе. Ибо могущество не в княжьей власти, не в блестящих мечах отроков, золоченых шеломах, червленых щитах. Нет. Настоящая, неподдельная сила и власть – в золотых, серебряных кружочках, что он спрятал в подпол. Золотые динары и милиарисии, серебряные дирхемы, куны, резаны – вот его всемогущие воины. И сейчас толпа добывает ему новые дружины этих богатырей.
Боярин становится на колени перед образом Спаса и с горячим умилением молится:
– Господи, пошли удачу рабу твоему Жариславу!
А толпе нет дела до боярина Жарислава. Она мстит за свои обиды, за свое горе. Но внезапно гул стихает. Головные словно в преграду уткнулись, остановились. Задние толкают передних, вытягивают шеи в жгучем нетерпении:что там?
Откуда-то вырывается на тонконогих конях десяток княжьих дружинников. Их ведет сам тысяцкий Гарлав. Они врезаются в толпу, давят ее конями, крушат мечами. Сверкание мечей, подобное молниям, поражает бегущих. "Без милости!" Таков приказ Коснячко.
…Кочеток не чует под собой ног. Два отрока на быстрых конях скачут по его следам. Кочеток знает здесь все тропинки. До сих пор это спасало его. Он петляет по огородам и садам, тут конным трудно за ним угнаться. Но все же они настигают его.
Беглец прыгает в сторону, проваливается, как в гнездо, в густую траву. Дружинники промчались мимо. Кочеток встает и бежит по другой тропинке в гору, к воротам. Он знает:отроки не найдут его и вернутся. И в самом деле, оглядываясь, он видит, как, все увеличиваясь, мелькают две фигурки по его следу.
Кочеток останавливается – впереди ворота. Надо, чтобы стража ничего не заметила:ни окровавленного плеча, ни тяжелого дыхания. Он проходит в ворота и дрожит каждой жилкой:а что, если со сторожевой башни заметят преследующих?
Вот наконец и высокий забор, ограждающий подворье Жарислава. Ворота заперты. Кочеток обоими кулаками стучит в них.
– Чего надобно? – слышится такой знакомый и сейчас особенно родной голос челядина Парутка.
– Я это, Кочеток, скорей пусти. Княжьи отроки идут по пятам, – шепчет несчастный беглец, оглядываясь.
Голос за воротами звучит невозмутимо:
– Господин приказал не впускать никого. Спрошу у него.
На крыльцо терема выходит боярин Жарислав. Услышав мольбу Кочетка, кричит:
– Уходи, откуда пришел. Мне убивец не надобен!
У Кочетка слабеют ноги. Но отчаяние придает смелости. Он вопит в ответ:
– До князя дойду, скажу:Жарислав меня подбивал на злодейство! В свидетели пойду!
С радостным удивлением он слышит, как заскрипели ворота, и вбегает во двор. Бросается к боярину, припадает к его ногам:
– Исполнил, как ты велел, боярине-господине.
Жарислав подает знак – встать! Ведет Кочетка за собой на огород, за клети. Тут почему-то стоит Склир с мечом в руке и молча смотрит на челядина. Кочеток опять бросается в ноги Жариславу, молит. Тот успокаивает:
– Креста на мне нет? Не бойся! Пойди к Склиру, он спрячет от гридней.
Боярин поднимает челядина на ноги, толкает к сыну. Тот все так же молча заносит меч, стремительным навесным ударом опускает на голову Кочетка…
Хоть челядин по "Русской правде" и не может быть свидетелем, а все же такой больше не нужен боярину…
И тотчас же слышится сильный стук в ворота. Два отрока влетают на подворье. Немного погодя сюда поспевает и тысяцкий Гарлав. Он слезает с коня, понимающе щурит глаза на убитого:
– Вира. А был бы жив, не сносить головы тебе, боярин.
Поворачивается спиной, бросает:
– Иди за мной. Князь кличет.
5
Никогда не видели бояре своего князя таким разгневанным. Тиун Николай, попавший под горячую руку, был строго наказан за незначительную провинность, совершенную в прошлое лето. Быстро прошел князь мимо притихших отроков в свою светлицу, чтобы они не слышали разговора с боярином.
Едва ступил Жарислав на порог, как Яроелавич подскочил к нему и выдохнул:
– Ты что?!
Боярин остановился на пороге, вмиг позабыв все оправдательные речи, придуманные по дороге. Гарлав, шедший позади, ударил его в затылок кулаком, и Жарислав распластался перед князем.
– Зачем учинил татьбу над чужинцами? – спросил князь. – Зачем челядинов своих натравил? Зачем смутил людей? Думал, не узнаю? А? Говори, дохлый пес!
Боярин стал все отрицать:его перед князем оговорили, оклеветали. Да разве он может, разве рука поднимется на такое?
– Ведаешь, княже-господине, по-божески живу, твою землю украшаю, тебе помогаю, детишек сирых приютил. Ибо возлюбил ближнего, яко самого себя.
Князь, взбешенный льстивой речью, прервал его:
– Ангельские словеса речешь, а нож за спиной держишь! Гляди, боярин, жизнь твоя на волоске!
Откуда-то из угла, из-за спины князя, появился невысокий худой человек, одетый в черную рясу. Огромные серые глаза смотрели задумчиво. Он держался просто, но с достоинством. Человек словно глядел сквозь боярина, словно не замечал Жарислава. Он сказал, обращаясь к самому себе:
– Бес ничто противу злого человека. И бес того не замыслит, что зол человек замыслит.
– Верно слово твое, Феодосий, – повернулся к нему князь. – А то и не человек. Скот неразумный.
И опять к Жариславу:
– Моих людей в чужой земле как встречают? В Царьграде дают купцам-русичам улицы:живите, радейте. В Париже мой брат король Филипп ссужает и дружиной для охраны, чехи встречают меня с почтением. А ты со всеми поссорить меня надумал? Безголовый. А и взаправду таким станешь!
Жарислав молчал:оправдательные слова только распалят князя. Резоимец был уверен:гроза минет. Князь не убьет его. Суда боярин не боится доказательства нет, ведь донос – еще не доказательство. Даже скудной княжьей милости не лишится. Как только Ярославич немного успокоится, начнут действовать тиун Николай и воевода Коснячко, заступятся за него перед князем. Не задаром. Немало денег дал им Жарислав. И еще неизвестно, кому больше служат тиун и воевода – князю или ему?
А самый крепкий заступник за боярина – княжий сын, сребролюбец Святополк. Уж он-то замолвит слово перед отцом. Одумается Изяслав, сменит гнев на милость.
Боярин перевел взгляд на черного человека. Князь назвал его Феодосием. Наверное, это монах Феодосий, игумен тех затворников, что живут в печерах за Крещатицким ручьем, в берестяных дебрях. Говорят, праведной жизни человек. А если говорят – праведник, значит, в силу входит. Стало быть, неплохо его милость заслужить. Боярин протягивает руки к Феодосию:
– О столп премудрости, труба небесная, отец братии святой! Распознай – невинен я.