– Дьявольски тонкая работа, – усмехнулся я.
– Не говорите так! – дрогнувшим голосом попросила Ольга, – мне… мне страшно!
– Мне тоже, – вздохнул я. – Но вы-то хоть получили религиозное образование, а я – безбожник…
– Да какое там религиозное образование! Вы что, думаете, я в монастыре училась? Обычная парижская школа.
– Ну вот, теперь мы будем меряться, кто больше испугался, – засмеялся я.
Ольга через силу улыбнулась.
– Скажите, Вадим, а как вы думаете, это правда, ну… он ?
– Ничего другого я придумать не могу. Зрение, документы, и потом эти бандиты… Я видел, Печкин стрелял в упор, и пули упали на землю. Такого просто не может быть! Нет, это именно он, уж не знаю, на радость нам или на беду…
– А у вас всегда так опасно?
– Да никогда такого не было! Ну, бывает, зимой бомжи по погребам лазают, вот и вся местная преступность. А тут такое! Понятия не имею, откуда эти бандиты взялись, и зачем им моя машина понадобилась, она ведь не новая.
– Так может, этот… Георгий Васильевич всё и подстроил?
– Да ну, зачем ему это надо?
– Ну, может, хотел на нас впечатление произвести.
– Для того чтобы произвести впечатление, дьяволу вовсе не обязательно связываться с уголовниками.
– У меня от всего этого голова кругом идёт, – сказала Ольга, морщась и потирая виски. – Съездила, называется, в командировку. И посоветоваться не с кем…
– Посоветоваться? – переспросил я. – А что, пожалуй, есть один человек. Только вот не знаю, стоит ли ему всё рассказывать.
– Что, в психушку отправит?
– Нет, вряд ли, скорее высмеет. Странный он… Но больше всё равно не к кому.
– А кто он, этот ваш знакомый?
– Да так сходу и не объяснишь. Мы в одном классе учились и компания у нас была одна. Его ещё Букварём дразнили. Золотую медаль Букварь не получил только потому, что ему было лень учить то, что он считал ерундой, биологию, например. Никто не удивился, что он, единственный из двух выпускных классов, без проблем поступил в Физтех. Где Букварь работал после института и чем занимался, я не знаю. Он не говорил, а мы и не спрашивали, но докторскую он защитил в тридцать лет. А потом в мозгах у Букваря что-то замкнуло, и физик-исследователь ударился в религию. У них это бывает. Наверное, заглянул туда, куда нормальному человеку заглядывать не стоит, вот и… Ну, Букварь если уж за что берётся… Закончил семинарию, потом Духовную академию, сейчас в ней и преподаёт. Другое дело, что настоящие попы его не любят и терпят с трудом, потому что у Букваря православие как бы на свой лад. Но логик он потрясающий, настоящий теоретик, память феноменальная, и вообще… Поедем к нему? Поговорим, заодно насчёт катаров расспросим. А то я о них только от вас услышал. У нас историю Средних веков изучают так себе, а уж про ереси в христианстве и говорить нечего.
– Вам мало моих знаний? – удивилась Ольга.
– Но вы же светский учёный. Всегда интересно выслушать обе стороны. Вдруг он расскажет что-нибудь полезное для расшифровки? Да и математик он сильный.
– Разве что так… Хорошо, поедем, только давайте сразу не будем говорить ему про дьявола? Я хочу сначала посмотреть на вашего Букваря. Человеческое имя, надеюсь, у него есть?
– Имя? Хм… Странно, я забыл, как его зовут – Букварь и Букварь. Минуточку… – я полистал адресную книгу смартфона. – Александр Александрович. Ну, точно, мы ж его Сан Санычем звали. Давайте, я ему позвоню, вдруг он на занятиях или занят?
– Звоните, только мне нужно переодеться и привести себя в порядок. И ещё, Вадим, а можно вас попросить об одной вещи?
– Конечно…
– Давайте перейдём на "ты", а то я чувствую себя, как на дипломатическом приёме.
***
После смерти родителей Сан Саныч продал квартиру на Ленинских горах и переселился поближе к Сергиеву Посаду.
– "Предводитель команчей жил, однако, в пошлой роскоши", – процитировала Ольга, разглядывая дом Букваря, который никак не походил на монашескую келью. Двухэтажный, сложенный из дорогого импортного кирпича, с эркерами, башенками, двумя спутниковыми тарелками на крыше он, скорее, походил на дом новорусского коммерсанта средней руки. Вокруг участка шла кованая ограда, почему-то напомнившая мне кладбищенскую решётку, а внутри были видны ухоженные клумбы. Фонтанчики для поливки зажигали на солнце маленькие хрустальные радуги.
– Букварь мужик малость чудаковатый, но безобидный, ты не обращай внимания и не обижайся, если он что-то не то скажет.
– В каком смысле не то?
– Ну… – смутился я. – Он женский пол вообще не жалует.
– Попросту говоря, твой приятель гей?
– Да нет, нормальный он, просто считает женщин, как бы это сказать, ошибкой эволюции и предпочитает не тратить на них время. Он всегда таким был, сколько я его помню. Мы в школе за девчонками бегали, а Букварь – никогда. Ему это просто было не надо. А ещё еда для него не удовольствие, а просто питание, как горючее для машины. Вкус значения не имеет, лишь бы было питательно. Сан Саныч может неделю просидеть на китайской быстрорастворимой лапше и газировке, для него это обычное дело. Так что за стол нас здесь не пригласят. Ну что, звоню или вернёмся домой?
– Ну, раз уж приехали… – пожала плечами Ольга.
Я нажал кнопку звонка, хозяйственно прикрытую от дождя полоской резины. Щёлкнул соленоид, и домофон, спрятанный в калитке, прохрипел: "Входите".
Входную дверь открыл сам Букварь. Он был в джинсах, выцветшей футболке и в кроссовках. От него почему-то попахивало бензином. Последний раз мы встречались года два назад, и с тех пор он, по-моему, не изменился – лысый, с непропорционально большим куполообразным лбом и всклокоченной бородой. Мне он всегда напоминал пожилого плешивого шимпанзе. Плюс его фирменный взгляд как бы сквозь собеседника. При виде гостей Сан Саныч не проявил никаких эмоций, он кивнул и вяло махнул рукой, мол, проходите, раз пришли.
В доме, который построил Букварь, я раньше не был, поэтому разглядывал его с любопытством. Хозяин привёл нас в гостиную, совмещённую с библиотекой. По периметру большой комнаты шла галерея с резными деревянными перилами. Наверх вела лестница. Вдоль стен плотным строем стояли застеклённые стеллажи, забитые до отказа. В комнате работал кондиционер, но всё равно отчётливо пахло старыми книгами.
Сан Саныч принёс три бутылки минералки и бокалы. На столе стояли вазы с фруктами и конфетами. Я удивился: такого гостеприимства за ним не водилось.
– Да ты никак женился? – спросил я.
– Холостяк. Ходит тут одна послушница, готовит, убирает и вообще. Так удобнее.
– Уютно у тебя.
– Сам проектировал! Если хочешь, покажу дом, но ты, как понимаю, приехал ведь не за этим?
– Если скажу, что соскучился по тебе, конечно, не поверишь?
– Почему же, поверю, – пожал плечами Букварь, – с тебя станется. Ты и всегда был малость того, как, впрочем, и все остальные мои замечательные однокласснички.
– Спасибо на добром слове, – хмыкнул я.
– Да не за что. Скажешь, я неправ?
– Смотря с кем сравнивать. Понятное дело, по сравнению с гениальным тобой всё человечество состоит из недоумков.
– Не всё, но большинство, с этим ничего не поделаешь, другого глобуса у меня нет.
– Да помню, помню я твои убеждения. Я смотрю, ты не отступил от них ни на шаг.
– А с чего бы?
– Ладно, замнём, а то поругаемся ещё. Я, видишь ли, не такой мизантроп, как ты.
– Так станешь!
– Ну, вот когда стану… Может, тоже сан приму.
– Тебя не возьмут.
– Ну, значит, буду пребывать в атеизме…
И тут я понял, что не хочу рассказывать про то, что с нами случилось утром. Вот не хочу, и всё! Когда собирался к Сан Санычу, хотел, а теперь не хочу. Поэтому я сказал:
– Вообще-то мы за советом приехали. Понимаешь, мы тут за один проект взялись, и нужна информация по ересям в христианстве, в частности, по альбигойцам.
– Батюшки-светы, Контора решила создать православную инквизицию на манер католической? Тогда чур я первый! С превеликим удовольствием отправлю кое-кого на костёр!
– Слушай, я вижу, ты не ёрничаешь. Неужели, и вправду до такой степени не любишь людей?
То, что я – злодей,
Об этом не жалею.
Не люблю людей.
Да ну их, к Бармалею!
гнусаво пропел Сан Саныч.
– Ну, о проекте пока рано говорить, но, во всяком случае, это не инквизиция, хотя идея, что и говорить, богатая. Доложу своему генералу. Когда будет надо, вас, товарищ, вызовут. Но пока нас интересуют ереси и еретики. Кстати, а почему ты вспомнил про инквизицию?
– Так ведь она была создана как раз для борьбы с катарами, ты разве не знал?
– Нет, я думал, инквизиция – испанское изобретение…
– Большинство так думает.
Букварь привычно запустил руку в бородёнку, и я понял, почему она такая растрёпанная.
– Начальный период истории инквизиции вообще изучен слабо. Ясно, почему: очень уж неприглядная история получается. Поэтому католические авторы его либо обходят, либо пишут боговдохновенную ерунду, а светским историкам, кроме идеологически выдержанных завываний, ничего путного не написать, ведь архивы Ватикана для чужих наглухо закрыты. Пик деятельности испанской инквизиции приходится на правление Фердинанда и Изабеллы, а это уже XV век. Кстати говоря, правовую, если можно так выразиться, основу инквизиции Рим позаимствовал у императора Священной Римской империи Фридриха I Барбаросса.
О ересях в христианстве у нас читают целый курс, так что давай поконкретнее. Что именно тебя интересует?