Слухи о преступлениях Жиля де Рэ давно ходили по округе, а тут еще у барона вышла ссора с братом казначея, лицом, замечу, духовным. Жиль похитил святого отца и заточил в подземелье. Возник крупный скандал: и без того, такой разбой вещь некрасивая, а кроме этого, человек духовного звания – лицо вдвойне неприкосновенное. за дело взялись и герцог, и епископ Малеструа. если с герцогом Жилю удалось помириться, то духовная власть надругание над священников не простилаю.
Жиля арестовали и предъявили ему обвинения по всем его злодействам, но главным пунктом было сношение с дьяволом. под пыткой он признал все и был сожжен…
Но мне кажется, что это слишком неприятная история для такого веселого застолья, особенно в присутствии наших прекрасных дам. Я предлагаю ненадолго оторваться от этого роскошного стола и немного потанцевать. Я привез дивных флорентийских музыкантов!
* * *
Предложение было принято с восторгом. Герцога тут же пленила баронесса и расстроившейся Жанне пришлось танцевать с маркизом.
"У-у, кобыла старая, мое зелье на себя переводит! От этих вдовых баронесс житья нет! Тоже, наверное, как госпожа Беатриса, не одного муженька своим нравом в могилу свела, карга мерзкая!" – яростно думала Жанна, закладывая затейливые фигуры и краем уха слушая глупости маркиза.
Довольная собой и качеством зелья, мадам де Круа во время танца поняла, что герцог, наконец-то, дозрел. И ощутила острейшее желание остаться с ним наедине.
Танец окончился, и баронесса индюшкой порхнула к Жанне.
– Дорогая, перед пиром Вы показывали мне прекрасные шпалеры и коллекцию оружия Вашего отца. Герцог обязательно должен на них взглянуть!
– Ну конечно, госпожа де Круа. Ведь там прекрасные образцы клинков! Пойдемте, друзья! На оружие, привезенное из Азии и Африки стоит посмотреть! – воодушевлено сказала Жанна, кровожадно при этом подумав:
"Тебя бы этим клинком отходить, жаба разряженная!"
И любовный квадрат пошествовал в угловую гостиную смотреть шпалеры.
* * *
Расчет баронессы был прост: после осмотра достопримечательностей, они с герцогом чуть задержатся у какого-нибудь заслуживающего особого внимания меча и присоединятся к гостям попозже.
Маркиз думал точно так же в отношении Жанны.
* * *
Под предлогом слабого света, (а маркиз галантно взялся сам нести двусвечник) баронесса клещом вцепилась в герцога, картинно ахая и запинаясь на ровном месте, но удивительно точно, несмотря на шлейф, проходя ступеньки и порожки.
Жанна шла с маркизом первой парой и спиной чувствовала, как эта греховодница без стыда и совести провоцирует несчастного герцога на действия, которые, на самом деле, он не хочет совершать, просто снадобье может толкнуть его в объятия этой прожженной шлюхи, а еще баронесса, бывают же такие бесстыжие…
Слава Богу, их шествие вскоре окончилось. Они пришли в угловой зальчик. Здесь, по примеру зала трофеев в замке Монпеза¢, Жанна устроила выставку небольшой, но прекрасно подобранной коллекции мечей, сабель, ятатаганов и кинжалов.
– Вот это, – гордо рассказывала она, – испанский клинок. Настоящая толедская сталь. Отец победил на турнире одного благородного идальго из Кастилии и этот "кинжал милосердия" так ему приглянулся, что он оставил его себе, несмотря на большой выкуп, который давал за него кастилец. Отец тогда, кстати, сражался на Громобое, и резвее и послушнее коня в тот день на ристалище не было!
Тут баронесса сделал озабоченное лицо и виновато сказала:
– Дорогая моя, Вы, наверное, клянете в душе мое несносное любопытство?! Я совсем запамятовала, что юность горит ненасытной страстью к танцам! А я Вас оторвала от веселья и затащила в какой-то темный угол! Прошу Вас, не обращайте на нас внимания, Вы уже с лихвой выполнили долг гостеприимства, идите танцуйте! Мне так стыдно, что из-за меня Вы пропустили столько танцев! Я покажу герцогу шпалеры и мы присоединимся к Вам, благо дорогу назад я уже запомнила.
Жанна соляным столбом застыла на месте, не зная, что ответить на такое откровенное выпроваживание, но решила умереть, а не допустить герцога к рассматриванию шпалер.
Взрывоопасную ситуацию разрядил сам герцог. Кинжал его очень заинтересовал и, рассматривая его, он прослушал слова баронессы.
– Так значит, Громобой – боевой конь? Я еще на охоте обратил внимание, что для изящной девушки он крупноват. Как он себя чувствует? – спросил герцог, возвращая кинжал на место.
Как за соломинку схватилась Жанна за эти слова, и, подхватив герцога под локоть, со слезами в голосе пролепетала:
– Ах, герцог! Мой мальчишка-конюх, утверждает, что с ним все в порядке, но мне кажется, что он болен! Он иногда места себе не находит, мечется в стойле! Посмотрите на него, пожалуйста, может, Вы поймете, в чем дело? Извините, дорогая баронесса, через несколько минут я верну Вам Вашего кавалера! Пойдемте, герцог, пойдемте!
* * *
Неожиданно оставшиеся в одиночестве баронесса и маркиз посмотрели на друг друга и поняли, что найдут общий язык.
"Подразмяться можно и на костях баронессы, чтобы время зря не пропадало!" – думал маркиз.
"Маркиз немного собьет мой любовный пыл, чтобы герцог, бедняжка, не надорвался часом!" – рассуждала баронесса.
* * *
Герцог с Жанной спустились во двор.
По периметру он был освещен глиняными плошками с жиром. Так, что прямоугольник брусчатки, ограниченный отелем, стеной ограды и хозяйственными постройками, оказался окаймленным тонкой цепочкой огоньков. Этот прием Жанна подсмотрела на одном из последних маскарадов в замке герцога Бретонского и он ей очень понравился.
Сейчас ею владела лишь одна мысль: увести герцога подальше от любвеобильной баронессы.
Поэтому она решила провести его в конюшню через каретный сарай, а потом другим ходом вернуться в пиршественный зал, оставив баронессу сидеть в одиночестве у шпалер.
Стояло полнолуние.
Света и без цепочки огоньков хватало. Луна заглядывала прямо в раскрытые двери сарая, рисуя на полу большое светлое пятно.
Подобрав шлейф праздничного платья, Жанна первой шагнула в его сумрак. Задевая подолом клочья сена, она осторожно, боясь в темноте ненароком зацепиться и порвать нарядную ткань, пошла к входу в конюшню.
Как оказалось, именно сеновала и не хватало, чтобы в распаленном двойной дозой адского подогрева герцоге не взорвался вулкан плотских страстей.
Тело герцога (совсем без участия его головы) вспомнило, какое множество девушек Лотарингии, Бургундии, Артуа, Турени и других земель любил он в походах на стогах, копнах и зародах; в сенных сараях, конюшнях, и устланных сеном телегах.
В знакомой обстановке старый инстинкт воскрес, как феникс из пепла. И не успела Жанна даже ахнуть, как герцог безупречно освободил ее от такого неудобного, труднохранимого и скоропортящегося груза, как девственность…
* * *
Именно этот момент, которого она, в сущности, и добивалась, представлялся Жанне совсем по-другому.
Никаких конкретных картин в ее голове не возникало, но казалось, что все должно быть очень торжественно и возвышенно, под балдахином, на шелковой ароматной простыне, отделанной по краям серебряной вышивкой. И за стеной обязательно должны играть арфа, флейты и лютня.
Сейчас ей было нечисто и больно. Мерзкое сено набилось под платье и противно кололо. По ногам текло что-то омерзительно липкое… И вообще, все это было не то, и не так!
Поэтому неподдельные слезы хлынули рекой:
– Я думала… думала… герцог… А Вы!.. А говорили… А сами!.. Ой… ма-а-а-ма-а-а…
Герцог Барруа был истинным рыцарем до мозга костей и настоящим мужчиной.
Он не стал падать на колени и молить обесчещенную деву о прощении, целуя край ее платья и посыпая голову сенной трухой в качестве пепла. Герцог просто присел рядом с ревущей Жанной, обнял ее и грустно сказал:
– Душа моя, сделанного не воротишь… Я не лгал, когда говорил, что давно не любил женщин, поверьте… Но Ваша молодость и красота вернули мне силы и юношеский задор. Единственное, чем я могу хоть немного искупить теперь свою вину – это предложить Вам стать моей супругой. Я не молод ни телом, ни душой. Неизвестно, сколько лет жизни отпустил мне еще Господь. Но клянусь, что пока я дышу, более верного рыцаря Вы не найдете! Право выбора за Вами. Я понимаю, что мое предложение – лишь ничтожная, жалкая попытка загладить причиненный мною непоправимый урон Вашей чести и Вашей девственности… Решайте, Жанна. Я прошу Вашей руки!
– Я согласна-а-а… – шмыгая носом, сказала Жанна.
* * *
Даже после столь крупного события, знаменующего переворот в их дальнейшей судьбе, герцог не забыл про первопричину, приведшую его сюда. И, все-таки, дошел до конюшни.
Убедившись, что Громобой здоров, как бык, он сказал Жанне:
– Старый вояка грустит о битвах и турнирах. Почаще с ним выезжать и он перестанет беспокоиться! Пойдем, душа моя, объявим о нашей помолвке и предстоящей свадьбе.