- Через две недели, - Тед попрощался с мужчинами, - встречаемся в Провиденсе. Мистер Келлог пожалеет о своем бойком пере. Мы его заставим, как бы это сказать, проглотить собственные слова.
Юноша вышел в прохладную, мартовскую ночь. Весело насвистывая, Тед направился обратно к особняку Горовицей.
Когда Тед ушел, судья запер дверь библиотеки и кивнул: "Дэвид". Племянник подвинул к себе неприметную, картонную папку: "Я не могу открыто проявлять свой интерес к внутренним делам Российской империи. Тем более, все мы знаем, - он посмотрел на старшего Фримена, - что в посольстве императора Николая, лежит распоряжение об отказе в визах нам всем, даже, - Дэвид усмехнулся, - дяде Натану".
Эстер Горовиц сразу сказала: "Милые мои, от нас никакой помощи не дождешься. Евреев там дальше черты оседлости не выпускают. Натану просто не дадут разрешения приехать в Санкт-Петербург, будь он хоть трижды американец и государственный чиновник. Вы не помните, когда в Европе были такие времена, а я помню. Мой покойный брат налог штатгальтеру платил, за то, что нам разрешали в синагогу ходить, - она затянулась сигаркой: "Судаковы, конечно, постараются что-то узнать, на Святой Земле. Через Ханеле, может, она слышала..."
- Что можно слышать, сидя на мельнице в польской глуши, - недовольно пробормотал Тедди. Он вспомнил высокую, красивую, черноволосую девочку, со странными, мутными, серыми глазами. Тогда, в Париже, Ханеле все смотрела на него, а потом улыбнулась: "Ты хороший. Очень хороший. Как будто светишься".
- Ладно, - сейчас заметил Тедди, - давай, что у нас есть.
- Ничего у нас нет, - горько ответил Дэвид. "Не буду же я напрямую спрашивать у посла Российской Империи, господина Бодиско: "Где Воронцовы-Вельяминовы, ваше превосходительство?"
Нат закурил. Протянув ноги к огню, адвокат взял карандаш: "Кое-что мы все-таки знаем. Еще с тех времен, когда Мартин и Бенедикт покойный добрались до этой самой Сибири"
- Мой брат младший там левую руку оставил, - мрачно сказал Тедди, - еще хорошо, что не голову. Если бы не матушка, они бы там все погибли. Мама их оттуда вывезла. Протащила через весь Китай до Кантона. Останки было опасно забирать. Они там и лежат, Юджиния и ее муж. А где дядя Теодор и тетя Тео, где дети, один Бог ведает.
- Двое детей, - Нат покусал карандаш. "Мальчики, оба. Она второго родила, преждевременно, и умерла. Может, и второй умер? - он посмотрел на мужчин.
- Матушка нашла записи, - Тедди курил, глядя на огонь в камине. "Федором его крестили, а восприемником был нищий какой-то, Федор Кузьмич. Местные сказали, что старшего мальчика после смерти родителей забрал курьер, в военной форме, а младший исчез".
- Как исчез? - удивился Нат.
Тедди выхватил с полки большой атлас мира, и стал яростно переворачивать страницы: "Смотри. Вот Российская Империя. Отсюда, - он ткнул пальцем в Тихий Океан, - и до Варшавы. От Полярного Круга до пустыни. А теперь расскажи мне, Натаниэль, как ты собираешься искать в ней две могилы и двух детей, которые вряд ли помнят кто они такие?"
- Старшему сыну пять лет, было, - вздохнул Дэвид, - он помнит. Наверное. Но, в любом случае, -племянник взглянул на Тедди, - тетя Марта и дядя Питер не умрут, пока не найдут хоть кого-то. В этом я уверен.
- Дяде Питеру четыре года до ста лет осталось, - заметил Нат.
- Тете Эстер тоже, - Тедди разлил остатки виски, - а она сегодня весь день на ногах провела, как вы сами видели. Эти люди нам не чета.
Они выпили. Дэвид, поднялся: "Ладно, поработали мы сегодня отлично. Пойду, посмотрю, как мальчишки, и еще у себя посижу, с документами".
Наверху было тихо. Он заглянул в спальню и улыбнулся. Сыновья спокойно сопели, на столе были разбросаны учебники и тетради. Дэвид подумал: "Мне четырнадцать было, когда папа умер. Майкла ровесник. Господи, как мне дядю Тедди и тетю Мораг покойную благодарить, что не бросили меня. Взяли к себе, как сына своего вырастили. Надо будет потом мальчишек в Лондон повезти. Пусть с европейской родней познакомятся. Детям Бенедикта и Антонии восемнадцать, как время летит. И Марта будет там, при прабабушке, - он осторожно закрыл дверь и пошел к себе.
Мэтью тихонько выдохнул. Он лежал, закинув руки за голову, боясь даже пошевелиться. Старший брат спал чутко. Мальчик видел перед собой ее. Она вся была, как будто вылеплена из крема-карамели. Они с братом покупали десерт во французской кондитерской лавке, в Вашингтоне, по дороге из школы домой. Она была маленькая, ладная, с черными, горячими глазами и темно-красными, пухлыми губами.
- Бет, - шепнул Мэтью, и все-таки не выдержал, встал с постели. Он двигался неслышно, будто кошка. Пройдя в умывальную, прислонившись спиной к двери, мальчик опустил руку вниз.
- Бет, - повторил Мэтью, касаясь себя. Она стояла на коленях, подняв голову, глядя на него, и в глазах ее блестели слезы. Мэтью раздул ноздри. Заставив себя не стонать, мальчик тяжело, облегченно задышал. Потом он вымыл руку. Вернувшись в постель, удовлетворенно улыбаясь, Мэтью заснул.
Дэвид зевнул и перечитал ровные строки: "Однако я рекомендую, при ратификации Сенатом договора Гваделупе-Идальго, обратить особое внимание на статьи девятую и десятую, которые гарантируют защиту прав мексиканцев на переданных территориях, и оставляют за ними земли, предоставленные, испанским и мексиканским правительствами".
Он подошел к окну: "Никогда в жизни они этих статей не подпишут, наши ястребы. Скажут, что мы пятнадцать миллионов долларов заплатили за новые земли, и взяли на себя долги Мексики. Отец купил Луизиану, а я весь юго-запад США, - Дэвид рассмеялся. Посерьезнев, он вытащил из кармана сюртука кошелек. Визитная карточка была там, совсем простая, напечатанная на дешевой бумаге. "Сара-Джейн Вудсон", - прочел он. "Преподаватель".
В Филадельфии поезд стоял два часа. Тедди, взяв экипаж, повез детей в город, показать им Индепенденс-холл. Стояла отличная, солнечная погода. Дэвид купил газеты. Заказав обед, устроившись за столом в ресторане, он велел принести кофе. Дэвид едва успел закурить сигару, как, услышал в распахнутое на перрон окно ленивый мужской голос, с южным акцентом.
- Нет, мисс, - мужчина издевательски усмехнулся, - я не знаю, где библиотека. Могу вас проводить до борделя. Всем черным шлюхам только там и место.
Дэвид ткнул сигарой в пепельницу и вышел на перрон. Он увидел высокую, стройную девушку с кожей цвета темного каштана, в простом платье и суконной накидке. Она, стояла, сжимая в руке потрепанный саквояж. Хорошо одетый джентльмен, измерив ее взглядом, протянул руку к ее груди. Девушка отшатнулась. Дэвид, вспомнив драки в Бостонской Латинской школе, одним ударом разбил ему нос. Мужчина опрокинулся на спину, и закричал: "Полиция!"
- Джентльмен поскользнулся, - Дэвид обаятельно улыбнулся подбежавшему человеку в форме железнодорожной компании. "Бывает. Мисс, - он поклонился, - я прошу прощения".
Она зарделась и что-то пробормотала.
- Какая вам нужна библиотека? - поинтересовался Дэвид.
Ее звали Сара-Джейн Вудсон, ей было двадцать три года, она была дочерью священника и преподавала в школе для цветных в Огайо. Дэвид проводил ее в библиотеку Свободной Африканской Школы. Девушка приехала в Филадельфию за учебниками. На прощание, дав ей свою карточку, Дэвид серьезно сказал: "Мисс Вудсон, если бы я знал ваш адрес, я бы мог вам прислать новые книги. В столице, отличные магазины. Я получаю свои заказы прямо из Европы".
Она краснела, отнекивалась, но адрес он у нее все-таки выпросил.
- Брось, - сказал себе сейчас Дэвид, - прекрати. Тебе два года до пятидесяти, а ей едва за двадцать. Зачем ты ей нужен?
Он взглянул в темное окно, и увидел ее черные, тяжелые, стянутые в простой узел косы, пятна чернил на длинных пальцах. Дэвид внезапно разозлился: "И что я ною? Если я ей не понравился, она мне просто не ответит, вот и все. Но попробовать надо, - он рассмеялся, - иначе я потом всю оставшуюся жизнь жалеть буду, что побоялся".
Он вернулся к столу. Повертев свою механическую ручку, фаберовскую, с золотым пером, Дэвид взял лист чистой бумаги.
- Дорогая мисс Вудсон! - решительно начал мужчина, - вы, наверное, меня не помните. Я джентльмен из Вашингтона, что, в Филадельфии, проводил вас до библиотеки..., - он писал, подыскивая слова, и все еще улыбался.
Святая Земля. Яффо
Приемная была обставлена мебелью красного дерева. В раскрытые окна вливался томный, теплый воздух, пахло солью и пряностями, со двора слышались голоса грузчиков. Толстенький человек в длиннополом сюртуке, снял черную шляпу. Под ней была кипа. Вытирая пот со лба, посмотрев на дубовую дверь, он пробормотал: "Видимо, рав Судаков очень занят".
- Очень, - согласилась высокая, рыжеволосая девочка, в простом, темном платье. Она внесла в переднюю медный, чеканный поднос с лимонадом. "Вы пейте, господин Мандель, - улыбнулась она, - в Вильно, наверное, еще снег лежит, а у нас, - девочка поставила перед ним стакан с лимонадом, -миндаль отцвел. Скоро еще жарче будет".
Мандель пробормотал благословение. Отпив, он пожаловался: "Куда еще жарче?"
Она склонила голову: "Оставайтесь здесь до лета, господин Мандель, увидите".
Девочка присела за конторку и деловито сказала: