Эпилог. Июнь 1855, Кавказ
Аул Ведено
На большой, утоптанной копытами лошадей земляной площадке было шумно. Наверху, над каменными стенами домов метались растревоженные птицы. Летнее, жаркое небо было просторным, светлым. Пахло потом лошадей и кровью. Шамиль, он сидел в седле, посмотрел на ряд привязанных к столбам людей и махнул: "Начинайте!"
- Отличная кавалерия, - он любовался тем, как всадники на скаку, одним быстрым, легким движением отрубают головы пленникам: "Надо удержать русских на западе, бросить против них конницу. И на всякий случай, укрепить Гуниб".
Шамиль, внезапно, усмехнулся. Он уехал из Гуниба два месяца назад. В узкой, зажатой между скалами долине, расцвел миндаль, река быстро бежала по камням, дул восточный, свежий ветер с моря. Она жила на женской половине дома, в маленькой комнатке, убирала, стирала, готовила еду с другими женщинами. Шамиль даже не говорил с ней, просто иногда любовался ее тонкой фигуркой. Со спины было совсем незаметно, что она носит ребенка.
- Она как раз родить должна, - Шамиль вынул шашку, приказав привести следующую партию рабов. "Через сорок дней можно делать никах. Ребенка мы вырастим, конечно. Сам пророк Мухаммад усыновил дитя. Вернусь в Гуниб, пусть ее накажут, дома, не на глазах у всех, незачем позорить женщину, а потом я возьму ее в жены. Так будет правильно".
- Убейте! - услышал он отчаянный, раздирающий уши крик, на русском. Один из прошлых пленников, отвязанный от столба, катался по земле. Из обрубков рук хлестала кровь.
- Поставьте его на ноги, - Шамиль пришпорил коня и рассек человека напополам.
- Ведите еще! - он полюбовался алой, сверкающей на стали, кровью. На площадке валялись трупы. Имам, щелкнул пальцами: "Только сначала пусть все уберут".
- Это Шамиль, - понял Степан, глядя на высокого, седобородого человека в старой черкеске. Степан стоял в цепи других пленников, связанный. "Господи, - вдруг сказал себе он, - а если он просто выбросит этот блокнот? Я ведь рискую, очень рискую. Он зверь, посмотри на то, как он с пленниками обращается. Если он даже не поинтересуется, что у меня нашли?"
Его продали сюда, в аул Ведено, из Шали, два месяца назад. Прежний хозяин немного знал русский язык. Когда Степан перестроил ему дом, хозяин даже отдал ему старый, с пожелтевшей бумагой блокнот и карандаши. Степан подумал, что это осталось от какого-то прежнего пленника.
- Тебе надо, - хозяин повел рукой в воздухе, изображая рисунок.
- Надо, - кивнул Степан и усмехнулся. Чертежей здесь никто никогда не видел. Его хозяин задолжал какому-то горцу из Ведено, и Степана отправили сюда. Он уже немного понимал язык. Оказавшись в ауле, он уловил слово: "Шамиль". Здесь была его ставка, стены были хорошо укреплены. Степан, искусно перепрятывая блокнот, начал рисовать их планы.
Потом он оставил тетрадь на видном месте, в расчете на то, что рисунки найдет хозяин. Так и случилось. Его избили и сбросили в закрытую решеткой яму, держа там на цепи.
- Не страшно, - говорил себе Степан ночами, вспоминая ее ласковые, мягкие губы, ее нежный голос, рядом, совсем близко, у самого его уха. В пещере, Марта положила голову ему на плечо, и рассмеялась: "Я всегда так думала, милый. Всегда думала, что встречу человека, которого полюблю, на всю жизнь, и он так же будет любить меня. И встретила".
- Я читал, - он обнимал ее, целуя теплые волосы, зеленые глаза, вдыхая запах жасмина, - читал о чужой любви и плакал. Я и не представлял себе, что у меня так будет, Марта.
- У тебя есть, - она тихо рассмеялась: "Есть, Степушка. Я всегда, всегда буду с тобой".
- Не страшно, - повторял себе Степан: "Шамиль мне поможет. Я найду Марту, и мы уедем отсюда. Я на все готов ради нее".
Он знал, знал в самом сердце своем, что Марта жива.
- Она не могла умереть. Она говорила, пока мы вместе, смерти нет. А мы вместе, - Степан улыбался и засыпал, глядя на крупные, яркие горные звезды, что виднелись сквозь решетку над ямой.
- Ваша светлость, - Шамиля тронули за плечо. Пленники, подгоняемые ударами нагаек, сваливали трупы в телеги, и посыпали площадку песком.
- Что еще? - вздохнул Шамиль, повернувшись, принимая какой-то потрепанный блокнот.
- Нашли у одного из этих, - горец показал на пленников.
- У того, - он прищурился, - высокого, рыжеволосого, - мужчина махнул в сторону коротко остриженной головы.
- Огромный какой, словно медведь, - Шамиль открыл блокнот и нахмурился: "Приведите его ко мне, и продолжайте занятия".
Он рассмотрел искусно начерченные планы укреплений и хмыкнул: "Шпиона, что ли, русские подослали? Никогда они таким раньше не занимались. Если начали, я этого мерзавца лично на куски разрублю".
Шамиль спешился и хмуро посмотрел на русского, что стоял перед ним. Глаза у того были синие, словно летнее небо, упрямые. Имам, невольно, подумал: "Знаю я таких людей. Этот не предаст, не перебежит на нашу сторону, хоть ты что с ним сделай. Бить его бесполезно, он и так весь в побоях. Ничего, я его заставлю признаться, кто он такой, а потом казню, на глазах у всех. Еще и крест носит, не боится. Надо было давно сорвать".
Шамиль знал русский язык, но давно на нем не говорил. Подобрав слова, имам спросил: "Кто ты такой? Тебя прислали следить?"
Пригревало солнце, с площадки слышалось конское ржание и крики умирающих людей. Русский вскинул голову и отчего-то улыбнулся разбитыми губами: "Военный инженер, полковник Степан Петрович Воронцов-Вельяминов, ваша светлость. Нет, я не шпион. Я хочу перейти на вашу сторону".
Шамиль помолчал, пристально глядя в избитое лицо. Русский так и стоял, с поднятой головой, не отводя глаз.
- Тебя здесь взяли в плен? - Шамиль показал в сторону запада и полистал страницы блокнота. Он замер. Среди чертежей он увидел искусный рисунок. Он сразу узнал Марджану. Девушка, в шароварах и кафтанчике, с распущенными волосами, сидела на каком-то камне, на берегу реки. "Нельзя даже краем глаза видеть такое, - сказал себе Шамиль, но не смог захлопнуть блокнот. Она тонко, лукаво улыбалась. Шамиль вспомнил, как она смотрела на него там, в мечети. Сжав зубы, он спросил: "Это кто?"
- Моя жена, - ответил Степан: "Нас похитили вместе, в Крыму, еще осенью. С тех пор я не знаю, что с ней случилось. На вашей войне, - он невольно усмехнулся, - я не воевал".
Шамиль смерил его долгим, холодным взглядом: "Почему ты хочешь помогать нам? Ты хочешь стать правоверным?"
- Нет, - покачал головой Степан: "Я хочу найти свою жену, ваша светлость".
Шамиль положил блокнот в карман своей черкески. Повернувшись к наибам, имам велел: "Дайте этому человеку помыться, покормите его, и найдите одежду. Он поедет со мной в Гуниб".
С минарета доносился крик муэдзин. Имам ушел, за ним потянулись другие воины. Степан все стоял, глядя ему вслед, пока кто-то не подтолкнул его: "Пойдем, русский".
- Она жива, - сказал себе Степан, когда его подвели к колодцу. С него сняли цепь и дали в руки ведро. Он вскинул голову и посмотрел в бесконечное, летнее небо: "Марта жива, я верю". Вымывшись, взяв тюк с какой-то старой одеждой, он стал одеваться.
Когда он поел, его вывели на площадь перед мечетью. Шамиль, осмотрел его: "Я пока не знаю, могу, доверять тебе, или нет. Там решу, - он махнул рукой на восток: "Садись в седло, и помни, если ты подослан русскими, тебе не жить".
Степан только кивнул. Приняв своего коня, он увидел, как колонна всадников выезжает на узкую, горную дорогу. Он ехал в середине отряда, глядя на восток, повторяя себе: "Я найду ее. Все, что угодно сделаю, а найду".
Аул Гуниб
В середине маленького дворика был устроен каменный очаг. Марта добавила холодной воды в медный таз. Сняв его с огня, девушка замочила пеленки. Утро было солнечное, жаркое, над головой шелестел листьями большой, мощный грецкий орех. Вдоль стены, на веревках, висела высохшая за ночь одежда. Марта была в темном, вышитом разноцветными узорами платье, в таком же платке. Здесь женщины не закрывали лицо, даже на улице.
Она обернулась. Мальчик спокойно спал, в тени дерева, на расстеленном по земле ковре. Длинные, рыжие реснички дрожали. Марте показалось, что сын улыбается.
- Петенька, - одними губами сказала она. Мальчик родился три недели назад. Он был крупный, крепкий, рыжий, как солнышко, с голубыми, большими глазами. Ночами Марта лежала в своей комнатке, прижимая его к себе, кормя, он сопел и затихал у груди. Девушка, подняв голову, заставляла себя не плакать:
- Еще чуть больше месяца, и все. Шамиль вернется с запада, и надо будет..., - она тихо вздыхала. Бежать было невозможно. Зимой аул отрезало от долин, обледенелые тропы заваливало снегом, да и Шамиль уехал из Гуниба только в конце весны. Марта вылила грязную воду и стала полоскать пеленки. Она никому не говорила, что знает русский, это было бы подозрительно. Даже с наложницами Шамиля, их было больше десятка, она объяснялась на местном языке. Марта быстро его выучила.
- А если сейчас? - Марта взглянула на Петеньку и стала развешивать белье: "Но мальчику еще месяца нет, куда я пойду?". Шамиль отдал ей письма и паспорт, и даже не стал обыскивать ее вещи. Все, что лежало в суме, осталось нетронутым. Иногда Марте казалось, что имам забыл о ней, но потом она ловила его взгляд. Опустив голову, девушка отводила глаза.