- Этот воротила скупал ящики с товарами, брошенные на причалах во время депрессии, и продавал их состоятельным клиентам, поскольку верхние слои общества кризис не затронул. Когда же рабочий класс смог вновь совершать покупки, он открыл большой магазин-барахолку, где продавались стеклянные "бриллиантовые" ожерелья, японские веера, китайские зонтики. Для среднего же класса папаша Льюиса импортировал богемское стекло и французский фарфор.
- Быстро сообразил предложить ассортимент товаров, соблазняющий людей на покупки, - подтвердил Бернард Бут.
- На каждом предмете была этикетка с ценой - новинка, которая положила конец унизительному торгу по каждой продаже, - напомнил Хэнк.
- Кажется, его компания одной из первых начала рассылать каталоги для заказов по почте, - присовокупил Бернард.
- Они до сих пор практикуют это. У меня есть один такой, - похвасталась миссис Хэкли.
- Приберегите его. Когда-нибудь это станет предметом вожделений коллекционера, - посоветовал Бернард.
- А каким же образом Чарлз Тиффани поднял компанию до статуса изысканного ювелирного искусства? - заинтересовалась я.
- Чистое везение.
Хэнк объяснил, что партнер Чарлза делал закупки в Париже в 1848 году, когда пал режим короля Луи-Филиппа и аристократия бросилась в бега, продавая свои драгоценности за полцены. Партнер скупил столько, сколько смог. По распоряжению Чарлза драгоценные камни поместили в новую современную оправу, и Гульды, Морганы, Вандербильты и Асторы буквально сбежались за ними. Не осталась в стороне даже королева Виктория. Так что он приобрел известность как Король бриллиантов.
- От позолоты к золоту, от стекла к драгоценным камням, - констатировал Бернард, подцепив вилкой изрядную кучку пюре из картофеля и гороха. - Находчивость создала богатство, а теперь богатство питает искусство. Можно сказать, превзойти отца стало моральным долгом членов семейства Тиффани.
- Вот причина его бешеной выходки в комнате выдачи, - сделала вывод я.
- Ну что, ты уже подошел к концу? - вопросил Дадли.
- Нет. Чарлз еще прославился тем, что продавал серебряные офицерские шпаги в Центральном парке во время Гражданской войны.
- Конъюнктурщик! - воскликнула миссис Хэкли. - Кто может питать уважение к конъюнктурщику?
- Я могу, - заявил Бернард. - Кто пострадал от этого? Никто.
- Скажи это любому парню-солдату из Теннесси, которому таким декоративным оружием распороли кишки, - возразил Дадли (такой уж он чувствительный).
Хэнк поведал нам, что дружба с Ф.Т. Барнумом научила Чарлза извлекать выгоду из причастности своего имени к чужой славе, чего он и добился, даря великолепные серебряные чаши певице Женни Линд, лилипуту Тому Таму, мальчику-с-пальчику, и скульптору, изваявшему статую Свободы. Газеты жадно хватались за эти истории. Бесплатная реклама для "Тиффани и Ко".
- Ловок же примазываться к чужой славе, - пробормотала себе под нос миссис Хэкли.
- Один из цирковых слонов Барнума как-то обезумел, - продолжал Хэнк.
- Я помню, - выпалила Мерри, оживившись. - Он затоптал нескольких парней, и пришлось его пристрелить.
- Чарлз купил тушу, заказал сделать из нее чучело и выставил его в витрине своего магазина с объявлением: "Слон-убийца, подлежит использованию для изготовления памятных ремней, классных бумажников, запонок из слоновой кости. Делайте ваши заказы, пока в наличии еще имеются самые лучшие части материала". Это имело оглушительный успех.
- Молодец! - вынес свое суждение Бернард. - Король бриллиантов прикрыл все грехи принца мошенников.
- Но ведь есть еще одно поколение. - Хэнк многозначительно уставился на меня. - Не знаю, известно ли вам, Клара, что ваш хозяин никогда не завершает год с убытком. Именно Чарлз и его "Тиффани и Ко", а не Льюис, держат на плаву ваше предприятие "Тиффани глас энд декорейтинг кампани".
Тут уже все, даже миссис Хэкли, обратили свои взоры на меня. Я проглотила оказавшийся во рту кусок рыбы не прожевав. Оказывается, мне выпало трудиться вовсе не в беззаботной стране фантастических фламинго и украшенных драгоценными камнями павлинов. Теперь мне стало понятно напряжение, которое заставляло мистера Тиффани крушить вазы вдребезги.
- Я полагаю, ставки, которые он делает на Чикаго, в немалой степени зависят от вас, Клара. - Бернард потрепал меня по руке. - Нет необходимости волноваться. Природа создает алмазы под огромным давлением, а вы - наш ослепительный бриллиант!
Глава 6
Желтый нарцисс
Весна, и Грэмерси-парк в это воскресенье "оделся" в желтые нарциссы - "рюмочки" с оборчатым краем на шестиугольных "блюдечках". Они напомнили мне стихотворение Вордсворта о диких нарциссах. Как оно начинается? Ах да… "Я бродил одинокий, как облако". И потом: "Каким же богатством одарило меня это зрелище". Порадуешься за него. Только поэт или влюбленная женщина могли измерять богатство цветами. Я не принадлежала ни к тем, ни к другим.
Прогуливаясь в задумчивом настроении, я дошла до парка на Мэдисон-сквер. Шарманщик устроился со своей обезьянкой под магнолией, излучающей сияние своими кремовыми цветами, каждый лепесток - кубок солнечного света. Бродячего музыканта окружали дети, няньки и детские коляски с белыми занавесочками, похожие на передвигающиеся свадебные торты. Каждый в парке бродил в компании еще кого-нибудь. Даже шарманщик обзавелся мохнатым другом. Одиночество преследовало меня, невзирая на его веселую мелодию.
Сгорбленная женщина продавала фиалки и нарциссы. В сезон их цветения Фрэнсис каждую неделю приносил мне желтые нарциссы. В двух нарциссах он приносил мне весну.
- Могу я купить только два нарцисса? - спросила я.
- Продаю по три штуки за десять центов. - Ее голос прозвучал как скрежет рашпиля по металлу.
Я опустила монетку в ее сложенную глубоким ковшиком руку, поблагодарила и ушла, наблюдая, как колышутся и трепещут цветы.
Конка с перегруженным верхом, влекомая в направлении центра двумя взмыленными клейдесдальскими тяжеловозами, остановилась на углу. Я поднялась в нее. Цокот тяжелых копыт создавал убаюкивающий ритм, пока мы проезжали Дамскую Милю, а затем особняки Пятой авеню. Я сошла на Пятьдесят седьмой улице и пошла пешком к вест-сайдской квартирке Элис Гуви, неподалеку от "Лиги студентов-художников", где она обучалась. Я не видела ее со времени заупокойной службы по Фрэнсису.
Еще юными девушками в Толмэдже, штат Огайо, мы проводили восхитительные дни у прозрачного потока, впадающего в грязную реку Кайахога. В одном местечке на берегу, на площадке, которую называли "театром", мы представляли в лицах "Гайавату" Лонгфелло, увлеченно читая поэму вслух и жестикулируя. Летом, чувствуя себя до головокружения отважными, мы подбирали наши юбки и заходили в воду. Ощущение движения холодной воды вокруг босых ног пробуждало в нас глубокое волнение. Нам больше всего нравились места, где на воде играла рябь и световые блики танцевали на дне. В минуты спокойствия мы разделяли наше любопытство по поводу мира мужчин и гадали, будем ли мы, когда вырастем, такими же домохозяйками, как наши матери, или же нам предстоит нечто дерзкое, современное и таинственное - стать женщинами-профессионалами.
Элис вышла на мой стук в махровом халате и шлепанцах, вытирая волосы полотенцем насухо.
- Клара! - Она заключила меня в объятия и втащила в дверь. - Я все собиралась поехать в Бруклин повидать тебя.
- Очень мило с твоей стороны, но я больше там не живу. Переехала к югу от Грэмерси-парка.
Я утонула в подушках плетеного кресла. Знакомое, изношенное розовое покрывало из синели, пузатая масляная лампа с абажуром из пергаментной бумаги на раскладном столе, служащем для писания, принятия пищи и рисования, тканый коврик с лоскутными вставками, который мы купили в Центре женского рукоделия в Кливленде, немедленно породили во мне ощущение тепла и уюта.
- Я вернулась работать к Тиффани.
- Неужели?
- Фрэнсис не оставил мне денег.
Она застыла в изумлении.
- Ну, всего лишь столько, что хватило на похороны и на пару месяцев прожитья. Остальное, значительная сумма, досталось дочери, о существовании которой я не подозревала. Очевидно, раньше у меня была предшественница.
- Нет! Я не могу поверить.
Я тоже не могла. Потрясенная, я выхватила завещание из рук адвоката, и край бумажного листа, острый, как осознание моего достоинства в его глазах, порезал мне кожу - как будто содержание завещания уже не нанесло ощутимую рану.
- Эта якобы дочь оказалась некой сестрой Марией-Терезой, так что наследство досталось монастырю. А я, падчерица священника-протестанта, оказалась на улице. - Сарказм дал мне минутную возможность облегчить душу. До сих пор мне было некому поведать об этом.
Элис с громким стуком хлопнула щеткой для волос по пустому столу.
- Это ужасно! С тобой поступили нечестно. Я очень сочувствую.
- Не убивайся так из-за меня, Элис. Я не хотела бы оставаться больше ни дня замужем за таким обманщиком.
- Разве ты ни капельки не сердита на него?
- Бываю, когда падаю духом.
- А ты не можешь подать в суд?
- На кого? На монастырь? На святую католическую церковь? А на каком основании? Когда я выехала из пансиона в Бруклине, то оставила все вещи дочери, даже его смену белья. Может, какая-нибудь бедная неприхотливая душа в сутане может использовать его чашку со специальной крышкой, чтобы не замочить усы при питье. Что забавляло меня больше всего, так это мысль, для чего монашкам может пригодиться его книга об учении Дарвина.
Элис прикрыла рот ладонью.