Я оцепенела и даже не смогла вздохнуть какое-то время, показавшееся мне вечностью. Мой легкомысленный план оставаться и женой, и художником рухнул, подобно стеклянному дому, возведенному на зыбучем песке. Поднимаясь, чтобы уйти, я услышала, как мистер Тиффани тоном заботливого дядюшки произнес:
- Будьте осторожны, Клара.
Хотя, покидая кабинет, я держалась прямо и шаг мой был тверд, на самом деле меня раздирал стыд за то, что осмелилась просить, терзало чувство глубокого поражения, потому что мне отказали. А еще меня жгло осознание того, что наша взаимная любовь к тому, что мы создавали, не оказалась достаточно сильной, чтобы сохранить восторженный союз двух художников, который, я это чувствовала, существовал между нами. Я отправлялась в плавание в неизвестное будущее, и путь назад был отрезан. Теперь, подумалось мне тогда, я буду вынуждена зависеть от любви, заполняющей мой кубок жизни.
Шальная мысль промелькнула у меня в голове, сходная со своевольностью стрекозы. А не мог ли кто-то подговорить Эдвина устроить это? Предложил ему то, перед чем невозможно устоять, если он покинет меня? Некто, кто знал, что я вернусь в студию Тиффани? Мистер Тиффани собственной персоной, который обещал Эдвину несметное вознаграждение за то, что он вернет меня ему? Деньги могли оказаться слишком сильным искушением, при количестве, достаточном для финансирования предвыборной кампании без необходимости работать в Мексике. Уродливая мысль. Я отбросила ее, но она вернулась непрошеной гостьей. Сколько стоило бы мистеру Тиффани мое возвращение?
На фоне мрачных мыслей я чувствовала, что ответственность за здоровье и безопасность Эдвина легла тяжелым грузом на мои плечи, и я вязла в трясине сомнений и самообвинений, не зная, ощущать ли себя разозленной, или покинутой, или виноватой. Приехал бы он сюда после Чикаго, если бы я не поехала с ним? Вероятно, нет. Ответственность болезненно давила на меня, как всегда. Ладно, пускай. Отныне я буду придерживаться своих ценностей Среднего Запада, хранить верность книге этикета моей матери и быть достойной приемной дочерью священника во всех приличествующих повседневных отношениях.
Двумя днями позже мистер Кей подогнал свою двуколку к гостинице, из нее выскочил Джордж и побежал через лужайку в беседку ко мне, распугав гусей. Он бросился в мои объятия. Я не могла понять, кто из нас кого утешает: я его или он меня.
- Расскажи обо всем, что привело к этому. - Хвала милосердию, его тон был не обвиняющим, а паникующим.
- Эдвин произнес воодушевляющую речь в Чикаго, а затем пожал с сотню рук на последующем приеме. На другой день в поезде он чувствовал себя вполне бодро в отношении наших планов и говорил о выставлении своей кандидатуры на выборы в Законодательное собрание штата.
- Ему было дурно в поезде?
- Нет, но окно он открывал. Может, его и подташнивало. Эдвин был счастлив показать мне озеро. В Чикаго мы прикидывались братом и сестрой и жили в гостинице в отдельных номерах. Здесь же зарегистрировались как муж и жена.
Джордж явно ожидал больших подробностей. Я покраснела и сказала:
- Мы занимались любовью.
- Ну и?
- Это было прекрасно, Джордж. Мы оба были безмерно счастливы. Не было ничего такого, что могло привести к этому.
Джордж расхаживал по беседке, подобно тигру в клетке, и бормотал:
- Похоже на то, что тебя это ни капельки не трогает. Ты не заплакала. Ты даже не закатила истерику.
- У некоторых женщин более сдержанная манера переживать отчаяние.
Боль в челюсти от скрежетания зубами не являлась видимым доказательством, так что я показала ему обкусанные до основания ногти и носовой платок, превратившийся в сморщенный ком.
- Он просил тебя поехать с ним?
- В эту поездку? Нет. Это была моя затея. Однако же он был счастлив. - Я натянула шаль, как способ держать себя в руках. - После свадьбы люди многое открывают друг в друге. Я не хотела строить предположения, так что напросилась сама, чтобы выяснить, могу ли удовлетворить его плотские нужды, являемся ли мы, если можно так сказать, совместимыми.
- Ну и?
- О да, Джордж, мы подходим друг другу. Мы подходим.
Джордж вмиг стал очень серьезным. Почти такое выражение лица было у его брата после того, как мы занимались любовью. Я покрутила свой рукав.
- Ты обвиняешь меня?
- Нет.
- Ты считаешь, он передумал жениться на мне?
- Нет. Эдвин сходит с ума по тебе.
- Теперь я не совсем уверена в этом. Возможно, исповедуя такие возвышенные взгляды, он теперь неважного мнения о моих моральных устоях.
- Он - мужчина, Клара!
- Мужчина не сбегает и не покидает невесту в гостиничном номере. Он должен иметь намерение сбежать.
- Но Эдвин не забрал свой сюртук. - Джордж застучал кулаком по ограде. - Вот чего мы не знаем: приехал бы он сюда, если бы ты не была с ним.
Я ощутила ненамеренный укол обвинения.
- С ним случалось нечто подобное раньше?
Время для вопроса оказалось неподходящим. К беседке приближался шериф Холлистер.
- Извините, что прерываю вас. Это вы его брат?
- Да. Джордж Уолдоу.
- Завтра они собираются обследовать западную часть озера. Если не найдут его, боюсь, прекратят поиски. Чем дольше вы ожидаете, тем менее вероятно…
- Я знаю, - быстро прервал его Джордж.
- Самая пора нанять сыщиков.
- Пойдемте.
Мы прождали десять дней в "Кей-парке", пока два детектива пытались напасть на след Эдвина. Время угнетающе действовало на нас. По мере того как действительность становилась все более прозаичной, мы старались не говорить ничего, что могло бы расстроить другого. Мы без всякой цели плавали на лодке, Джордж беспорядочно рисовал, пока температура не упала очень резко и не установился сильный ветер.
Эдвин ушел в одной рубашке! Я думала о сонетах барда, определяющих любовь: истинная любовь "глядит на ураганы и никогда не содрогается". Я содрогнулась.
Сыщикам удалось выяснить, что Эдвин проследовал через Клинтон и Белойт, штат Висконсин, где на автобусной станции спросил, как проехать в Саванну, штат Иллинойс. Неделю спустя эти ищейки напали на его след в Дюбюке и Давенпорте, но вновь потеряли. Надежды Джорджа таяли. Он дал телеграмму родителям в Коннектикут.
Ранний мороз придал дрожащим на ветру листьям клена глубокий кровавый оттенок, а листьям дуба - болезненно-желтый. Как-то утром перед завтраком я подошла к окну гостиной и увидела Джорджа запускающим камни в озеро, один за другим, разозленно мечущимся по берегу, неистово швыряющим их. Он вернулся, дрожащий от холода и смущенный, когда увидел, что я наблюдаю за ним.
Во время завтрака раздался гогочущий шум: гуси возбужденно забегали по лужайкам, расправляя крылья. Один гусь захлопал крыльями и поднялся в воздух, более не удерживаемый земным тяготением, бешено гогоча. Остальные последовали за ним, образовав клин. Их красивые белые подкрыльники были окаймлены черным, шеи вытянуты в воздух. Затем стая гусей оторвалась от земли с сильным хлопаньем крыльев, с лужайки, на которой стояли мы, а другая стая снялась с воды и образовала свой клин. Вожак каждого клина быстро набирал скорость. Над озером и побережьем небо заполнилось: гогот звучал ликованием полета, свободы движения, вечного зова инстинкта.
- Эдвин назвал бы это великой драмой птичьей миграции, - сказала я.
Мы наблюдали, стоя близко друг к другу, но разделенные в наших печальных мыслях, пока птицы в небе не превратились в точки. А затем пространство поглотило их.
Гусь, о мой гусь, ты больше не привязан к земле, ты больше не мой. Не складывай свои крылья.
Все еще не отрывая взгляда от неба, я отбросила осторожность и спросила:
- Ты так и не ответил. Он когда-нибудь раньше сбегал?
Джордж, казалось, боролся с собой. Наконец пробормотал:
- Однажды. Но это было десять лет назад.
- Расскажи.
Джордж отвернулся и заговорил:
- Он учился в Эндоверском колледже в Массачусетсе. Во время каникул между семестрами Эдвин поехал на юг с сокурсником в направлении Чарлстона. Возвращаясь на север один, вместо того чтобы прибыть в Эндовер, он оказался здесь, на озере Джинива. И не мог вспомнить, каким образом попал сюда. Эдвин не помнил ничего, после того как сел на поезд, направлявшийся на юг. Мои родители не потеряли его, потому что считали, что он вернулся в Эндовер после поездки со своим другом, а он прибыл туда как раз в день начала нового семестра. Вероятно, пришел в себя сам здесь, на озере, а затем вернулся в колледж. Прошло несколько лет, прежде чем Эдвин признался мне в этом.
- Ты знал и не сказал мне? Просто предоставил мне свободу действий? Почему ты ничего не сообщил после того, как он сбежал из Натли подобно сумасшедшему?
От моих обвинительных воплей Джордж съежился. Прежде чем он заговорил, обращаясь к пустынному небу, прошла не одна минута.
- Потому что я не смог бы заполучить тебя в жены. Но вот он бы смог. - В его голосе послышались визгливые нотки. - Я не мог устоять перед перспективой твоего вхождения в нашу семью. И мне так хотелось, чтобы Эдвин добился тебя, был счастлив. Если бы ты сказала "нет", он бы сломался.