- Возьми его! Возьми его! Может, это будет напоминать тебе о том, что ты бросила.
Я поразилась столь необдуманному решению. Живо представила узкие ступеньки, ведущие в тесную комнатушку, которую она будет делить с Недом, настоящая щель, зажатая грязными стенами без окон, где невозможно даже взмахнуть руками, лестница, которая заведет ее в жизненный тупик. Я настояла на том, чтобы получить ее адрес, хоть временный, а заодно и адрес ее тети, чтобы не потерять девушку из виду и посылать ей кое-что. Что я и сделала, отправив два комплекта полотенец с пожеланиями всего наилучшего.
Она ответила несколькими неделями спустя, поблагодарив меня и сообщив, что ее мяснику представилась возможность получить место бригадира на Чикагской бойне, так что свадьба на некоторое время откладывается. Я написала записку, что опять приму ее на работу, даже на короткий срок. Никакого ответа не последовало.
Угрюмый мистер Бейнбридж, дородный актер с дорогой накладкой из искусственных волос, которую он носил с непередаваемым шиком, написал пьесу, и большинство из постояльцев пансиона плюс Эдвин и Джордж собирались посмотреть, как он играет в ней.
- Какую же роль вы исполняете? - поинтересовался Эдвин, которого я пригласила на ужин.
Мистер Бейнбридж серьезно уставился на свой пирог с мясом.
- Бесшабашного молодого человека двадцати трех лет, очень комичного.
Это он-то? Мне пришлось приложить усилия, чтобы подавить смешок.
Раздался входной звонок, и Мерри извинилась и пошла открыть дверь. Она вернулась с бледным как полотно лицом.
- Клара, полицейский офицер О’Мэлли хочет поговорить с тобой.
Эдвин, Джордж и Бернард одновременно подняли головы.
Миссис Хэкли взмахнула вилкой:
- Видите? Я говорила тебе, мистер Хэкли. Моральные устои женщины, работающей на фабрике, в конце концов падают.
- Заткнись, Мэгги, - резко оборвал ее мистер Хэкли.
Я чувствовала, как все взоры последовали за мной через арку в гостиную. Ни одна чашка не стукнула по блюдцу. Приземистый белобрысый полицейский стоял, заложив руки за спину, вид у него был усталый и равнодушный.
- Добрый вечер. Это вы Клара?
- Да. Клара Дрисколл.
Он вынул из кармана письмо:
- Это ваш почерк?
- Да, это написала я. Могу ли я спросить, каким образом письмо попало к вам?
- Назовите полное имя получательницы.
- Вильгельмина Агнес Уильямсон. Она работала в "Тиффани глас энд декорейтинг кампани". Я была ее непосредственным начальником. - Недоброе предчувствие охватило меня. - Что случилось?
- Вы узнаёте это? - Полицейский вынул из кармана осколок янтарного стекла. Он был оправлен в ржавую проволоку, скрученную в форме перстня.
- Да. Я дала его ей. Скажите, что же случилось?
- Дорогая вещь?
- Нет. Всего-навсего стекло.
- Девушку нашли сегодня в Слепцовом переулке в Четвертом районе, около шести утра. Она корчилась в судорогах и стонала, не в состоянии произнести ни слова. Рядом валялся пузырек с этикеткой "Карболовая кислота". У нее в кармане обнаружили ваше письмо и этот кусок стекла. Она скончалась в больнице через час после того, как ее доставили туда.
Я бессильно опустилась на кушетку, исторгнув негромкий, но пронзительный крик. Эдвин и Джордж пулей влетели в гостиную и засуетились возле меня, поддерживая с обеих сторон, Бернард и Мерри беспомощно застыли рядом.
- Не угодно ли вам проследовать со мной, чтобы опознать тело?
Я согласилась, хотя эта мысль привела меня в оцепенение.
- Я поеду с вами, - вызвался Эдвин.
- Конверта не было, - пояснил офицер, - только адрес, написанный на письме. Вам известно, где она жила?
- Не могу сказать с полной уверенностью. У меня имеется три ее адреса.
- Захватите их с собой.
Поднимаясь в полицейский фургон, я оглянулась на Джорджа, Бернарда и Мерри, наблюдающих за мной с крыльца, и поставила ногу мимо подножки. Эдвин подхватил меня. В фургоне он притянул мою голову к своему плечу.
- Искренне сочувствую. Мне известно, что она была дорога вам, - прошептал мой спутник.
Все это слишком напоминало историю соблазненной и покинутой в дешевом романе.
- Почему Вильгельмина не пришла ко мне? Я бы убедила ее, что она переживет это, как бы ужасно оно ни было. Мы могли бы принять ее обратно в студию. Любовь к работе спасла бы ее.
- Не берите вину на себя.
Прихожая морга в Четвертом районе представляла собой истинный бедлам Нового Света, до отказа набитый рыдающими иммигрантами. Здесь языки не разделяли людей. Плач был понятен без слов. Офицер О'Мэлли проложил себе путь к столу коронера, и я проследовала за ним, не чуя под собой ног, опираясь на Эдвина.
Коронер повел нас по холодному помещению, где под грязным покровом бок о бок лежали небольшие тела. В женском зале он отыскал № 2487 и откинул грязное серое покрывало до плеч. Лицо покойницы было искажено гротескной гримасой. Я кивнула и уткнулась лицом в грудь Эдвина.
Когда мы вышли в коридор, полицейский заговорил с двумя репортерами и затем спросил меня:
- Вам известно о ком-нибудь, у кого имелись основания убить ее?
- Ни о ком.
Он разгладил смятый кусок бумаги, чтобы я смогла прочесть его.
Вильгельмина!
Я остаюсь в Чикаго. Робота на скотобойне пастоянная. Не старайся найтить меня. Место для тебе отвратное. Я никогда не сабиралси жиниться на тебе. Это все были твои хвантазии. Оставайся со своими красивыми людьми и красивыми стеклянными штучками и забудь, что я был.
Нед.
Ярость вспыхнула в моей груди.
В голове всплыли слова из Шекспира: "Когда в раздоре с миром и судьбой…"
- Позвольте взглянуть на эти адреса, мадам. Я должен известить ближайших родственников.
Я представила себе безумную мать, приведенную в неистовство этой новостью в заполненной паром комнате, размахивающую своей огромной рукой. Позор заставит ее позабыть все приличия в выражениях. Она будет испытывать страх перед всеми на свете: мной, полицией, квартирным хозяином, владельцем потогонной мастерской. Этот страх грозил потопить и меня.
- Я могу поехать с вами? - вырвалось у меня.
Эдвин схватил меня за плечи:
- Вам не следует делать это.
- Я любила ее, Эдвин.
Офицер положил письмо в карман своего мундира.
- Поступайте как знаете.
На стук в дверь квартиры ее родителей никто не ответил, хотя швейные машины все еще стрекотали, несмотря на поздний вечер. Мы не добились объяснений в соседних комнатах, так что отправились к ее тетке. На темных лестничных площадках нас подстерегало ужасное зловоние. Мать Вильгельмины, тетка и трое маленьких детей сбились в кучку, устрашенные видом полицейского. Я представилась, стараясь таким образом разогнать страх.
- Что случилось? - Лицо матери было неподвижно, придавая ей решимости.
Разъяснение офицера заставило тетку разразиться причитаниями и всхлипываниями, но мать продолжала хранить ледяное молчание. Меня терзал взгляд ее глаз - темных пузырьков, плавающих в водянистом молоке, познавших поражение глаз, которые видели новую страну такой, какой она останется для них всегда, - несправедливой и неприветливой.
- Она солгала нам. - Тетка обращалась ко мне, будто это моя вина. - Она сказала, что работает прачкой в Коннектикуте.
Офицер показал письмо Неда матери Вильгельмины.
- Дура! - воскликнула мать.
- Что бы вы ни думали о ней, миссис Уильямсон, ваша дочь была хорошей девушкой и прекрасной работницей, очень уважаемой другими сотрудниками. Я каждый день с нетерпением ожидала встречи с ней. Прошу вас, не ожесточайте ваше сердце по отношению к ней.
Первым делом следующим утром я отправилась в кабинет мистера Тиффани и рассказала ему все, стараясь держать себя в руках.
- О нет, нет, нет, - пробормотал он, медленно качая головой. - Это та высокая девушка, которая утверждала, что фламинго не берут еду из рук человека?
- Да. - Это воспоминание дало мне минутную передышку. - Дерзости у нее было не занимать.
- Я так сочувствую. Мне известно, вы заботитесь обо всех своих девушках. - Морщины на его лбу прорезались четче. - У нее был отец?
- Да, и мать.
Воспоминание об очерствевшей матери Вильгельмины вызвало у меня слезы смущения. Мне никогда не следовало бы навещать их дом, раз Вильгельмина сказала не делать этого. Мистер Тиффани немедленно предложил мне свой накрахмаленный белый носовой платок, и я приглушила всхлипы вышитыми инициалами "ЛКТ".
После того как я взяла себя в руки, он мягко спросил:
- Вы не хотели бы, чтобы я сообщил об этом девушкам?
- Нет. Благодарю вас, я скажу им сама. Но было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы потом поднялись наверх и что-нибудь сказали им. - Я не знала, куда девать носовой платок.
- Оставьте его себе, Клара.
В большой студии утро началось точно так же, как и любое другое утро, и до меня дошло, что молоденькие девушки не читают газет. Я предчувствовала, что мне предстоит самое тяжелое задание, которое я когда-либо выполняла в этой студии. Я видела по лицу Элис, что она уже все знает и ждет, когда я скажу другим. Агнес вышла из своей отдельной студии на противоположном моему конце мастерской, выделенной ей недавно вследствие ее привилегированного положения как дизайнера витражей. Я почувствовала, что и три женщины старшего возраста - мисс Стоуни, мисс Берн и мисс Джадд - тоже знают. Должно быть, все пятеро прочитали об этом в "Таймс". Время подоспело.
- Сожалею, что должна сообщить вам печальную весть.