- Как правило, нет.
- Но можно пробраться в мужской отдел, когда у них перерыв на пиво в три часа, и посмотреть. Никто и не узнает, - поделилась своим секретом Вильгельмина.
Я прикинулась недовольной и продолжила объяснение по новому методу мистера Тиффани для более мелких кусков или сложных рисунков. В таких случаях кромки каждого кусочка стекла оборачивались узкими полосками тонкой медной фольги. Чтобы обеспечить ее плотное прилегание, сторона фольги, контактирующая со стеклом, покрывалась пчелиным воском. Наружная сторона фольги обрабатывалась муравьиной кислотой, которая позволяла паяльщику добиться сцепления кромок двух кусков стекла, обернутых фольгой.
- После того как каждый кусок стекла вырезан и окаймлен фольгой, помощники наносят на его обратную сторону каплю пчелиного воска и закрепляют на прозрачном мольберте. Это помогает наборщику видеть, что же получается.
В студии появился мистер Белнэп, так что я раздала девушкам задания и проследила, чтобы они начали работать. Художественный директор показал мне небольшую книжечку, озаглавленную "Стеклянные мозаики Льюиса Комфорта Тиффани, 1895 год", и порекомендовал заглянуть на вторую страницу. Там черным по белому утверждалось: "Многие из крупных мозаичных произведений фирмы были выполнены женщинами".
- Чудо из чудес! Он впервые публично признал существование шестого этажа. Однако немного же чернил он потратил. Еще бы капелька - и мог бы упомянуть мое имя.
- И что бы вы тогда делали с этой книгой?
Показала бы ее Эдвину. Мне хотелось, чтобы он понял, от чего я отказываюсь, если выйду за него замуж. Если. Если. "Если" с заглавной буквы.
Я пожала плечами:
- Просто безвестность угнетает.
Он бросил на меня утешающий взгляд.
- Филармония устраивает моцартовскую программу. Вы свободны, чтобы оказать мне честь посетить концерт в вашем обществе в субботу, через неделю?
- Да. Я люблю Моцарта, - ответила я после краткого колебания.
- Тогда сначала встретимся у "Шерри", на пересечении Пятой авеню и Тридцать седьмой улицы. И поужинаем. Ах да: мистер Тиффани желает, чтобы вы пришли в его кабинет.
- Что-то случилось?
Он одновременно поднял свои тщательно прорисованные брови.
- Что-то очень подходящее случилось как нельзя кстати!
С таинственным видом мурлыкая себе что-то под нос, мистер Белнэп сопроводил меня вниз, но так и не пожелал объяснить, в чем дело. Когда я робко заглянула в открытую дверь, коротышка Наполеон скакал, натуральным образом скакал вприпрыжку вокруг мистера Нэша.
- Взгляните, Клара! Прорыв! Переливчатость на выдутом стекле! Мы добились этого!
Второй прорыв: мое имя. Он назвал меня по имени.
На столе для обозрения стояло с десяток ваз. Корпусы некоторых целиком излучали перламутровое сияние, и только его отдельные блики играли украшающими штришками на других. Мистер Тиффани приплясывал вокруг стола, и мы вместе обследовали вазы со всех сторон.
- Они великолепны. Я знала, что вы добьетесь своего.
Художник дышал тем бросающимся в голову эфиром, который еще витает в воздухе после переломных моментов жизни, а я вдыхала то, что вылетало из его легких. Хотя мой отдел не имел отношения к изделиям из выдуваемого стекла, мистер Тиффани пригласил меня вниз полюбоваться тем, что жизненно важно для него, зная, что я буду ликовать вместе с ним. Это должно было означать нечто.
- Мы называем это стекло "фавриль", чтобы придать звучанию итальянского термина "fabrile - сделанный вручную" более французский оттенок, - объяснил мистер Тиффани.
- Когда вы думаете начать их продажу?
- Пока воздержимся. Продукция первого года пойдет в музеи - Смитсоновский, Чикагский институт искусств, Музей Виктории и Альберта, Музей декоративного искусства Лувра и Императорский музей в Токио.
- А как насчет "Метрополитена"? Вы пропустили свой родной город.
Коротышка выставил вперед подбородок, будто это увеличивало его рост, ставя вровень с достигнутым успехом.
- Генри Хейвимайер пообещал закупить по меньшей мере пятьдесят штук, чтобы преподнести в подарок этому музею. Я отложу для него самые красивые.
Со щемящей болью я подумала: "Как у меня только могла возникнуть мысль покинуть этот кипучий котел творчества? Или оставить его? Мистер Тиффани упомянул мой отдел в книге: верный признак того, что грядет еще более широкое признание. И он пожелал разделить свой триумф со мной, а не с какой-либо другой женщиной. Теперь, при связях с самыми крупными музеями мира, что может сулить будущее для моей работы? Окажется ли она когда-нибудь в музее? И как насчет нашей тайны об абажурах из свинцового стекла?"
На моей постели я обнаружила письмо, на котором лежала бело-кремовая роза:
Моя дорогая Клара!
Могу ли я называть вас так? Мысленно я уже несколько месяцев делаю это.
Как я вижу, вы являетесь истинным образцом независимой женщины, которая ведет самостоятельный образ жизни, имеет обширный опыт и наделена утонченным и приносящим глубокое удовлетворение призванием. Я уважаю вас за это, но обещаю, что со мной ваша жизнь будет более насыщена приключениями, нежели в вашем одиночестве.
Я был чрезвычайно занят. Именно это, и только это удерживало меня от того, чтобы денно и нощно не отходить от вашей двери. В среду вечером у меня была встреча с группой лиц, начинающих заниматься организацией "Гражданского союза" в поддержку правительственной реформы в интересах рядового гражданина. Там присутствовал магнат Дж. П. Морган. Я выступил с последней речью в 11:30. Затем вчера вечером состоялось заседание "Объединенных политических клубов", и все время с полудня до полуночи у меня было занято работой с ними. Бастующие работники по пошиву готовой одежды умирают с голоду. Я делаю все, что в моих силах, чтобы оказать им помощь, и уверен, что они победят. Запланировано мое выступление на другом массовом митинге в Большом зале "Союза Купера" в понедельник вечером. Там меня будет слушать множество прогрессивных деятелей левого уклона. Они просили меня выставить свою кандидатуру на выборы в Законодательное собрание штата, но время крайне неподходящее, если мы уедем в Мексику. (Я использую местоимение "мы", хотя вы еще не сказали "да", чтобы вы привыкли к этой мысли.) Если они хотят моего депутатства сейчас, то эта мысль не оставит их и через год или два, и тогда мне придется искать средства на проведение избирательной кампании. Так что, как я обещаю вам, жизнь со мной будет полна приключений.
Я занимаюсь изучением испанского языка.
Con amor,
Tu apasionado Эдвин.
О, милый Эдвин! Как стремительно летят его мысли. Лихорадочно стремительно. Это ослепляет меня.
Невзирая на мое восхищение его преданностью социальным проблемам, он достиг бы точно такого же результата, прислав всего-навсего только одну розу. Одну-единственную розу. Я оценила его умение удерживаться от искуса излишеств "позолоченного века", но более того я оценила размышления, которые навевает один-единственный цветок. Именно этот, не вполне распустившийся, пока еще не нес на себе печать преждевременного угасания, если только таковая не пряталась в венчике его закрученных лепестков. Из того, что мне теперь виделось, свернувшиеся лепестки сулили радость полной жизни, которая могла таить в себе необыкновенные приключения. Однако я жаждала превращать розы в стекло.
Мое двудольное сердце раскололось с грохочущим треском: и мистер Тиффани, и Эдвин требовали каждый свою половинку.
Я сидела на своей постели в одурении, крутя розу между большим и указательным пальцами, пока решение не пришло само собой. Я буду вынуждена уговорить мистера Тиффани изменить свою политику - если не для всех, то для меня. Если смогу убедить его счесть меня незаменимой. Если не смогу и если выйду замуж за Эдвина, то, возможно, буду жалеть и об этом своем втором жертвенном замужестве. В последующие месяцы я должна проявить такие блестящие способности, чтобы мистер Тиффани был готов позволить мне все, что угодно.
Глава 11
Хризантемы
Когда я на следующий день пришла на работу, то увидела сидящую на моем столе Вильгельмину.
- Я скоро выхожу замуж, - объявила она. - Так что, полагаю, это означает расставание с вами.
- Даже не хочу слышать об этом. Ты еще слишком молода. - Я жестом велела ей убраться, и она соскочила со стола.
- Мне восемнадцать. Самый подходящий возраст. Моя мать в Швеции вышла замуж еще раньше.
- Когда я приняла тебя на работу, ты утверждала, что тебе семнадцать, а это было три года назад!
Она уставилась прямо мне в глаза:
- Я соврала.
Мгновенное потрясение перешло в бешенство оттого, что меня обвели вокруг пальца.
- Значит, ты лгунья? Ты соврала и насчет подбитого глаза. Твоя мать засветила тебе, верно?
- Не имеет значения. Я хочу получить то, что мне причитается, чтобы можно было обставить комнату для нас.
- Для тебя и этого парня-мясника? Похоже, все серьезно.
- У него есть имя, миссис Дрисколл. Его зовут Нед Стеффенc, и он любит меня.
- А эта мастерская ничего не значит для тебя? Радость, доставляемая нашей работой? Это - неплохая жизнь, Вильгельмина, бесконечно лучше той, которая ожидает тебя… в другой роли. Ты - отличная наборщица, одна из лучших.
- Из меня выйдет отличная жена. Это решено. - Она подняла отколовшийся осколок янтарного стекла и прижала его к своему безымянному пальцу. - Можно взять его? Мистер Тиффани велел мне искать прекрасное.